| |
«Сказал от жажды гибнущий в пустыне:
"Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!"
Ему ответил спутник:
"О глупец, В воде иль без воды - один конец".
"Нет! - тот воскликнул. - Не к воде стремлюсь я,
Пусть в океане Духа растворюсь я!"
Кто жаждет истины, я знаю, тот
Без страха бросится в водоворот».
Саади
Глупец или обманщик тот, кто скажет тебе, что колесо истории движет стремление к власти и богатству, славе и признанию. Тот, кто вслушается в шелест листвы пыльной чинары за окном, кто спросит речную гальку и лазуритовые бусы, кто поднимет глаза к теплым пушинкам далеких звезд, познает, что из века в век вперед влекут только три вопроса: что, как и почему? Кто умеет их задавать, никогда не станет слепым, а, значит, шаги по пескам времени не приведут его в трясину. Так знаю я, Ясмин Мекрани, за глаза называемая Духтар-аль-Мор, и то есть истина.
Глупец или обманщик тот, кто скажет тебе, что мир исчерпывается отчим домом, а все прочее – земля врагов и добычи. Тот, кто внемлет бегущим с гор серебряным ручьям и черным ветрам пустыни, холоду ограждающих мир людей вершин и иссушающему солнцу, знает: границ не существует. Их нет ни за седым Кафом, ни за зеленым Синдом, землей Райев, ни за Столпами Джебель, на за солеными водами Варкаша, что еще называют Шизиром. Нет их и между мирами людей, духов и мертвых. Так знаю я, Ясмин, дева человеческой крови Севара из рода Мекрани по отцу, и дева змеиной крови Заххака рода Вадага по матери.
Так было, так есть и так будет: сказка никогда не закончится: будет только перевернута страница. Быстра человеческая речь, но годы текут медленно.
Чужие пальцы, дряхлые от книжной пыли, уже коснулись страниц моей жизни. А пока что я сижу в прекрасном саду, слыша, как прощается со мной листва старых смаргадов, рубин роз и невинность жасмина, гладь пруда и перезвон подвесок, защищающих дом от Дэвов-с-гор. И только древний Каф над головой по-прежнему безразличен: он, видевший взлет и падение Империй, множество смертей и рождений, подвигов и предательств, ни капли не жалеет дочь, что скоро навсегда покинет его вечную тень.
Я знаю, что моя смерть для Мекрани – только начало нового рождения, но все равно плачу: сердце не всегда принадлежит разуму, а как иначе унять свою боль, кроме как жемчугом слез, я не ведаю. Звенит золотая брошь-тасни в виде головы змеи, вторят ей горным эхом мелодичные цепочки сережек-дарр: они прощаются со всем, что мне дорого.
И я шепчу им в ответ, соединив ладони и всхлипывая:
-Намас-сте, мер адиль…
Прощайте, мои книги и таблички.
Прощайте, мои цветы и кошки.
Прощайте, мои горы и степи.
Прощайте, моя кровь и люди.
Прощай, Ширани, рабыня своей судьбы.
Прощай, Мекрани, покойница своей земли.
Здравствуй, Дева-из-Завтра.
В далеком Багдаде или даже Руме я не забуду тебя, мама – я люблю тебя. Я не забуду вас, моя кровь.
Жизнь моя досель была вкусной, как ширванский плов с сотней специй, как самаркандские сладкие лепешки, как крутобедрые дыни в меду. Сколько я помню себя, мне все легко давалось: сказывалась мудрая змеиная кровь. Быстрее всех я открыла свой разум буквам и цифрам, первой со всеми подробностями запомнила три тысячи лет Ширани, раньше прочих научилась писать и рисовать. Мне никогда не приходилось трудиться ради знаний: они сами наполняли меня, как вода – пустой сосуд. Вот только у некоторых он бывает чашей, у других – миской, у третих – кумганом, а мне достался настоящий хурджин. И, благодарение богам отца и матери, я могла не только запомнить все, что мне говорили, но и поделиться знанием с другими: ведь два самых бесполезных и отвратных Небу и Кафу человека на свете – это скупец, не тратящий свои богатства на людей, и мудрец, единолично владеющий своими знаниями.
Я всегда старалась быть полезной и приятной другим: словом и делом, улыбкой и компанией. Если тяжело дяде Умару – сяду на колени, рассказывая о радостях своего дня. Коли птица печали коснулась крылом лица брата Малика – прикажу седлать коней и потащу его за собой купаться к ручью. Увижу тоску в глазах старого дяди Рихата – спою одну из долгих легенд и станцую, отбивая ритм на бубне-даффе с семьюдесятью медными кольцами. Узнаю, что плачет тетушка Зулейка – приду вместе с луной к ее ложу и буду долго-долго слушать, давая возможность излить беду моим ушам. Встречу сестру Улю – по обычаю спрошу «хаваал», и долго буду выслушивать все сплетни, ей известные.
Вот только помощь делом рук мне не давалась - словно джинны заколдовали. Все то, что я знала, рассыпалось песком сквозь пальцы, стоило мне применить знание на практике. А, может быть, так боги намекали, что это – не мой путь? Не знаю. Поняла я только одно: лучше не пытаться порадовать отца попыткой приготовить халим или ниргиси хофтаи, а тетушек расшитым платом-саригом – только хуже будет. Я хорошо помню мученическое выражение лица папы, пробующего мою стряпню и старающегося доесть все до конца, и визг Джедие-ханум, когда оказалось, что я случайно зашила в и без того неказистый шальвар иголку – а я ведь не со зла!
Воистину мне лучше было следовать советам благородной матушки и не искать себя там, где мне нет места. Раз уж моим даром рождения стали быстрый, как лурская стрела, разум и приятное глазу лицо, то и не стоит тратить время на то, что смогут сделать за меня рабыни и младшие жены. Все равно тот крови моей, кто станет мне мужем, будет любить меня и без умения в этих практических мелочах: главное, что беседы со мной будут украшать его вечер, а мой лик будет радовать его сердце. А уж что делать так, чтобы получилось лучше, чем у прочих, я сумею объяснить тем, кто преклонит свой слух к моим советам, тем паче, что я не стеснялась спрашивать лучших в своем ремесле, как они так умеют и в чем те их секреты, которые не запирают уста на три замка.
Меня манило все вокруг: от древних легенд, вспоминающих еще времена, когда поныне живые и уже мертвые боги ходили среди нас, до тонкостей выпаса овец, от науки счисления до правил игры в човган и бузкаши: и плевать, что к последней женщин не допускают вовсе! Даже если они переоделись в мужской камиз-шальвар и нарисовали себе пушок над верхней губой и постарались огрубить голос – все равно не допускают! А потом от этого больно и обидно!
Но превыше настоящего меня манили тайны былого. Слушая касыды акынов под переливы абрикосовой зурны или орехового дамбиро с тремя струнами, я словно сама оказывалась в тех стародавних летах, своими глазами видя славных батыров и прекрасных пэри, ужасных дэвов в клубах дыма и седобородых маджисов. Как я хотела оказаться среди них, став равной Меритерес или Саломее! Но истории странников были полны противоречий, и в поисках единственно правильных версий я обратилась к книгам. Но и там были различия, которые только побуждали меня искать еще, и еще, и еще…
В поисках ответов на свои три вечных вопроса я не делала различий между языками, на которых выведены те или иные строки, равно учась читать арабскую вязь и символы санскрита, плавность изгибов фарси и строгость румийского письма. Меня манили слова и скрытая за ними история, завлекало то, как разные народы обозначают одно и то же явление, почему одни слова столь похожи, а иные различны, подобно небу и земле. Я искала забытую память и то, что осталось только в сказках, пытаясь найти в истории упоминание о прекрасных растениях гуль-хаидаан и анар-гриваан; о царе Нимрозе и его сорока наложницах из лазурита, о царе Ашшаре и его девяносто девяти походах; искала упоминания о вере моей матери о ее змеехвостом предке, о Городе Черепов и о том, как подчинять себе джиннов; о том, кто жил на нашей земле до нас и куда ушли царства из легенд.
Но ошибется тот, кто скажет, что Ясмина была затворницей. Как и все девушки из Ширани, я по весне ходила в поле за дикорастущими цистами и травами, седлала своего коня, отдавая себя степной воле, обвязав пояс веревкой, шла к высокогорным источникам, в которых по ночам плескались прекрасные пэри со змеиными хвостами или птичьими крыльями. Я знала упоение танца в круге и прыжки через костер, относила вместе со всеми умерших на вершину башни и ходила с казаном мяса в становище, раздавая пиршество моего отца «младшим братьям его слуг». Жизнь моя за пределами дворца-мари была такой, как заведено исстари – а как давно это «исстари» началось, мне было не менее интересно, чем сама жизнь.
В самом же мари, среди любящих родственников и книг, я могла делать все, что пожелаю, и так, как пожелаю, благо желания мои никогда не были предосудительны. Правда, один раз мне все же крепко досталось, когда я без спроса вломилась в покои Мухаммеда аль-Хорезми, да преумножит его Аллах знания этому достойному мужу. Я была возмущена и обижена на весь белый свет… до следующего утра, пока ученый муж не позвал к себе и, чуть пообщавшись, предложил вместе читать строки сокровищ. После этого я простила ему все, и даже будущие прегрешения заочно: такой шанс узнать что-то новое упускать было никак нельзя.
И, кажется, я даже сумела произвести благоприятное впечатление на богатого знаниями перса, раз он предложил отправить меня в Обитель Мудрости в Гундешапуре. Отец мой – долгие лета ему! – конечно же, ответил отказом, но я и не расстроилась… сильно не расстроилась, потому что тогда еще верила, что судьба моя – быть в тени Кафа, а если и покидать ее, то лишь ради скорого возвращения. Ах, если бы к тому дню была жива мама, она бы наверняка сумела, заглянув в грядущее, повлиять на своего супруга и господина, но мне те таланты были не доступны, и возможность избежать предначертанного рассеялась, как утренний туман в зеленой чаше высокогорной долины.
Немного времени, коль мерить рамками жизни взрослых, прошло с тех пор, прежде, чем я узнала, что Хазрат-Харун забирает меня из отчего дома, изъязвленного камнями громадных катапульт. Закончилась осада, закончилось мое сидение в темных комнатах у самых корней мари и страх за жизнь моей крови. Став искупительной жертвой, я попаду в Столицу Мира, где пропущу через себя новые ответы на три вечных вопроса, и уж точно никогда вновь не переживу тяготы вражьей армии у стен.
Все еще впереди. Новая страница еще не написана, но палочку уже обмакнули в чернила…
-
И если даже тысяча пчёл поцелуют лепестки сего цветка, и тогда не смогут собрать они весь медовый нектар твоего поста.
И если даже тысяча диких лошадей пронесутся сквозь это поле, и тогда не смогут они затоптать всходы твоего красноречия, тянущиеся к небесам ибо причастны солнцу.
И если даже тысяча джиннов нашлет на нас холод и мрак, и тогда лишь соберёмся мы у созданного тобой, согреемся им и увидим в нем грядущее совершенство нашего дела.
Я говорил, что ты гений?
Повторяю. Гений.
-
+1 Читала с упоением)
-
Эпично так.
-
Тягуча сладость речей твоих, но выборы - драгоценные камни!
-
По-арабски поэтический, каллиграфический очерк, как и полагается Франческе. Ставлю ментальный плюс.
-
Прощайте, мои книги и таблички.
Прощайте, мои цветы и кошки.
+
:)
|
 ссылка"Разве ты не видел, что солнце было больным,
А когда взошёл Харун, оно воссияло снова,
Везением Доверенного Аллаха Харуна, обладателя щедрости,
Харун — правитель, и Яхья визирь его" Аль-МавсилиЭта история начинается в те дни, когда благословенный век Харуна ещё не близился к своему излёту, когда тело халифа ещё не подводило его, а вокруг не кружились, предвидя кровавое пиршество, стервятники. Это история начинается девятнадцатого мухаррама, в год сто восемьдесят седьмой, когда прошло шестнадцать лет от правления Ар-Рашида, шестнадцать лет спокойствия, свободы от войн, чумы и всяких бед. Эта история начинается тихой арабской ночью, в Багдаде, полном пышностью изысканной жизни. Лунный свет серебром ложился на изумрудный купол дворца Аль-Мансура, и фонари стражей из шудры, словно светлячки, скользили по городским стенам , по узким улочкам, по чёрной воде каналов... О Багдад, как описать тебя, светлое око мира? Ты пахнешь корицей, камфарой и гранатовым соком, в тебе твёрдость дамасских клинков, изящество синского нефрита, мягкость изысканнейшего румского шелка! Ты — сияние сарандибских самоцветов, ты — величайшая из жил асванского золота посреди пустыни, ты — поэма, вытканная ахмарским жемчугом на самаркандской бумаге, ты — синдский слон, пред которым склоняются львы! Вообрази себе, вазир, бескрайние ряды резных ворот и украшенных зубцами башен, вообрази разноцветные купола, возвышающиеся над садами, полными пальм и кипарисов — такие дворцы возводили ещё жители древней Хиры, и как столетия назад, за высокими стенами, богачи прогуливаются по садам, усаженным лилиями, розами и белыми маками, силясь ночной прохладой отогнать дневной жар. Кто знает, может прямо сейчас, в укромном закутке, образованном выступами неровной стены, айары прислонили нож к чьему-то животу, и напрасно случайный прохожий оборвёт горло — уши знати внимают лишь струнам ребаба, да голосам певиц, поющих стихи Абу Нуваса: — О, как прекрасна эта ночь и как благословенна! Я пил с любимою моей, любви пил кубок пенный. Я поцелуя лишь просил - она была щедрее, От счастья я в ее отказ поверил бы скорее! Многозвучна арабская ночь, полна стрекотом цикад, звоном кубков и стонами влюблённых! Уже последний торговец закрыл лавку ставнями, и ученики ложатся спать на минарете, обмениваясь шутками о своём учителе, и странники разместились на ночлег в мечети, и обитатели квадратных одноэтажных домиков расстелили циновки на крышах, спасаясь от летнего зноя, и разнесся уже давно клич муэдзина: — Аллаху Акбар! Нет бога кроме Аллаха и Мухаммед — посланник Аллаха! Спешите на молитву, спешите к спасению! Аллаху Акбар! Нет бога кроме Аллаха! Но даже эту пестроту звуков не сравнить с дневным гомоном, со всепоглощающим шумом городской жизни. Тиха арабская ночь! Умолк Большой Базар в Кархе, голоса над которым днём разносятся будто воинства всех царей земли сошлись на последнюю битву, и Малый Базар в Баззе, где армяне, ромеи и евреи состязаются в алчности и сметливости. Молчит Круглый Город, обитель катибов да мавали Высокой Службы, и квартал Басрийских ворот — дом шарифов, и лежащая за ним Шаркия — обитель ортодоксальных суннитов, и северные и западные кварталы, где обитают в основном солдаты из абны и аббасийи, и трущобы бедняков, и молитвенные хижины суфиев на окраине... Лишь с рассветом Город Мира возродится вновь, лишь с рассветом... Но что это? Отчего по обе стороны стремительных вод Тигра горят огни? Отчего освещены купола дворцов — и даже сам Дворец Блаженной Вечности Аль-Хулд сияет словно восходящее солнце? Что встревожило восточный берег, кварталы Русафа и Мухаррим, где обитают принцы и высшая знать? Ты проснулся той беспокойной ночью, о вазир, ибо что-то нарушило твой покой, и слышались тебе во мраке звон оружия, слабые мольбы умирающих, и виделись тени грядущей смуты... Ты прислушался, и ничего не услышал, кроме ровного биения сердца Багдада. В блаженный век ты живешь. И это никогда не изменится. Ты уснёшь, о вазир, уснёшь не ведая, что только что мир навсегда изменился. *** Той ночью, Повелитель Правоверных Харун Ар-Рашид отдыхал со своим любимцем Джафаром ибн Яхьей в Аль-Анбаре, одном из предместий Города Мира. Лилось алой рекой вино, среди армянских ковров восседали друзья детства на резных ложах из индийского тика, и вспоминали свою бурную юность. Их связывала больше чем дружба — любовь. Не уподобляйся, о вазир, тем, чьи языки суть чёрные скорпионы, жалящие сами себя, не гадай, были ли то узы братства или противоестественная страсть, но довольствуйся тем, что эти двое прошли через многое и поверяли друг другу самые тайные мысли. Бывали между двумя и ссоры. Сколько раз защищал Джафар несправедливо осуждённых подозрительным и скорым на расправу Харуном? "Он больной старик, который скоро умрет!" — кричал на Повелителя Правоверных тот, кто был ему ближе родных братьев, когда тот решил бросить в темницу шиитского имама. Халиф делал вид, что принимает этот довод, но после всё равно казнил того, в ком видел даже тень угрозы собственной власти. И многое из того, что делал Джафар, сам Харун сделать не мог — Повелитель Правоверных побудил придворных присягнуть его малолетему сыну, лишь Джафар и лояльная ему хорасанская знать откликнулись на зов. В ту пору многие завистники и недруги названного брата халифа говорили, де, Высокая Служба велит, но лишь волю Джафара... Ещё в дворцах Бармакидов собирались многие вольнодумцы — шииты, мутазилиты, суфии, хариджиты, христиане, иудеи, сабеи — и напрасно объяснял Джафар, что лишь призывает мудрых дабы те могли поделиться друг с другом идеями, ибо в споре двух мудрецов правы всегда оба... Было и многое другое. Было — и прошло. Несколько недель назад, Харун помирился с Бармакидами — как с Джафаром, так и со своим молочным братом Фадлом и названным отцом Яхьей — и одарил их роскошными придворными одеждами. Вспомнил мудрый властитель мира, что именно Бармакиды стояли подле него, когда он восходил на престол. Именно их мудрые советы позволили ему умаслить армию, верную покойному брату Харуна, укротить восстание в Хорасане, примириться с Алидами, отладить сбор налогов по всему Халифату... И пусть Бармакиды настаивали на передаче трона Абдаллаху — старшему сыну Ар-Рашида, в ущерб действующему наследнику Мухаммеду, разве не приняли они волю Высокой Службы? Мир вернулся в семью, Харун и Джафар ели фисташки с ониксовых блюд, и вспоминали былое. Вспоминали прогулки вдвоем по ночному Багдаду, выезды на охоту, игру в поло на ипподроме в Ракке, голубиные бега... Вспоминали они и объятия красавиц, которыми оба наслаждались вместе — вспоминали, как могут вспоминать лишь двое мужчин, приближающихся к четвёртому десятку, но не утративших при этом жар и дух юношества. Вдохновлённый речами, Харун вдруг встаёт. — Субхан Аллах, брат мой. Солоны воды памяти, приятные телу, но неспособные утолить жажду в зной. Пусть кругом зима и слякоть, слова твои как чернила поэта, отпечатались в душе моей и побудили припасть к источнику сладости. Знай же, что этой ночью я буду веселиться и желаю тебе того же. Джафар тоже поднялся. Тень пробежала по красивому лицу его, но губы растянулись в улыбке. — Да пошлёт Аллах тебе сыновей, старший брат, и да не омрачится радость твоя. Халиф шутливо похлопал его по плечу — Я не шучу, брат мой. Не будет мне ни радости ни покоя, если не буду я знать, что ты счастлив! Ступай же к себе, выпей вина и насладись женщиной! Таков мой приказ! Бармакид поклонился, а после припал губами к пальцам друга. — Как пожелает Повелитель Правоверных. Стоило Джафару уйти, Харун сразу же помрачнел и уселся на своё место. — Уберите всё. Резко бросил он скрывающимся за занавесом подавальщицам. — И пошлите голубя в Багдад. Пора. Воистину, между сыном Махди и сыном Яхьи была любовь. Но как мудро заметил поэт, три вида любви бывает: "Любовь — связь, Любовь — лесть, Любовь — убийство". *** На душе Джафара было неспокойно — слишком хорошо знал он нрав всего названного брата, и с лёгкостью распознавал притворную веселость. Вернувшись в свой шатер, мужчина какое-то время сидел в темноте без движения, и лишь после, словно смахнув с себя сонную негу, поднялся и начал готовиться ко сну. — Посланец принёс слова Повелителя Правоверных! Окликнул Бармакида снаружи слуга. Харун послал подарки — вино, сладости, сушеные фрукты — и заодно приказал рабам ещё раз повторить, что приказывает своему названному брату радоваться этой ночью... Пришлось в самом деле вызвать женщин с музыкальными инструментами и поэта Абу Заккара. Вскоре, под ночным небом Двуречья разнеслась музыка и пение. — Хотят люди чего-то от нас, Не спят люди из-за нас, Желают знать они, Что мы скрыли. Абу Заккар был стар и слеп, и всё же даже его голос прервался, столь тяжелым сделалось молчание сына Бармакидов, когда новый посланец от халифа принёс ещё больше сладостей и вина... — Господин мой, Повелитель Правоверных оказывает тебе такой почёт! Отчего ты так печален? — У меня дурное предчувствие. Он что-то задумал. — Отгони свои страхи и предайся удовольствиям! Вскоре шатер окружили вооруженные воины аль-Хассы, во главе с Ясиром аль-Рахла. — Повелитель Правоверных зовёт тебя. Коротко бросил тот евнух. Названный брат халифа сразу же понял всё. Без особой надежды попросил он разрешения войти в шатер дабы оставить распоряжения, а получив отказ прямо спросил — Какой приказ дал он тебе? — Повелитель Правоверных хочет твою голову. Джафар покачал головой. — Он должно быть пьян. Берегись, возможно он вскоре пожалеет о своём приказе. Это был хороший совет — Ясир явно задумался прежде чем ответить — Мне не показалось, что он пьян... В голосе евнуха явственно читалось сомнение. — Не убивай меня до завтра, и я хорошо вознагражу тебя. Завтра же, если Повелитель Правоверных не изменит своего решения, делай что должен. Не случайно, Джафар ибн Яхья по всему Халифату известен был своим красноречием. Но после недолгого колебания, аль-Рахла покачал головой. — Нет к тому пути. — Тогда хотя бы отведи меня к Повелителю Правоверных и дай возможность оправдаться! Продолжал давить Джафар, и на этот раз евнух кивнул. — Это возможно. Харун ждал в своём шатре, сидя на молитвенном коврике. — Где голова Джафара? Быстро спросил халиф вошедшего Ясира. Тот опешил. — Я привёл Джафара... Попытался произнести незадачливый слуга, но Повелитель Правоверных не дал ему закончить, мгновенно подскочив с места, словно потревоженный карканьем воронов леопард — Мне не нужен Джафар! Мне нужна его голова! И Харун Ар-Рашид получил желаемое. Взяв отсечённую голову в руки, долго еще он осыпал ее оскорблениями, в кровожадном исступлении снова обвинял в обидах, о которых Джафар, будь он жив, и не вспомнил бы... Ясир туповато переминался с ноги на ногу в ожидании награды, заметил евнух и то, что в шатер прибыли хаджиб Фадл ибн ар-Раби, военачальник Харсама и евнух Масрур, прозванный "Меченосцем его мщения". Наконец, халиф обозрел всех собравшихся — в глазах его стояли слезы. — Харсама. Доставь это, — он протянул голову какому-то рабу, — и тело в Багдад. Выставьте останки на трёх мостах, дабы каждый знал, что бывает с изменниками. Масрур, немедленно вели заковать в цепи Яхью и Фадла Бармакидов, а также всех, кто служит им. — Всех, Повелитель? Невольно переспросил Масрур — речь шла о тысячах человек. — Всех! Рявкнул Харун, и тут взгляд его застыл на Ясире, так и стоящем с окровавленными руками. — И отрубите этому голову. Махнул рукой халиф. — Не могу смотреть на убийцу Джафара. *** В ту ночь начинается наша история. В ночь, когда Харун Ар-Рашид пролил кровь, что не смыть всей водой из четырёх рек. В ночь, когда мы впервые встретим наших героев. История IСалах
Этот город — часть тебя, Салах ибн Мади ибн аш-Шахид аль-Лахми.
Часть твоей кровной линии.
Ровно сорок лет назад, твой дед был в числе каменщиков, заложивших первые кирпичи в основание Дворца Золотых Врат. Когда же купол, зелёный как облачения праведников в Джаннате, вознёсся над городом, старик рыдал, ибо даже в родной Хире не доводилось ему видеть такой красоты...
Поначалу, ваша семья была богата. Аш-Шахид Аль-Лахми возводил для знатных особ один хирский дом за другим — хирскими домами же называли особенно роскошные здания с тремя фасадами и купольным бахвом, украшенным зубцами.
Город постоянно рос, руки у старого Шахида были, что называется, золотые...
Пока однажды, его не зарезал какой-то сумасшедший последователь Аль-Муканны.
Твой отец, Мади ибн аш-Шахид, был человеком совсем иного сорта. Как говорили, вечером, когда он был зачат, твой дед и твоя бабка случайно попробовали кушанья со стола чиновника, принесённые им в дар знакомым.
Мади любил вино, любил бренчать на ребабе и что-то петь, скорее эмоционально, чем красиво. Ремеслу он учился плохо, скорее в силу природной рассеянности, чем недостатка таланта, и быстро связался с Айарами.
В особенности же отличала его впечатлительность.
Порой на минбар восходил харизматичный ваиз, который потрясая руками обвинял шиитов в расколе фитны, когда порицал пьянство, разврат, лицемерие! Почему покровительствуемые не носят предписанные им одежды?! Почему мужеложцы соприкасаются устами на улицах?! Почему молодёжь увлеклась всем персидским?!
От таких речей у твоего отца сами сжимались кулаки.
— Машалла!
Кричал он, и многие подхватывали тот крик.
В общем, Мади ибн Аш-Шахид для одних слыл благочестивым человеком, ревнителем веры, а для других недалеким и необразованным простолюдином.
Для тебя он был отцом. Местами строгим и берущимся за палку, местами весёлым и добродушным.
Каждое утро ты целовал ему руку и вставал в почтительную позу, ожидая какого-нибудь указания на день.
— Вы, суд мирской! Слуга Аллаха тот,
Кто судит нас, руководясь законом.
Пусть жен не всех в свидетели зовет,
Пусть доверяет лишь немногим женам.
Пусть выберет широкобедрых жен,
В свидетели назначит полногрудых,
Костлявым же не даст блюсти закон -
Худым, иссохшим в сплетпях-пересудах.
Сошлите их! Никто из мусульман
Столь пламенной еще не слышал просьбы.
Всех вместе, всех в один единый стан,
Подальше бы! - встречаться не пришлось бы!
Пели отец и его друзья хором, а ты выглядывал из-за занавеса.
С детства узнал ты силу единства. Когда Шииты подожгли твой родной квартал Ячменных ворот, ты вместе со всеми бегал за вёдрам к каналу тушить пожар — и очень огорчился, когда тебя не взяли мстить.
Правда, потом вы — ватага мальчишек — собрались и пошли в Карху забрасывать дома поганых шиитов грязью.
Но стоило бросить всего несколько комков, как навстречу вам высыпала другая ватага. Завязалась драка, в которой ты вдруг узнал, что оказывается превосходишь по силам большинство если не вообще всех сверстников!
И когда вы победили — какое же это было упоение, смешанное с болью от синяков и ушибов...
— Шиитские хинзиры, будете знать как поджигать наши дома!
Один из мальчишек "другой стороны", потирая разбитый нос, прямо-таки вылупился на тебя и со странным акцентом переспросил
— Ты че, решил мы шииты?
На всякий случай ты разок пнул его, но потом всё-таки осведомился
— А кто?
— Мы евреи!
— Но... это же Карха?
Побитый юнец расхохотался
— Это Базза! Карха южнее!
Настало время тебе смущаться.
— Ну... может вы тоже наш квартал подожгли?
Как-то неуверенно поинтересовался ты, но мальчик с разбитым носом только рукой махнул.
Неудобно получилось.
— Может вы знаете где шииты живут?
С максимальной вежливостью, на которую ты был способен после того как разбил человеку нос, осведомляешься. В ответ — вздох.
— Знаю где караимы живут. Надо?
— Кто?!
— Ну, караимы. Отступники.
— Они шииты?
Твой вопрос явно поставил еврея в тупик.
Он подумал какое-то время и наконец честно признался.
— Не знаю. Может быть. Я спрошу папу.
На том и разошлись.
С шести лет в твоей жизни появились работа и школа.
Учился ты при небольшой районной мечети — своего рода центре жизни всех прилегающих улиц, втором доме каждому мусульманину... И это вовсе не преувеличение! В мечеть сходились по утрам люди обсудить все свежие слухи, торговцы днём прятали в ней ставни, которыми на ночь закрывали лавки, в мечети спали бездомные и, вот, учились дети... Учились, конечно, только основам арабского, на уровне достаточном, чтобы читать Коран, и счету, зато совершенно бесплатно!
Что до работы, ради неё отец вывозил тебя за пределы города и вёз вдоль бескрайних пшеничных полей.
Здесь тебе следовало раздеться до набедренной повязки, а то и вовсе догола, и забраться на вершину высокой усечённой пирамидки, после чего громко кричать и махать руками, завидев ворон.
На соседних полях тоже были пирамидки и дети — вы забавлялись перекрикивая друг друга и строя рожицы — но вообще работа была тяжелая. Целый день на чудовищной жаре... как же болела твоя голова...
Хорошо что ты был крепким, а?
Зато половину заработанного отец отдавал тебе — трать как хочешь.
Так проходило твоё детство, и понемногу ты пообвыкся. Теперь-то ты мог найти путь и в Карху, и в Баззу, и на поле у Куфской дороги. И если какой распутник предлагал тебе свои дирхемы, ты уже точно знал за что именно тебе их предлагают, а также на какое расстояние нужно отбежать от такого человека, чтобы кинуть в него камень и не быть пойманным.
Мальчишка становился подростком.
Теперь вы уже вместе с отцом читаете Коран.
Заодно ты узнал, на что шли деньги, заработанные тобой в роли "живого пугала" — отец отправлял их в Тарс воинам джихада, от твоего имени!
— Видишь, Салах! Ты — хороший мусульманин! Иные избегают этого и во взрослой жизни, а ты делал с детства, и Аллах видел это!
Когда тебе исполнилось шестнадцать, отцу пришла в голову новая идея — самому отправиться в Тарс! Сразиться с неверными не деньгами, но силой оружия! И, конечно, несмотря на робкие протесты матери, Мади ибн Аш-Шахид призвал тебя поехать с ним!
Всей родне удавалось удерживать его два года.
Патриарх семьи, один из братьев покойного Аш-Шахида, лично запретил ему ехать пока у его дочери, твоей сестры, не пойдёт кровь, и она не будет выдана замуж...
А потом... потом случилась та самая ночь.
Ты возвращался домой с пирушки, предвидя взбучку отца, и жевал бетель чтобы отбить запах вина, когда прямо на тебя из темноты выскочил человек.
Странный то был человек — одетый в одну лишь длинную рубаху, но из белого египетского полотна, которое, как ты знал, стоило сто динаров за кусок — больше, чем ты заработал за всю жизнь!
За ним явно гнались. С противоположного конца улицы слышался лязг оружия, за поворотом мерцали отсветы фонарей.
— Мальчик, мальчик! Где ты живешь?!
Вдруг схватил тебя мужчина, носящий на нагом теле целое состояние.
— Я служу Бармакидам! Я хорошо тебя награжу если спрячешь меня!
На вопрос "Знаешь ли ты Бармакидов", в Багдаде принято было отвечать "Знаю ли я кого-то кроме них?!"
Конечно, ты знал, что Яхья ибн Халид — визирь халифа, а его сыновья, Фадл и Джафар, также занимают высочайшие посты и сверх того наставляют принцев.
Пару раз ты даже видел на каналах огромные корабли Бармакидов,
Но ещё ты знал, что если кто-то гонится за человеком в рубашке из египетского полотна, то этот кто-то должен быть ещё опаснее своей добычи...
Всю твою жизнь отец учил тебя: что долг мусульманина — помогать попавшему в беду.
Всю твою жизнь улица учила тебя, что сунувшись не зная куда и зачем, можно оказаться в еврейском квартале — повезло тебе тогда что ты не забрёл с ватагой к Басрийским воротам, где обитали Шарифы. Какой был бы позор — бросать грязь в дома потомков рода Пророка!
И кто знает, если ты выполнишь свой человеческий и религиозный долг — в чей дом ты бросишь комок грязи?
Тепло материнского тела. Аромат благовоний. Шёлковая женская одежда. Три истины есть в мире — нет бога кроме Аллаха, Мухаммед Пророк его, а Камал ибн Вали — счастливейший из людей!
Десять лет провёл ты на женской половине, вверенный заботливым рукам рабынь-христианок, которые омывали тебя с ног до головы, одевали, раздевали, нарезали тебе пищу мелкими кусочками, глотая которые ты точно не подавился бы...
Даже когда ты болел — а болел ты часто — всё что ты помнил была какая-то невероятная, всесторонняя нежность, окружающая каждый твой шаг и каждое слово.
Припал губами к материнской руке? "Ах какой хороший мальчик, как он любит свою маму!"
Сломал игрушку? "Ах какой маленький воин растёт!"
Шлепнул рабыню по заднице? "Ах, маленький шалунишка, сейчас ему ещё рано, но вот когда подрастёт!"
Казалось, даже если бы ты обмочился, это стало бы поводом для всеобщей радости (может так оно и было, но такого раннего детства ты не помнил).
Тебе нравилось чувствовать всеобщее одобрение — может потому ты так быстро научился произносить "Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед Пророк его", а следом и "Во имя Аллаха, Всемилостивого и Милосердного" и ещё несколько славословий.
В мечети ты стоял рядом с матерью и пару раз слышал в свой адрес: "Ах, какая милая девочка!"
Наверное, ты бы обиделся, если бы знал, что на это стоит обижаться.
С пяти лет у тебя появился учитель, Муса аль-Бухари.
Его стараниями ты понемногу начал читать по арабски, особенно же он старался натаскать тебя в заучивании Корана наизусть.
С возрастом в программу вошли также счёт, поэзия, хорошие манеры, фарсийский и румийский языки.
Тут-то и открылась твоя феноменальная целеустремлённость! Говоря откровенно, ты был туповат, не говоря уже о том, что частенько пропускал занятия по болезни, и после возвращался уже совершенно позабыв всё пройденное. Но ты мог тысячу раз произносить суру, пока в какой-то момент не получалось идеальное курайшитское произношение! Довольный учитель также показал тебе как говорить на манер Бану Хузайл и Бану Тамим!
— Он станет выдающимся чтецом Корана!
Так говорил старик Муса о тебе.
Дружное "Ах!" было ему ответом.
Твоя мать, Фатима бинт Харун ар-Рашид, смотрела на тебя с гордостью.
Был впрочем человек, который не ахал и не охал.
Вали ибн Мухаммед аль-Махди.
Твой отец.
У него было щелчное и нервное лицо, жилистое тело и очень крепкие волосатые руки. Когда принц Вали морщился, казалось, будто он сейчас не то сплюнет, не то чихнёт, а морщился он часто, в особенности глядя на тебя.
— Ну и как он льву голыми руками пасть порвёт, а?
Спрашивал отец, осуждающе глядя на твою мать. Та мигом из чего-то тёплого, мягкого, расслабленного, обращалась в напряженную струну и казалось, даже делалась выше.
— Твоё беспокойство понятно, мой мудрейший и досточтимый супруг! Но Камал болеет, как же взять его на охоту?
— Он всегда болеет. И его младшие братья уже давно не живут с тобой. Я в его возрасте уже стрелял птиц из лука.
Ты пробовал стрелять. Слишком тяжело. Больно ручку. А один раз даже тетивой порезался. Мама сказала это плохой лук и велела выпороть добывшего его раба.
— Поистине, нет рук сильнее и умелее твоих, возлюбленный муж! Но разве мог ты читать Коран тремя разными способами? Твой сын очень одарён! Знаешь ли ты, что сам дядя Ибрахим слушал его и говорил, что никогда не встречал столь сильного голоса в столь раннем возрасте? И дядя Харун тоже слушал его чтение! Прошу, о терпеливейший из мужей, подожди ещё совсем немного!
Тут принц Вали сдавался.
А ты возвращался в мамину постель, зарывался щекой в ее тёплую грудь и плакал от счастья — одна только мысль, что тебя могут отсюда забрать, была немыслима.
На твой одиннадцатый день рождения, отец снова пришел в гарем.
Снова состоялся разговор.
Но на этот раз — мать уступила!
Как подслеповатый подземный зверь, щурясь от солнца, впервые семенил ты с отцом за пределы дворцового сада. На тебе — грубое мужское платье, от которого вся кожа чешется. Тебе пришлось сесть на лошадь — от лошади дурно пахло, и она не понимала когда ты хлопал ее. Ослики куда смирнее, но когда ты сказал это отцу, он поморщился и больше ты ничего не говорил.
Вы приехали к набережной Тигра, откуда открывался вид на зелёный купол Дворца Золотых Дверей, и золотой — Дворца Блаженной Вечности.
— Знаешь кто ты?
Спросил отец.
Ты тут же отчеканил как по писаному
— Камал ибн Вали ибн Мухаммед аль-Махди ибн Абу Джафар аль-Мансур ибн Абуль-Аббас...
— Хватит! — перебивает отец (и напрасно, ты мог довести генеалогию до самого дяди Пророка!), — Ты ведь не понимаешь что всё это значит, да? Все эти имена...
— Наши благородные предки, мир им!
Принц Вали снова поморщился.
— Ты знаешь, что ты внук Повелителя Правоверных?
— Конечно, мой почтенный отец! Я глубоко сожалею, что не застал дедушку Мухаммеда, и утешаюсь лишь тем, что сейчас он лицезреет Аллаха, Всемилостивого и Милосердного! Если ты позволишь, отец, я могу назвать сто имен Аллаха, чтобы утешить твою скорбь по дедушке!
Ты очень хотел впечатлить папу.
Но папа почему-то не впечатлился, а только спросил как-то с издевкой.
— И знаешь как устроен мир, выходит?
— Конечно, знаю! В самом верху цари-мулук, за ними визири, потом высокопоставленные — те, кого возвысило богатство, за ними — средний люд, возвышенный образованием! Все прочие — грязная пена, заболоченный ручей, низкие твари, способные думать лишь о еде и сне.
Принц Вали усмехнулся.
— А раз знаешь — подойди-ка вон к тому лодочнику, видишь, который к причалу подошел, и забери у него его лодку.
Тут тебя признаться обуял страх, но... мы ведь говорили, что ты был невероятно целеустремленным?
Ты подошёл в незнакомцу, и сразу же выдал.
— Ничтожный простолюдин, я принц Камал забираю у тебя твою лодку, ибо такова моя воля! Подчиняйся, или тебя накажут!
Лодочник посмотрел на тебя и ничего не ответил, невозмутимо продолжая крепить своё суденышко к причалу.
— Тебя высекут!
Не унимался ты,
— Тебе отрубят голову!
— О Аллах, какой злой ребёнок!
С удивлением проговорил лодочник, переводя взгляд на твоего отца.
— Прости его, Касим, он слишком много времени провёл с матерью!
Рассмеялся, подходя, Вали.
— А теперь запомни, Камал. Во-первых, это Касим, и мою лодку он не отдал бы никому, кроме разве что самого Повелителя Правоверных. Во-вторых, если ты хочешь чтобы Касим тебе подчинялся, тебе понадобится нечто больше чем пустые угрозы. И в-третьих, то что ты принц, не значит, что ты можешь вести себя как свинья. Понятно?
Так началась твоя жизнь с отцом.
Новые наставники. Новые предметы.
Верховая езда. Соколиная охота. Каллиграфия.
Теперь тебя пороли за ошибки — и поскольку ты был скорее усидчив чем схватывал налету, пороли тебя часто, и заживали следы порки на тебе очень долго.
На четырнадцатый год жизни, принц Вали отправил тебя одного в мечеть Аль-Мансура, дабы ты учился там и лучше постиг Коран.
Тебе был дан наказ разыскать Мухаммеда Аш-Шайбани и слушать его, о чем бы тот не говорил.
Мечеть была не самым большим зданием из виденных тобой и определенно не самым красивым — огромное четырехугольное здание из кирпича с довольно скромной резьбой над входом и внутри — и всё же никогда прежде не встречалось тебе столько людей в одном месте!
Не меньше двадцати кружков по несколько десятков человек собрались в колоссальной зале.
Ты вежливо спросил первого попавшегося юношу, где найти Мухаммеда Аш-Шайбани, на что тот покачал головой
— Сегодня Мухаммед Аш-Шайбани не пришёл. Зато преподают Муаммар ибн Аббад, Ибрахим ан-Наззам, Дирар ибн Амр, Мухаммед ибн Аби Умейр! А вон там, в углу, преподаёт суфий! Выбирай сердцем!
Возможно, выбирать все же следовало головой.
***
В ту самую ночь, Касим катал тебя на лодке по Тигру.
Ты лежал на дне и мечтал о великом будущем, когда приметил вдали, на мосту, какое-то движение.
Группа освещённых фонарями людей в доспехах на "раз-два взяли!" поднимали высокий заострённый кол, на вершину которого что-то было насажено...
Юношеское любопытство взяло верх над осторожностью, ты пригляделся и явственно различил то, что воины шудры выставляли к завтрашнему дню на всеобщее обозрение.
Голову Джафара Бармакида.
— В Хорасане снова неспокойно. Али ибн Иса выжимает из края всё без разбору и даже отнимает землю у дехканов. Это безумная политика, и приведёт она лишь к одному — к войне.
— Визирь это понимает?
Мойше бар Ицхак, твой отец, только руками всплеснул. Каким бы ни был он большим человеком — богатый торговец, член тайного совета визиря, — есть разница между тем, что твоё мнение что-то значит, и что к тебе нельзя не прислушаться.
Ты, впрочем, едва ли понимал в столь тонких материях, и занимало тебя совсем другое — не быть выпоротым!
Старый учитель охотно обучал тебя Торе, а когда ты немного подрос, и Талмуду, и хотя из пятидесяти учеников ты был в числе если не первых, то вторых, хлыст частенько гулял по твоей спине и ягодицам.
В результате ты довольно быстро раз и навсегда узнал, где расположена Земля Обетованная, выучил Десять Заповедей, научился различать чистое и нечистое, усвоил правила воздержания от крови и поклонения идолам.
— «Проклят злословящий отца своего или матерь свою!» И весь народ скажет: «аминь».
Проклят нарушающий межи ближнего своего!» И весь народ скажет: «аминь».
«Проклят, кто слепого сбивает с пути!» И весь народ скажет: «аминь».
«Проклят, кто превратно судит пришельца, сироту и вдову!» И весь народ скажет: «аминь».
Читал ты на языке предков.
Но думал ты уже по-арабски, и невольно переводил на него в уме все максимы Торы.
"Каково быть евреем в Багдаде?" — спросил бы глупец.
Но правда в том, что ты не жил за высокой стеной.
Да, вы жили своими законами и все дела решали между собой, но никому бы и в голову не пришло закрыть тебя от окружающей жизни — с детства ты помогал старшим родственникам в их лавках, среди твоих друзей были два еврея, сириец, араб и армянин.
— Веселитесь, язычники, с народом Его! Ибо Он отмстит за кровь рабов Своих, и воздаст мщение врагам Своим, и очистит землю Свою и народ Свой!
Лишь повзрослев узнаешь ты, что оказывается существовали какие-то особые законы для евреев — никто из твоих родных и знакомых в общине не носил никакой специальной одежды, и уж точно последнее, чего ты желал, это начать поносить веру твоего друга-араба.
Просто вы жили по справедливости. Решали все вопросы голосованием мужчин, не доносили друг на друга, вместе платили налоги, не уводили клиентов друг у друга...
Это не значит, что вы все прямо-таки обожали друг друга! Семьи, занимающиеся одним делом, вовсю конкурировали и зачастую даже судились друг с другом у раввинов — но и ссоры проходили как-то... буднично?
Держись за своё, не удерживай общее, не присваивай чужое — разве арабы и все прочие народы земли жили не так же?
Всю жизнь тебе предстоит искать ответ на этот вопрос,
***
— Скажи, дитя, если ты продаёшь соль, и другой еврей тоже решил продавать соль, что ты сделаешь?
Считать ты уже умел неплохо.
— Снижу цену!
Хлыстик больно бьет тебя по спине.
— Нет, дитя. Ведь тогда и тому, другому придётся снизить цену — так пострадаешь и ты, и вся община. Помни — никогда не снижай цену ниже принятой в городе.
Слёзы скапливаются в глазах.
— Но я же разорюсь! Моя выручка снизится...
На этот раз учитель тебя не бьет.
— Созови общину. Объясни, в каком положении оказался. Помни, ты не один. Другие евреи войдут в твоё положение и запретят ему конкурировать с тобой. Если же и они не помогут, обратись в суд раввина. Но! — старик поднимает большой палец, — никогда не обращайся в поисках суда к гоям, или община изгонит тебя.
***
Как-то в ваш квартал ворвались мальчишки постарше, которые забросали грязью несколько домов, обзывая вас шиитами. Ты попытался выяснить ситуацию, но быстро получил в лицо и по ребрам, потому что был от рождения не слишком крепок физически.
Так ты вывел для себя римскую максиму, хотя конечно о римлянах знал только то, что они разрушили Храм — "когда говорит оружие, законы молчат".
А ещё ты осознал, что хоть вы и не прятались от внешнего мира, но все же определённым образом были отделены от него.
Внешний мир накатывал на вас как разлив Тигра — вода затапливала улицы, повинуясь собственной безумной воле, и никто толком не понимал ни почему это случилось, ни когда закончится.
Живущих вокруг вас раздирала вражда друг к другу.
Конечно, где-то были и ваши враги — отступники "караимы" — но вживую ты ни одного такого не видел.
***
Шли годы. Отец мрачнел, хоть торговые дела его и шли всё так же успешно — ты догадывался, что эта растущая мрачность связана с происшествиями в тайном совете визиря.
— Разделить Халифат — что за дурная идея?! Это верный путь к войне!
Возмущался Мойше.
— Так делали римляне.
Заметил его собеседник.
— Римляне! Все зло в мире от римлян!
Повторял отец арабскую поговорку, после чего к нему возвращалось спокойствие.
— Ладно. В конце-концов мы будем там чтобы всё пошло так, как должно идти.
Он ошибался.
***
В ту ночь за вами пришли.
Пришли люди в черных тюрбанах и с оружием.
Рабыня открыла им дверь — они тотчас же приказали твоему отцу следовать за ними.
"Приказ Повелителя Правоверных!"
На сей раз воды внешнего мира не просто поднялись.
Они смыли весь дом.
И только ты мог что-то сделать.
Была сказка и в сказке была девушка.
Далеко-далеко на востоке, под зелёными небесами, лежат бескрайние Кафские горы — созданная Аллахом из сердолика обитель лютого холода и снежных бурь. Единственные, кто способны выжить здесь — змеиный народ во главе со своей царицей, злые джинны, да горные великаны — смельчака же, желающего пересечь хребет ожидают пятьсот лет пути, лишь одолев которые, человек сумеет достичь пылающей Геенны...
Близ тех гор лежат многие страны — Хинд, бескрайние джунгли, населенные храбрыми язычниками, что бьются верхом на тысяче слонов, Синд — покрытые лесом холмы и плодородные долины, отвоенные правоверными, и Керман, где и начинается история нашей героини.
Как описать Керман?
Представьте себе высокие, до небес горы — в действительности являющиеся лишь предгорьями Кафа — и лежащие у их оснований бескрайние степи, где растёт лишь трава и колючий кустарник.
На западе той земли ещё есть жизнь, ибо местные персы научились выращивать лимонные и фисташковые деревья, а также достигли немалых успехов в разработке медной руды.
Однако, восток Кермана принадлежит лишь джиннам, гуляющим по степи в облике пылевые бурь, джиннам — и белуджам.
Никто не знает, откуда пришли эти одетые в белое огнепоклонники, говорящие на своём языке, отдалённо напоминающем персидский, никто не может даже в точности сказать, когда именно поселились они в Кермана. Известно, что народ белуджей разделился на две части — балуч и куч — разница между которыми был в том, что первых равно арабы и персы именовали "пустынными разбойниками", а вторых "разбойниками горными".
Первые же — балуч — разделились ещё на семь кочующих племён, которые в свою очередь поделили кочевья между отдельными халками (родами) в каждом из которых было несколько гедамов (шатров). С годами верхушка белуджей приобрела скорее полукочевой образ жизни, и к началу нашей истории вожди (сардары) уже господствовали над вверенными им кочевьями из каменных крепостей...
В одной из таких крепостей и царствовал среди фруктовых садов и пальмовых рощ Амир из рода Мекрани — сардар племени Ширани.
Большую часть жизни, вождь тот провёл в кровопролитных войнах, предлагая свой меч то мусульманам, то их соперникам в Синде, империи Пратихара, и неизменно возвращался с возами, полными золотом, самоцветами и богато украшенными доспехами.
Но вот однажды совсем иначе вернулся Амир — и не было при нем ни золота, ни самоцветов, ни расписных доспехов — а была лишь женщина, не говорящая ни на одном из известных языков.
Много слухов ходило о том, что именно случилось. Одни говорили, будто Амир одолел раджпутов, но те, следуя обычаям своего народа, предали себя и все свои ценности огню, и лишь одну женщину удалось захватить хитростью. Другие, напротив, утверждали, что гуджары сокрушили белуджей, но обошлись с Амиром и его людьми мягко, взяв клятву никогда не воевать с ними, которую и скрепили браком сардара и знатной женщины. Третьи и вовсе утверждали, будто Амир в гордыне своей задумал штурмовать Каф, а захваченная им женщина из змеиного племени. Находились и льстецы, утверждающие, будто дева та — сама Царица Змей...
Спустя восемь месяцев брака, у Амира и его третьей жены, носившей имя Датвати, но названной мужем Дильбар, родилась Ясмин. О ней также говорили всякое, будто появилась она из яйца, а с матерью общается лишь змеиным шипением — и если за первое девочка по малолетству не могла пояснить ничего, то второе могла бы опровергнуть совершенно уверенно.
Ее родным языком был белуджский. На нем она мыслила. А если порой и шептала матери на ухо: "Намасте!" — то лишь потому, что по обычаю белуджей, мать рассказывала ей истории о таинственной волшебной стране, которой правят сто царей, и если один сокрушает другого, то ставит на его земле колонну, и никто не смеет сломать той колонны и воздвигнуть собственную, пока не одолеет войско завоевателя или его потомка — рассказывала на совсем ином языке, том, который благородный Амир строго-настрого запретил...
Ясмин с детства усвоила одно — бог ее отца и ее самой, всемогущий Ахура Мазда, властелин асуров, сражается с богами ее матери, имена которых находятся под таким строгим запретом, что Дильбар даже в мгновения высшего бунтарства не смеет произнести их.
Традиционное пестрое платье скреплено золотой брошью на груди.
Волосы под длинным, до пояса, покрывалом.
Ясмин в самом деле напоминает цветок — она тянется к солнцу, к своему отцу...
От отца Ясмин узнала главную истину белуджей — кровь это всё.
Ты принадлежишь к хакемзат — знати — и подлинно близки тебе могут быть лишь иные знатные особы, потомки одного из патриархов, в особенности происходящие от патриарха Ширани.
Удел кочевников — чтить отцов и любить детей.
Удел слуг — брат почитает брата, племянники почитают дядю.
Если тебя спросят кто ты — не называй имени.
Ты — Мекрани. Ты — Ширани. Это всё, что ты есть. Это — твоё право.
Почувствовала себя избранной? Как зубы кусая спелый финик неспособны раскусить кость, так и тебе не дано до конца понять вторую истину.
Ты — женщина.
Ты — ничто.
Твой единственный удел это достойно служить своему роду, выйдя замуж за одного из мужчин этого рода.
Если ты будешь плохой женой — ты опозоришь семью.
Тогда ты будешь заслуживать только смерти, и если ты приползешь домой, то будешь валяться в пыли на пороге, пока милосердная родня не оборвёт твою жалкую жизнь ударом клинка.
Внимательный читатель воскликнет: "Но как же так! Ведь огнепоклонники всегда уважали и почитали женщин, даже даруя им высокое звание мобедов!" — может в эпоху величия Персии так оно и было. "Мужчинам властвовать, женщинам направлять", — фразу эту Ясмин слышала, но едва ли понимала ее подлинный смысл, ибо обитала среди кочевников, усвоивших Зороастризм в его искаженной, кризисной форме.
Может быть тем бы всё и кончилось...
Не окажись Ясмин гениальной.
Читавшие историю Камала ибн Вали помнят, что тот откровенно не блистал умом, зато достигал своего настойчивостью, пробивая дорогу к истине как мужчина пробивает себе путь в лоно девственницы.
Знайте же, что Ясмин относилась к тем, кому всё дается легко — она хваталась разом за несколько языков, выдавая пеструю мешанину из арабского, персидского и санскрита, она с легкостью перемножала и делила в уме числа, много и охотно читала всё и обо всем, и слушала бродячих сказителей, о чем бы те не говорили — но эта же лёгкость сделала ее рассеянной и непоследовательной.
Учителя, приставленные к ней, поражались!
Вот, эта девочка с легкостью пересказывает историю белуджей с тех пор, как они обитали в районе Халеба прежде, чем были изгнаны оттуда арабами, а вот не может ответить на совершенно элементарный вопрос — кто сейчас правит в цитадели Кермана?
Как и все кочевницы, Ясмин ездила верхом — но ее прогулки нередко заканчивались тем, что разогнавшаяся девочка отрывалась от сопровождающих, благополучно терялась в степи и находили ее пару часов спустя, в зависимости от настроения, либо ревущей, либо гордо демонстрирующей всем пойманного скорпиона.
Она могла многое рассказать о ткачестве — но вот посадить ее шить значило получить плачущего ребёнка, в очередной раз всадившего себе иглу в палец. Знала наизусть кулинарную книгу — и сжигала даже самые простые блюда.
— Совершенство как человек, ничтожество как женщина.
Так сказал о ней один из учителей... и отчасти слукавил, конечно, ибо немногие могли сравниться с дочерью вождя Амира в очаровании.
Сам сардар свою дочь любил достаточно, чтобы прощать ей мелкие грешки. В конце-концов по идущей ещё со времён древнего Элама традиции ритуального инцеста, ей суждено было стать женой дяди или брата, а те в девочке тоже души не чаяли, ибо та хорошенько усвоила правило "Счастлив тот, кто желает счастья другим" — ну, или просто умела, когда нужно, состроить восхищенные глазки.
Ей простили даже ношение броши в виде змеиной головы с глазами-изумрудами — подарок матери.
Когда Ясмине было десять, Дильбар забеременела второй раз, но разрешиться от бремени ей уже было не суждено — женщина погибла, не то от болезни, не то от яда, не то укушенная змеей...
И более никто не говорил девочке шипящее: "Намас-сте".
***
Ты помнишь. Как-то раз в вашу крепость прибыл молодой ученый в поисках редких книг, которые, как он слышал, вождь Амир некогда добыл в Хинде. Заполучив потрепанные фолианты, мужчина задрожал, глаза его округлились, а с уст срывалось одно лишь слово: "Сокровище! Сокровище! Сокровище!"
С тех пор тот странный человек днями и ночами сидел в выделенных ему покоях и только и делал, что читал и писал, порой не прерываясь даже на еду и сон.
Тебя разбирало любопытство — что же такого он нашёл в этих книгах? Сама-то ты никогда не читала тексты из отцовской сокровищницы, хранимые там с прочими трофеями...
Как-то ты пробралась в кабинет учёного, и конечно тут же бросилась к рабочему столу.
Там лежали несколько открытых книг на пальмовых листьях, и заметки самого прибывшего к вам перса...
Присматриваешься. Увлекаешься.
Сколько времени прошло?
Мгновения? Часы?
— Что ты здесь делаешь?!
Окликает тебя учёный на плохом белуджи
— Эй?! Кто пустил сюда ребёнка?! Вы хоть знаете ценность этих книг?! А если бы она их порвала или пролила чернила?!
От злого голоса мужчины ты отшатнулась к стене.
На лестнице раздался топот ног, в комнате же повисло молчание, которое ты робко и нарушила
— У Вас там ошибка...
Если бы взглядом можно было убить, ты бы умерла в ту же секунду. Твой голос дрожал когда ты заканчивала фразу.
— Sunuah не религиозный термин... Это число... цифра...
Потом тебя забрали.
И хорошенько выпороли — строго, не как обычно.
Тем сильнее ты удивилась, когда учёный на следующий день пожелал увидеть тебя — сам!
— Ну и что это за цифра?
Ты все ещё была обижена за то, что тебя выпороли, но желание увидеть книгу перевесило всё
— После единицы в десятке. Перед единицей если десятичная дробь.
— Какая дробь?
Переспросил мужчина.
— Не знаю! — призналась ты, — Меня так мама учила! Цифру в начало. Потом другую вроде как часть от десятки. Единичку, двойку, девятку...
— И откуда была твоя мать?
— Из Хинда. Там все так считают!
На всякий случай уточнила.
Ты-то уже знала от учителя математики, что так считать не положено хоть и очень легко.
— Ты поэтому умеешь читать индийское письмо?
Киваешь.
Учёный задумывается на какое-то время, потом указывает тебе на подушки, разрешая сесть рядом с ним.
— Как тебя зовут, дитя?
— Ясмин!
Почувствовав что тебя хвалят, ты впервые в жизни нарушила запрет и не сказала ни "Мехрани", ни "Ширани"
— Очень приятно, Ясмин. Я Мухаммед. И знаешь... давай прочитаем эти книги вместе?
Так ты познакомилась с Мухаммедом аль-Хорезми.
Уезжая, учёный дерзнул предложить твоему отцу отправить тебя учиться в Гундешапур, в академию Ифлатуна.
Это было явное оскорбление, и, и конечно, благородный Амир предложил гостю умолкнуть если тот не желает и далее испытывать свящённые законы гостеприимства.
Ты даже не подозревала, что благодаря твоей нелепой оговорке в науке появился "сифр" (цифра), который спустя столетия станет известен как число ноль.
***
В ночь падения Бармакидов, тебя не было в Багдаде.
И все же эта ночь решила и твою судьбу.
Год держалась в осаде крепость, обстреливаемая из катапульт огромными валунами, каждый из которых с лёгкостью мог снести дом.
Год держалась — и пала.
Благородный вождь Амир выразил готовность подчиниться власти халифа, преклонил колени и целовал ногу эмиру Фарса.
Тот лишь усмехнулся — долгие годы пустынные разбойники нападали на Халифат, и конечно арабы успели вызнать две максимы, усвоенные тобой ещё в детстве.
— Повелитель Правоверных дарует прощение мятежникам, но потребует взамен сущую малость. Дань.
Так ты впервые столкнулась с требованиями Харуна Ар-Рашида. Требованиями, о которых сам халиф конечно не знал, но последствия которых тебе предстояло прочувствовать в полной мере.
Повелитель Правоверных потребовал тебя.
И отец согласился.
Ибо благо рода для сардара выше привязанности к собственным детям, подобающей лишь простолюдинам.
— Ты выйдешь за перса знатного рода. Ты будешь ему хорошей женой. Ты примешь его веру. И дети твои последуют пути своего отца.
Так напутствовал тебя отец. И потом добавил, со всей тяжестью, которая только может быть в словах:
— Больше ты не Мекрани. Больше ты не Ширани. И...
На миг, лишь на миг, ощутила ты сомнение.
Паузу.
Так охотник стоя перед подбитой, но ещё живой птицей испытывает слабый укол человечности прежде, чем размозжить добыче голову камнем.
Но сардар Амир был человеком из железа.
Его сумели согнуть, но никогда не смогли бы сломать.
В его мире не было места слабости.
— И больше ты не моя дочь.
Четыре героя. Четыре истории. Простолюдин с душой воина в пучине городской жизни — до чего трудно решить, с кем именно следует сражаться! Молодой и изнеженный принц, делающий первые шаги в жизни — уже чувствующий, что ему суждено властвовать, но пока не знающий, как именно следует управлять другими. Юноша Избранного Народа, впервые познавший трудности выбора между личным процветанием и законами общины — сумеет ли он спасти своего отца? Дева из сказочной страны, чья сказка началась и закончилась, уступив место суровой реальности — открывшая ноль обратится ли в ноль? Всех четверых объединит отрубленная голова Джафара ибн Яхьи, выставленная на мосту через Тигр. В ту самую пору, когда Салах ибн Мади выбирал между джихадом и кошельком, когда Камал ибн Вали озирался в поисках учителя под сводами мечети Аль-Мансура, когда Эзра ибн Муса впервые делал выбор между общиной и обществом, когда Ясмин бинт Амир переворачивала страницы книги, написанной на пальмовых листьях, в ту самую пору зачинались истории еще трёх героев, едва ли уступающих четырём, о которых сказано было выше. История VЗари
Кто не видел Кархи — тот не видел Багдада.
Представь себе, о вазир, базар базаров, базар, что больше всех земных городов!
Да, Багдад суть сокровищница мира, но все сокровища, посылаемые в Багдад, попадают именно в Карху.
Карха — дом тысячи запахов. Здесь пахнет камфарой и мускусом, амброй и ладаном, кунжутным и оливковым маслом, корицей и кардамоном, шафраном и гвоздикой, перцем и мускатным орехом, сандалом и сумаком, тмином и тимьяном, луком и чесноком, имбирем и лепестками розы, гашишем и опиумом, чарасом и бахуром...
Карха — дом тысячи вкусов. Здесь на банановых листьях гостю подадут яблоки и айву, персики и яблоки, арбузы и дыни, виноград и оливки, финики и фиги, жёлуди и каштаны, всевозможные орехи, любые сорта мяса и рыбы. Также предложат ему сахарный тростник, съедобную землю из Хорасана, дамасскую спаржу и другие деликатесы...
А десерты! Какие в Кархе десерты! Махаллаба и пахлава, кунаба и кутаифы...
Если же гость желает готовить дома, то где как не в Кархе купить ему семьдесят четыре рецепта приготовления цыплёнка и сто — плова и рагу? Секрет приготовления фаршированных баклажанов и кабачков? (Нужно добавить лимонный сок — лимоны совсем недавно пришли из Индии)
Карха — дом, украшенный тысячей ковров. Армянские и хирские, персидские и самаркандские, бухарские и синдские, сирийские и египетские — у каждой земли свой узор, у каждого узора свой ценитель. Ковры для пола, ковры для стен, ковры для молитвы, ковры для похорон, занавесы — и если бы для чего-то в жизни ещё не придумали бы ковра, пройдясь по Кархе ищущий несомненно нашел бы и его, ибо Карха — вместилище невозможного!
Карха — арсенал для тысячи оружий. Синское и синдское, хиванское и хиндское, румийское и хазарское, сакалибское и франкское, дамасское и персидское — каждая рука найдёт здесь свой клинок!
Карха — последнее пристанище зверей. Слоновая и бегемотова кость, рога носорога, оленя и яка, крокодилова кожа и черепаховы панцири, шкуры львов и леопардов, изысканные северные меха... Присмотрись, путник, Карха — кладбище.
Живых зверей там впрочем тоже можно найти, от охотничьих собак из Йемена, до дрессированных ласок, с которыми ходят на лис, и даже охотничьих гепардов!
И рабов тоже продавали в Кархе.
Много слов сказали мы о Кархе, много — но не исчерпали и половины того, что можно здесь найти, ибо для перечня пришлось бы начать со всех существующих в природе типов дерева и камня, кожи и кости, металла и стекла...
Нет, никому из живых не дано узнать Карху целиком — но каждый сможет найти там именно то, что ищет.
Здесь ты родилась — ибо хотя на земле тысяча тысяч вер, вселенский базар разделён между двумя из них, христианами и шиитами.
Первых было больше, и им принадлежала большая часть лавок — несториане и якобиты, армяне и копты, наконец, ромеи из иноземцев...
Нас, впрочем, куда больше интересуют вторые.
Ты происходила из рода профессиональных мятежников и выросла на историях о самых разных предках, сражавшихся едва ли не в каждом выступлении шиитов со времен выступления Али ибн Абу Талиба. "Помните жажду аль-Хусайна!" — восклицала ты на улице когда не достигла ещё и пяти лет.
Это была грустная шиитская история — когда Муавия узурпировал Халифат, аль-Хусайн, достойнейший из сынов Али, выступил против него. Имама окружили бесчисленные полчища врагов, умертвившие всю его семью, включая малолетнего сына, и всех воинов — но так велико было воинское мастерство внука Пророка, что никто не мог одолеть его!
Наконец, после многочасовой битвы, аль-Хусайн пошёл к реке напиться воды — но тут в рот ему попала стрела, первая из тысячи.
Тогда аль-Хусайн собрал свою кровь в горсть и вознёс к небу, дабы Аллах узрел его бедствия.
Даже раненого, Умайды смогли убить имама только толпой.
Отрубленная голова внука Пророка чудесным образом читала Коран и проклинала своих убийц — пока нечестивый халиф Язид не вогнал аль-Хусайну в рот палку.
С тех пор шииты говорят: "Помни жажду аль-Хусайна" — как символ вечной ненависти и презрения к нечестивому врагу.
Они не дали внуку Пророка и праведнейшему из мусульман выпить воды из Фурата, откуда пили даже собаки — вот с кем вы сражались.
И хотя сейчас шииты, включая твоего отца, внешне признавали Халифат Аббасидов (поскольку те также относились к Шарифам) — вся твоя семья знала, однажды имамат вернётся в руки Алидов.
Едва ли ты отдавала тебе отчёт в этом, тем более что слабо разбиралась в таких материях — но эта идея стала и частью тебя тоже.
Возможно, однажды ты даже сможешь отдать жизнь за веру и попадёшь в Рай где будешь лицезреть Аллаха!
Возможно.
Пока что, впрочем, в Рай ты не особенно торопилась — слишком интересно было всё вокруг!
Твой отец, Фархад ибн Джафар, был скорее беден чем богат — по наследству ему перешло ремесло парфюмера, но поскольку Фархад не проявлял особых способностей в ремесле смешения эфирных масел, и неспособен был создать по-настоящему особенный аромат, закупались у вас в основном люди небогатые, готовые вылить на себя что угодно, лишь бы кожу не жгло и навозом не пахло.
Вы пытались едой простолюдинов — обжаренными в кунжутном масле кусочками курицы, которые заедали домашней лепешкой — однако, поскольку ты была ребёнком, родители частенько баловали тебя гранатом или фигами. Настоящим праздником было, когда отец приносил тебе кусочки арбуза или дыни — их продавали уже разрезанными и оттого подсохшими, но внутри был сладкий сок...
По мере того как ты росла, мать перешивала тебе одно и то же платье, снова, снова и снова, а из игрушек у тебя были только несколько фигурок животных и солдатиков, с которыми играли еще два твоих старших брата и сестра...
И всё же — ты была счастлива.
Более всего обожала ты бродить по торговым рядам Кархи, докучая торговцам вопросами о назначении того или иного предмета.
Мальчишку бы на твоём месте прогнали взашей заподозрив в намерении украсть что-то в лавке, а тебе даже порой давали какую-нибудь сладость в подарок...
Может тогда ты и поняла, что прямо-таки сверхъестественно красива?
Это просто.
Чуть приподнимаешь уголки губ — и весь мир млеет от счастья, и готов отдать тебе что угодно.
Да, ты определенно была избалованным ребёнком.
Папиной любимицей. Маминой любимицей.
Любую другую сильно наказали бы, увяжись она за взрослыми поджигать квартал Ячменных ворот и завопи среди ночи тонким голоском: "Помните жажду аль-Хусайна, нехорошие Сунниты!"
Тебя только поспешно увели и потом объяснили, что для Джихада сначала нужно подрасти.
Чем старше ты становилась, тем чаще к всеобщему умилению примешивалась нотка смущения. У тебя куда раньше чем у сверстниц начала расти грудь и расширяться бедра, раньше взрослело лицо...
Родители видели взгляды, которые бросали на тебя на улице люди с нечистыми сердцами. Как-то тебе строго-настрого запретили играть на улице и никакие уговоры не помогли — произошло это после того, как какой-то дядя предложил угостить тебя пахлавой в переулке, но соседи его почему-то побили.
Мальчишек отогнать было сложнее. Они буквально заваливали тебя подарками, наперебой заглядывали в щель между ставнями в надежде разглядеть тебя, и вовсю уверяли друг друга что непременно женятся на тебе.
Приближалась десятая твоя весна.
Приближались перемены.
Перемены, приходящие с кровью.
***
Среди шиитских законов есть много тех, которые не могут не радовать благочестивого мусульманина — чего стоит один только принцип "духовное господствует над светским", под которым, наверное, подписалась бы даже половина самых что ни на есть ортодоксальных суннитов.
Но местами благочестие испытывает верующих.
То, что ты созревала раньше сулило немалую опасность, ведь по шиитским законам после первого кровотечения тебя следовало выдать замуж...
Молясь в мечети рядом с матерью, позади мужчин, ты то и дело ловила на своей растущей груди заинтересованные взгляды незнакомых мужчин, смысла которых не понимала. Скажем откровенно — тебе совсем рано было ещё думать о браке, о будущем, да и вообще о чем угодно, кроме кукол и учебы.
Вот то, что ты оказалась не дурой и уже неплохо читала Коран — вот это было достижение! И то что готовить научилась! И вышивать! Вы столько всего делали с мамой!
Это было твоё детство.
Счастливое детство.
И когда у тебя впервые пошла кровь, и ты (конечно, напуганная, и уверенная, что умираешь!) в слезах прибежала с этим к матери, хотя мама и успокоила тебя, взгляд ее выражал тревогу.
— Слушай меня, Зари, слушай, как слушает ветер шепчущие пальмы, и верь мне, ибо я люблю тебя и желаю тебе лишь блага. Твой отец достойный человек, достойный и очень благочестивый — но именно поэтому стараясь поступить правильно, он может ошибиться. Не говори ему, что у тебя настали лунные дни, скрой это от всех.
Мать нагнулась к тебе, от неё пахло луком и кунжутом
— Иначе тебя заберут у нас. Многие желают того. Ты... подлинный подарок Аллаха, доченька, ты прекрасна как диковинная птица, и оттого многие мнят себя птицеловами и жаждут выбить тебя из гнезда и навсегда посадить в клетку. Ты понимаешь?
***
Как ни пытались родители уберечь тебя от любых встреч, одну встречу предотвратить им всё же не удалось. Ты как раз отпросилась под надзором сестры сходить послушать бродячего сказителя, рассказывавшего истории о любви и волшебстве, когда увидела здоровенного негра.
Тот темнокожий вовсе не привлёк бы твоего внимания, если бы почему-то не лежал на земле, накрытый здоровенным куском шерсти.
Летом.
В Багдаде.
Лишь приглядевшись, заметила ты на его шее цепь, присоединенную к кольцу в земле — он попросту не мог подняться.
Тогда ты ещё не знала, что так наказывают рабов за провинности особенно жестокие работорговцы — выставляют на солнце, закутав в зимнюю одежду.
Зато ты осознала, что хотя негр и был очень большим и мускулистым, лицо у него безбородое — он едва ли был старше твоего старшего брата, который, как порой напоминал отец, когда его первенец зазнавался, "ещё мальчик".
Темнокожий человек тоже заметил, что ты смотришь на него.
— Воды.
Прохрипел он с чудовищным акцентом на арабском.
— Пойдём.
Потянула тебя сестра, которая в отличие от тебя уже знала что к чему
— Он раб и к тому же неверный. Если будем стоять здесь слишком долго, эта ворона нас сглазит.
А тебе, как назло, сразу вспомнился аль-Хусайн, которому жестокие Сунниты отказали даже в глотке воды.
Ты ведь не такая, да? Не такая?
Правда, воды ни у тебя ни у сестры не было.
***
В ночь, когда отмщение Харуна настигло Бармакидов, ты пыталась уснуть в материнской постели, когда внимание твоё привлёк звук с улицы. Треск дерева. Крики.
Осторожно, чтобы не разбудить мать, поднимаешься.
Выглядываешь в щель между ставнями.
Соседний дом.
Живущая там семья персов торговала молоком и часто угощала тебя всякими вкусностями, это отец той семьи, его брат и старший сын некогда отбили тебя у любителя "предлагать пахлаву", а когда ты расплакалась потому что хотела пахлаву, то купили тебе ее.
Вооруженные люди в черных тюрбанах.
Рубят дверь топором.
Все обитатели дома высыпали на крышу и вовсю ругались со стражниками.
— Теперь-то ты не будешь оскорблять Абу Бакра и Умара!
Явственно различила ты в речи пришедших грабить и убивать воинов.
Абу Бакр и Умар... два человека, лишивших законной власти Али ибн Абу Талиба, супруга Фатимы, дочери Пророка.
Хоть ты и была ребёнком, ты не была дурой и могла сложить очевидное.
Нехорошие Сунниты.
Пришли убивать правоверных Шиитов.
Не дожгли вы их квартал.
Было время, прекрасное время, когда человек с чёрной кожей ударив мотыгой в землю, обнаруживал золотоносную и самоцветные жилы, когда среди девственных лесов бродили львы, гепарды и огромные стада слонов, а реки и озёра полнились крокодилами и черепахами, когда почвы давали обильные урожаи, а женщины разрождались от бремени здоровыми и крепкими мальчиками.
Тогда человек с чёрной кожей возблагодарил богов за посланные ему дары. Он чеканил монеты из золота и украшал себя самоцветами, он истребил слонов ради драгоценной кости, а львов и гепардов ради ярких шкур, он снимал кожу с крокодилов и извлекал из панцирей черепах, он засеивал землю без разбора и продавал рождённых женщинами детей в рабство.
Все эти богатства текли на север, в страну людей полумесяца.
Человек с чёрной кожей отдал их за мягкую ткань для своего тела, за сладостно пахнущие специи для своего языка, за белых шлюх для утоления похоти, за блестящие доспехи и острые мечи, которыми мог он убивать своих братьев...
Восседал он на резном троне, и горделиво почитал себя властелином вселенной. Он принял Распятого Бога, но лишь потому, что белые люди обещали ему за это бессмертие — и даже не думал соблюдать ни одной заповеди. Как тысячу лет назад, он держал нескольких жен,
На одного мужа приходились женщина, ребёнок, старик и калека — вот чем стал Аксум!
В такой земле родился ты, Аыым, родился в племени вай-то, что издревле обитало на озере Цана.
Много племён в Аксуме — копающие землю, укротители быков, разводящие коз, погонщики верблюдов, заводчики пчёл, ловцы рыб, варящие соль, режущие камень, плавающие за жемчугом и десятки других.
Много путёй — и ни один не твой.
Ты — охотник на бегемотов.
Аыым-Леопард, называют тебя — потому что проходя испытание мужчины, ты прикончил этого пятнистого хищника.
Под жарким африканским солнцем, ты привык носить лишь небольшую повязку из кожи, скрывающую бедра спереди, да шкуру убитого тобой зверя на плечах.
На плече твоём — копье с листовидным наконечником и тяжелым набалдашником с обратной стороны.
Обычно этого достаточно, но порой ты используешь также гарпун, дротики и обсидиановый нож.
Доставшийся тебе путь — наилучший, ибо нет ничего прекраснее охоты на бегемота!
Сперва доблестные мужи на каноэ преследуют стадо, и особыми маневрами отрезают одного из чудовищных зверей от всех остальных. Потом дожидаются когда он всплывет и...
Десяток гарпунов устремляются к гигантскому противнику.
Кровь окрашивает воду.
Иногда бегемот ныряет, тогда остаётся лишь подождать, пока раны умертвят его или принудят снова всплыть.
Но порой бегемот идёт в бой, и тогда нет врага опаснее!
Огромная пасть, больше чем у любого другого зверя, с легкостью перекусывает и людей и лодки.
Кругом треск дерева, визг женщин на берегу, рёв торжествующего чудовища...
Вот тут-то и настаёт твой час.
Одним прыжком оказываешься ты на голове бегемота, вонзаешь в него копье!
Дух Леопарда в тебе рычит и скалит зубы!
Когти твои цепки — не уйдёшь, зверь, не уйдёшь!
Пусть Аыым-Леопард и стал мужчиной лишь несколько месяцев назад, пусть ему недостаёт опыта — не уйдёшь!
И зверь умирает от твоей руки.
Вечером, на пиру, получаешь ты дары — почетный кусок бегемотова мяса, покрытый резьбой костяной браслет, вырезанный из места, где копье пробило череп и кнут из кожи убитого чудища.
Священник гадал о твоей судьбе и сказал:
— Будет она связана с женщиной из рода богов. Ты защитишь ее жизнь, Аыым, она — твоё божество, и будет владеть тобой, ты же никогда не сможешь овладеть ей.
Как обиделся ты!
Ты — и не сможешь овладеть женщиной!
Подскакиваешь, исполненный силы и грации леопарда, потрясаешь копьем, заголяешь могучий уд.
— Нет женщины в которую не войдёт мой бегемотов клык, слоновий бивень, мой ствол, мой дрын, мой член, мой хуй!
Ты пьян, конечно.
Ты герой.
И все тут же забывают о выходке.
Все, кроме духов, шепчущихся в ночи.
***
Пот бежит по спине.
Пыль стелется за тобой.
На небе — молодая Луна, что приносит удачу.
Ты бежишь в соседнюю деревню, дабы отнести им засоленное мясо бегемота, украшения из кости и кожу.
Это — почетное задание, ведь посланника принимают и чествуют три дня.
Вдруг, слух твой привлекает знакомый трубный звук.
Это Негус — дух в обличье зверя, ибо нет слона больше и свирепее!
Даже если бы хадани Дан'Эль, могучий царь, воздвигший себе победные троны по всей земле, не запретил охоту на слонов под страхом смерти, даже тогда бы ни один охотник не рискнул приблизиться к Негусу!
Труби, хозяин холмов! Нет вражды между нами!
Но тут ты останавливаешься как вкопанный, потому что слышишь и второй звук.
Женский визг.
Она бежит. Бежит со всех ног, преследуемая красноглазым Негусом — великий дух в бешенстве! Женщина спряталась в расщелине, и всё же ты успел рассмотреть ее, и никогда не встречалась тебе дева красивее!
Золотистая кожа, на вид мягкая как полированное дерево — как сладко было бы прижать такую к земле...
Полная грудь с темными, точно созданными для твоих зубов, сосцами.
Густые чёрные волосы, заплетенные в косы, так и просящиеся в твой кулак.
Тут-то вспомнил ты предсказание слуги Распятого Бога.
Взыграла юношеская кровь.
Несколько раз стукнул ты копьем о камень, привлекая внимание слона.
— Эй, Негус, выходи на бой! Аыым-Леопард вызывает тебя!
Гигант поворачивается.
Ты скалишь зубы и шипишь.
Земля дрожит под ногами великого духа. Пена капает из его пасти. Бивни, все в запекшейся крови, сшибают одним ударом несколько сухих деревец, когда Негус устремляется на тебя.
Возносишь молитву Христу.
Вскидываешь копье для броска.
И ты попал! Как попал! Прямо в красный глаз слона!
Сладкая радость победы сменяется проснувшимся рассудком.
Теперь ты безоружен — а Негус, безумный титан Негус, несётся прямо на тебя, и даже быстрейший из леопардов не сумел бы отскочить от его удара...
Ты всё же попытался, в прыжке закрывая глаза.
Удар. Грохот. Треск.
Подымаешь веки — ты всё ещё жив.
Сильно ушиб голову и плечо, когда падал, но — жив!
С трудом встаёшь, чтобы посмотреть, что именно стало со слоном...
Негус был ещё жив. Лишившись глаза, он промахнулся — и врезался всем своим весом прямо в каменистую стену, обвалившуюся на него, и придавившую такими валунами, что даже силы могучего духа недоставало, чтобы сразу же поднять их.
Наружу торчит лишь часть головы с застрявшим в глазнице копьем.
Молодая Луна приносит удачу. Сегодня, ты одолел бога — и одолеешь судьбу.
Встаёшь.
Всем весом наваливаешься на копье, пока оно целиком не оказывается в слоновьей голове.
Негус затихает.
***
— Ты богиня?
Спросил ты женщину, так и лежащую на земле — у неё была вывихнута лодыжка.
— Д-да...
С трудом отвечает она.
Тогда ты снял свою повязку.
— Я спас тебя. Ты принадлежишь мне.
Она не возражала.
Тело твоё придавило ее тело.
Руки твои касались ее кожи, тёплой и мягкой.
Пальцы твои зарывались в ее волосы, нежные как весенняя трава.
Полные губы твои соединяют ваши дыхания — и ловят стон, когда твой могучий уд проникает в ее влажное и тугое лоно.
Движение бёдер — настойчивое, ритмичное, неуклонное.
Ее глаза — золотые по цвету, но сияющие как обсидиан — не мигая смотрят на тебя.
Ты чуть сопишь, иногда издавая звериное рычание, когда кусаешь ей груди, и шею, и губы.
Дух Леопарда в тебе доволен.
Он жаждет не просто овладеть ей — поместить, заклеймить как клеймят скот.
Твоя богиня. Твоя женщина. Твоя самка.
Ты извергаешься в ее чрево, ощущая себя на вершине мира.
В тот миг — ты Аыым-Царь, Хозяин Земли.
Чуть отдохнув, ты повторил то, что делал.
И повторил ещё раз.
И ещё — пока усталость и удовлетворение не принесли за собой непроглядную дремоту.
Разбудил тебя тычок древком копья.
Вокруг — люди, пешие и на верблюдах!
Один из них, одетый в белое, с венцом на голове, взирает на тебя взглядом Астара — жестокого бога-змея, которого почитал ваш народ прежде, чем принял Христа.
— Ты осквернил мою дочь.
Иной на твоём месте молил бы о пощаде.
Но ты — Аыым — ты был рождён стать величайшим героем своего народа.
Ты поднялся и храбро ответил за себя.
Ты спас эту женщину и взял ее в жены, потому как такова твоя судьба.
Ты не насиловал ее, но воля твоя соединилась с ее волей.
Закон не нарушен — таково твоё слово!
Молчит властитель земли Дан'Эль.
Молчит — и наконец отвечает.
— Всё так, ничтожный. Но ты умертвил слона — и тем нарушил закон. Да будет тебе известно, что дочь моя предназначалась Негусу в жертву, дабы мощью своей спас он царство от тысячи наступающих племен. Ты погубил Аксум — и участь твоя будет страшнее смерти.
***
Дорога на север — дорога в цепях.
Острый нож для рубки мяса.
Дух Леопарда в тебе рычит, шипит, скалится, пытается отмахиваться когтями — тщетно!
Лишь один союзник у тебя был — бог.
Тот, кто всегда защищает героев — а ты ведь рождён быть героем.
Но в ночь перед тем, как тебя оскопили, случилось лунное затмение — как тысячу раз прежде, больная Луна оказалась при смерти.
Вся земля пала перед богом на колени, моля его пощадить Луну и даровать ей исцеление.
На мольбы всей земли отвлёкся бог — и спас Луну, но не спас Аыыма.
Нож опускается на деревянную колоду.
И когда тебя, скрученного веревками, отбрасывают в сторону, на той колоде остаётся тысяча поколений твоих потомков — целый род героев.
И сам ты больше не герой.
Ты "Гыб" — этим словом в вашем языке зовут кастрированных баранов.
Рабство и кастрация — два удела столь страшных, что в ваших законах нет места ни одному из двух этих наказаний.
Тебя подвергли обоим.
Может ты и преступил закон, но осудили тебя не по закону.
***
Ты болел.
Ты умирал.
Ты выжил.
Пленители заткнули рану свинцовым штифтом, теперь, чтобы помочиться, тебе следовало извлечь его и присесть на корточки как женщине.
Один из работорговцев, знающий ваш язык, сказал, ты должен учиться если хочешь быть хорошо проданным.
Ты молодой, крепкий, сильный.
За тебя дадут хорошую цену в богатом доме.
Но ты должен учить арабский — тогда какой-нибудь вельможа возьмёт тебя в свои аскари, в дружину чёрных воронов.
А иначе тебя продадут на солончаки в низовьях Двуречья, где ты будешь жить в сарае с сотней других поганых зинджей, которые по ночам будут ебать тебя в жопу за то, что у тебя нет члена, днями напролёт же ты будешь работать кайлом, ломая корку солончаков и лопатой вычерпывая то, что под ней, за что возможно получишь от господ лепешку.
Если бог будет милостив, однажды ты наступишь на незримую глазу трещину в солончаке, и соль проглотит тебя, растворив твоё тело без остатка.
Но раз ты здесь — ты же не думаешь, что тебе так повезёт?
— Понял?
Ласково осведомился один из тех, кто зовут себя коптами.
Мир есть плоть, и законы плоти есть законы мира.
Ты родился среди стонов и вздохов, среди влажных шлепков, напоминающих звук, с каким опускается нож мясника, среди жадных взглядов и продажных восторгов, среди обманчивой яркости тканей и фальшивых монет, среди срамных болезней и наркотического чада — родился в Дар аль-Кихаб, квартале шлюх, более того, даже в этом царстве плоти, тебе суждено было появиться на самом, самом дне...
Твоя мать, Азра, не была ни танцовщицей, ни певицей, не исполняла музыку и не развлекала благородных мужей беседой, но зарабатывала по два дирхема за ночь тремя отверстиями. Она уходила из дома под вечер, а утром возвращалась пьяная или одурманенная, со следами спермы на спине, животе и лице, нередко в синяках и следах от ременной плети.
В отсутствие родительницы, за тобой присматривали ее товарки. Ты помогал им по мере сил — подводил глаза, красил ногти, приклеивал накладные пряди, румянил лица, наносил ароматическое масло подмышками и в паху.
Много раз пытался ты выведать у матери тайну, стоявшую за твоим рождением. Поначалу, на вопрос "кто твой отец", женщина отвечала, что не знает, но чем старше ты становился и чем тоньше чувствовал ложь.
К примеру, почему Азра говорит, что ты родился в Багдаде, а ее сожительницы уверяют, что она прибыла в бордель с младенцем на руках, скрываясь от гнева изгнавших ее сородичей?
Других детей в борделе не было, так что в каком-то смысле у тебя было в разное время от двенадцати, до двадцати матерей — все они любили тебя и даже ухаживали за тобой во время твоих частых и неизменно тяжёлых болезней.
Но лишь одна могла поведать тебе кто ты.
И ей становилось хуже.
***
Когда ты был ещё юн, мать приходила поддатой только "от друзей". Но с каждым утекающим летом, мгновения, когда Азра была трезва и в ясном рассудке, становились всё реже. За виноградным вином последовало изюмное, потом опиумная настойка. Все чаще, твоя мать пропадала в притонах курителей гашиша, где ее, доведя до совершенно невменяемого состояния, насиловали и выбрасывали на улицу полуголую.
Ты накидывал на неё покрывало
— Мама, мамочка, пойдём домой...
А она смотрела на тебя мутным, совершенно не узнающим взглядом и тянулись к твоим шальварам
— Д-дирхем... Или вина дай глотнуть... И н-ноги раздвину и з-задницу вылижу...
Сколько раз пытался ты бороться с ее пагубной привычкой. Прятал бутылки, просил помочь других обитательниц публичного дома, пытался поговорить — тогда мать впадала в дикую, неестественную ярость, ее лицо краснело, глаза начинали блестеть, дыхание оборачивалось тяжелым сопением
— Это ты во всем виноват, выблядок!
Вопила она, так охаживая тебя кулаком в висок, что ты падал на пол.
— Ты виноват!
***
На улице у тебя откровенно не ладилось. В младшем возрасте даже рабы запрещали детям играть с сыном шлюхи, когда же вы подросли, тебя мигом начали дразнить, пользуясь тем, что из-за природной слабости тела ты едва ли мог защитить себя.
— Эй, Фарук! Мы сегодня твою мамку наняли! Придёшь посмотреть? Накинем дирхем!
Кричали они.
Ты не отвечал ничего — и в висок тебе прилетала коровья лепешка.
Потом тебя подтаскивали к ближайшей луже, оставшейся после дождя, и тыкали в неё лицом.
— Какой ты грязный, сын шлюхи! Ну да мы тебя помоем!
Потом каждый плевал на тебя.
Это был Джаханнам, Геенна.
И ты пылал.
***
Стоит ли удивляться, что образованием твоим никто системно не занимался? Ты и в мечети-то толком не бывал. Конечно, как все прочие, ты верил в Аллаха, временами слушал бродячих сказителей и проповедников, но едва разбирал даже отдельные буквы.
Всё изменилось когда тебе было около десяти.
Проповедник в красном тюрбане выступал на улице, но речи его отличались от того, что обычно можно было услышать в Дар аль-Кихабе — никаких угроз Геенной блудницам или обещаний умилостивить Аллаха по отношению к развратницам за скромную плату.
Вместо этого, мужчина говорил совсем, совсем иное.
— Какое дело Аллаху до брака? Разве Аллах суть не любовь?! Неограниченная любовь каждого к каждому! Разве не придумали запреты лицемеры, которые сами же первыми и вызывают вас, девы, в свои дворцы?! Они лгут всем, лгут, ибо Пророки всё ещё ходят по земле! Один из них был окружён ими, но обратился в столб света, и нынче вот-вот вернётся! Славься, аль-Муканна, скрытый под золотой маской! Славься! Вернись и очисти мир от порока и лжи, порождённых материей и плотью! Люди! Аллах любит всех вас! Аллах любит каждого! Откройтесь Аллаху и будете спасены!
Внезапно, взгляд проповедника падает на тебя.
— Ты! Ты, мальчик! Ты ещё чист и невинен! Не отравлен гнилью, содержащейся во всякой материи! Аллах любит тебя! Аль-Муканна любит тебя!
Он протягивает тебе ярко-красный пояс.
Примешь ли ты его?
***
Был в борделе один страшный человек — негр Бурдук, носящий плеть из бегемотовой кожи. Он не владел заведениями и женщинами, но управлял ими от имени владельца.
Чем ниже падала твоя мать, чем реже выходила на улице, чем меньше зарабатывала, тем чаще ловил ты на себе недовольный взгляд Бурдука.
Как-то раз, когда Азра была в относительно трезвом рассудке, негр вызвал к себе вас с мамой.
Обоих.
— Тупая шлюха!
Начал он, стоило вам войти в его покои.
— Ты стоишь нашему покровителю больше чем приносишь. Все что дают тебе на косметику, одежду и благовония, ты пропиваешь. Ты должна нам уже десять динаров!
Женщина тут же рухнула на колени, умоляя простить ее и обещая, что будет работать усерднее — Бурдук сделал ей знак придвинуться, а потом с размаху ударил кулаком в лицо
— А ну заткнулась, шлюха! Ты старая блядь и едва ли годишься на что-то, кроме как лежать под псиной или ослом для любителей таких забав! Но вот твой выродок — он может работать! И он будет работать или я сейчас же вышвырну вас обоих прочь!
Взгляд человека без души перемещается на тебя.
— Ты понял, шлюхин сын?! Мамка твоя шлюха! Значит и ты тоже шлюха!
— Не смей!
Взвизгнула Азра, хоть с уголка ее губ и текла кровь.
— Ты знаешь кто его отец, а?! Ты знаешь?! Ты хочешь осквернить тело потомка Пророка!
Негр заржал.
— Я христианин, тупая ты пизда! А если бы и был одним из ваших — знала бы ты сколько благородных Аббасидов торгуют жопой похлеще тебя!
Пути Трех... скоро им предстояло столкнуться с путями Четырёх, сплестись в причудливый узор, превосходящий изяществом прекраснейших из армянских ковров. Слушай же, о вазир, слушай и внимай! Ты знаешь начало истории. Ты захочешь узнать конец.
-
Прекрасные истории, каждая - как маленькая жемчужина, которые вместе обращаются в прекрасное ожерелье!
-
Да будут благословенны расуль пославшие тебе красоту, разлившуюся по абзацам прекрасного посла.
-
Великолепное начало истории! И да, непременно хочется узнать, чем всё это закончится!
-
За восточный слог
За красивые истории
За сложные выборы
-
А ведь круто-то как!
-
+1 здесь прекрасно всё)
-
+
Полетели.
-
Это Базза!
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Дело налаживалось! Сэр Уолтер почуял, что и без вшивого Вэстфога пиво для него сегодня найдется!
– А я уж думал всю ночь придется загадки отгадывать! – захохотал он. – Эд, Барсук! Выходите!
Всегда хорошо встретить старого друга. Это создает иллюзию, что ты не один в мире. Не, так-то, конечно – не один, есть Альти, и всё такое. Но иногда ведь хочется поговорить с невооб... короче, с кем-то, кто тебе ответит. Хлопнет по плечу. С кем-то, кто не положит руку на оружие, когда встречает тебя на большой дороге. С кем-то, кто поймет, даже вот, может, ничего не скажет, а хмыкнет, качнет головой, и на лице у него будет написано: "Даааа, брат... дааа."
Эд... Эд – это семья, а семья – это другое. Семья – это больше долг. Ты за ним присматриваешь, он за тобой присматривает, но это не дружба, это кровь. Кровь – это другое. Ты бы, может, не ездил бы с ним, если б он не был тебе братом. Не потому что плохой, а потому что... не твоей закваски. Диву иногда даешься, сколько у него в башке всякой зауми, и сколько всякого дерьма. Но он – брат, блядь! Ты сделаешь ради него всякое, не потому что хочешь, а потому что помнишь лица отца и матери. И можешь легко представить, как бы они изменились, если бы родители узнали, что ты этого не сделал. Бросил. Не поддержал. Не взял с собой. Отвернулся.
А вдруг они смотрят? Ну, вдруг? А вдруг узнают, что ты так сделаешь?
Да ладно даже, не смотрят, не узнают. Но ты такой, какими они тебя сделали прежде всего, а уж потом – такой, каким тебя сделали битвы, походы, твоя первая баба, твой первый убитый враг, первая рана и первая пьянка.
Семья – это люди, с которыми можно вот так, а по-другому нельзя. А друг – это тот, кто поймет, как бы ни вышло. Ну, либо не поймет – и тогда не будет у тебя больше друга, да. Но пока понимает – он с тобой.
– Принц, к ноге! – позвал сэр Уолтер собаку, спешившись. Собаки в замках обычно в зале вместе с хозяевами сидели, грелись у огня, да и кости ждали. Собака – это не лошадь, её на конюшне нечего запирать.
Зашли. Сели.
– За встречу! – сказал Уолтер, и хлопнул первую целиком, что аж по усам потекло. Эх, хорошо! Вот это хорошо!
Когда первый раз пробуешь вино там или бренди, то не понимаешь, что это. Пиво – оно кисленькое, всё лучше, чем воду хлебать. Ещё и пользу приносит! А вино – зачем люди пьют? А бренди зачем?
Вино – оно как женщина, которая ничего не объясняет. Первый раз ты ни за что не поймешь, в чем тут дело, зачем это тебе? Вроде и приятно было, а вроде и потная возня какая-то, нелепые движения... и пахнет от неё как-то не так. Не то чтобы приятно или неприятно, а не разберешь особо. Останется только ощущение: "Ничего не понял, но хочу потом ещё". И только спустя пару раз до тебя дойдет, где там терпкая эта штучка во вкусе, в чем суть, в чем удовольствие. Вино – это необычно и приятно, вот в чем смысл. Оно вроде и ласкает язык, и щиплет – и с бабами, в общем, так же. Они не хорошие и не плохие – не такие, как мы, вот и все.
А бренди – это, сука, неприятно первый раз! Обжигает, воротит, сивухой несёт, мутит даже. И только когда жизнь твоя даст тебе поленом по башке, извозит тебя в грязи, копытом в грудино проймёт, только тогда ты поймешь... БРЕНДИ СУКА И НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПРИЯТНЫМ! Потому что это – как твоя грубая мужская жизнь. Поэтому вино пьют неженки, поэты и всякие расфуфыренные столичные мудаки, а бренди – это для мужчин, а не для молокососов.
Вино тебя любит, и ты его любишь, ну, либо как получится. А бренди – это вот как дружба двух грубых мужиков, которые сторцевались, и нашли друг друга достойными и доброй схватки, и доброй дружбы. Ты же, мать твою не ждешь, что твой друг тебя по головке игриво погладит? Вот и бренди не гладит – дерет горло будь здоров. Но в конце такое... бархатистое. Как будто мужик этот сказал: "Сэр де Мур! Сэр де Фонот! Вы, сука, рыцари правильной закваски! С вами, ёшкин корень, можно иметь дело!" Сделает этим он тебе приятно? Сделает. Но – по-мужски.
"Все как я люблю, короче."
Оглянулся на мнущихся немного спутников.
– Ешь-пей, ребята!
Выпив первую, Уолтер решил, что надо брата представить.
– Эдриан! Эдриан! – гаркнул он. – Это – Курт де Фонот. И это – самый лучший рыцарь, которого я знаю по обе стороны... по обе стороны... по обе стороны чего угодно, блядь! Вот так.
Он усмехнулся в усы.
– Курт, а это – мой брат. Похвалить он и сам себя сможет, так что скажу тебе сразу про главный его недостаток. Он, сука, обучался в грёбаном университете. Но в остальном – он парень что надо. И умный. Не то что я.
Он подумал, не добавить ли чего ещё.
"Да не, хватит. Ещё это... письмами рекомендательными обменяемся, ага! Ща! Привыкай, братик, тут по-простому."
– Ну, я считаю, надо за знакомство!
-
Так выглядит самый душевный пост в этой игре.
Сомневаюсь, что будет душевнее.
-
Вот и бренди не гладит – дерет горло будь здоров. Но в конце такое... бархатистое. Как будто мужик этот сказал: "Сэр де Мур! Сэр де Фонот! Вы, сука, рыцари правильной закваски! С вами, ёшкин корень, можно иметь дело!" Сделает этим он тебе приятно? Сделает. Но – по-мужски.
+1 Сделал приятно по Биг-Боссовски)
-
Прекрасный пост. Согласен, что крепкий брэнди не должен быть приятным)
Хотя иногда хочется именно такого, крепкого и забористого глотка, чтобы огненный ком сначала прошелся по небу, а потом упал внутрь тебя, чтобы в животе стало тепло. В этом что-то есть)
|
|
|
Утро для Константина Апполинарьевича началось с "Боже, Царя храни!" в чьём то басистом исполнении, громовыми раскатами прокатившемся по всем комнатам арендованой квартиры, пробравшись даже за закрытые двери. С трудом разлепив глаза и не в силах оторвать гудящую голову от подушки, изрядно подгулявший вчера по случаю приезда купец, сиплым от пересохшего горла голосом позвал:
- Анисим! Максим! Где вас черти носят?!
Тут же, как по волшебству, пение прекратилось, двери распахнулись и комната наполнилась людьми. Кроме горничной, шустро внёсшей в спальню резной поднос,на коем имеется нарезанный белый хлеб, паюсная икра в вазочке, белые маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке и, наконец, набор рюмок и водка в объемистом графинчике, при виде которого Константина Апполинарьевича передёрнуло, в комнату вошли двое его приказчиков: Анисим и Максимка, городовой и, что особенно удивило, поп.
- Доброго утра, барин - поклонились приказчики, городовой, несколько конфузясь, кашлянул в рукав, а поп озарил всех крестным знамением.
- Батюшка...зачем? - в первую голову осторожно осведомился Константин Апполинарьевич, кое как переведя себя в сидячее положение и нисколько не удивлённый присутствию городового, посколько приезд явно отметили с размахом.
- Батюшка Александр с утра уже ждёт, вы-с с ним намедни в ресторации изволили договориться, что желаете просыпаться под Его Императорскага Величества гимн, а голос у батюшки Александра трубный, как у архангела Гавриила, и будет сие и православно и самодержавно. За то, обещались ему триста рублёв на церкву пожертвовать.
- Обещал, значит сделаю - и вправду что то припоминая из вчерашнего, ответил Константин Апполинарьевич - То Богоугодное дело, да и гимн диво хорош вышел, самому царю-батюшке послушать не зазорно бы было.
- Благодарствую - раскатистым басом поблагодарил поп - Так что, назавтра приходить?
- Мммм...нет, уж лучше я к Вам в церкву загляну. Свечку угодникам поставлю. Присаживайтесь, батюшка - не побрезгуйте трапезой нашей.
- Благодарствую и за это - снова поблагодарил поп, дождался пока Анисим нальёт и подаст ему рюмку водки, лихо махнул её в рот, крякнул и тут же закусил поднесённым грибочком.
От этого зрелища кадык Константина Апполинарьевича непроизвольно дёрнулся и многоопытный Анисим тут же и перед ним поставил рюмку, вопросительно глянул на городового, но тот только развёл руками, негроко выдохнув "Служба", но на выпиваемую купцом водку посмотрел полным тоски взглядом.
Приняв рюмочку, К.А. шумно потянул воздух, выдохнул, почесал живот и покорясь неизбежному, удручённо махнул рукой Максимке:
- Рассказывай, что былО.
Максимка и Анисим, неизменно бывшие при КА почти что постоянно, были здоровенными плечистыми мужиками из староверов, с коими КА имел много дел по части золота, и при всех их достоинствах имели и недостаток - они не пили. С одной стороны, это помогало избежать многих бедствий, с другой стороны, после каждого загула они, укоряя и словами и взглядами, рассказывали ему о его похождениях, многие из которых вспоминать не хотелось. Вот и сейчас, слушая про вчерашнее, КА мученически дёргал глазом и лишь иногда прерывал рассказ уточняющими вопросами. Чего стоила хотя бы пьяная пляска в обнимку с телеграфистом на лужайке перед телеграфом под звуки какой-то праздношатающейся гармоники! Гонка за какими-то девицами визжащими от ужаса! Попытка подраться с буфетчиком в ресторации! Разбрасывание зеленого лука по полу той же ресторации. Разбитие восьми бутылок белого сухого "Ай-Даниля и прочие безобразия.
- Закуски разные — полтинник! - монотонно перечислял Максимка съеденнное и попорченное - Икорка — три рубля! Водка — пять рублей!
— Ого! - непроизвольно вырвалось у КА
— Девочки — двадцать пять рублей!
— Ну да…
— Музыка — пятьсот рублей!
— Как… какая музыка?
— Это вы, господин хороший, им в рояль опростаться изволили-с! - вступил в разговор мявшийся до этого городовой - Ресторатор очень сильно ругался. Рояль заграничный, Беккер. Его теперь, c такой то славой, только на свалку.
- Это с какой такой славой?! - мигом вскипел КА - Ежели они, скоты, не понимают порыва души русской, то нечего и открывать завеления в России-матушке. Ишь, Беккер у них! Мне што Беккер, что Гамбс - всё одно - не наше это, не родное! Анисим! Ресторатору выдай тышшу рублёв, нехай два Беккера купит, на случай если я ещё в его поганое заведение зайти решу, прости Господи меня грешного - покосился КА на попа, на что тот лишь благолепно улыбнулся.
Максимка продолжил повествование, и не то от монотонного голоса его, не то от водочки, КА начало клонить в сон. Но вот что то вновь царапнуло слух:
- Постой-ка! Повтори ещё раз!
- Затем, на развалинах часовни...
- Часовню тоже я развалил? - робко уточнил КА
- Нет, это было до вас, в XIV веке - успокоил КА отец Александр
- Слава те Господи - размашисто осенил себя крестным знамением КА - Не довёл до греха старого греховодника.
Вскоре список пригрешений закончился и КА вопросительно поглядел на городового.
- Ништо, господин хороший, бывает - махнул тот рукой - Это то ещё ничего. Тут, бывает, их благородия гуляют - не заметят как полгорода сожгут.
-Так, а ты тут тогда ч-чего?
- Дак, Вы сами вчера пожелали себе меня в проводники "по злачным местам города и окрестностей". Я, было, отказался, но вы больно убедительны были. "Катеньку" сунули лично мне, да десяток для господина обер-полицмейстера, чтоб, значит, поспособствовал. И вот, я тут, в вашем распоряжении до конца вашего пребывания в Кисловодске. Господин обер-полицмейстер велел передать, что если ещё чего надо будет- обращайтесь-с, подумает что можно-с сделать.
- Вот, приятно иметь дело с толковыми людьми - обрадовался КА , придя в совершейнейше благодушное распоряжение духа- Не то что с некоторыми! Сразу видно - культурный город. Ну, тогда, как тебя звать то? Афанасий? С нами отобедаешь, да там и расскажешь, что тут посмотреть можно интересного. Анисим, скажи, пусть несут что Бог послал.
В этот день бог послал Константину Апполинарьевичу на обед бутылку зубровки, домашние грибки, форшмак из селедки, украинский борщ с мясом первого сорта, курицу с рисом и компот из сушеных яблок. За обедом, Афанасий рассказывал о заведениях города Кисловодска, упомянув в их числе и ресторан "У Шустовского"
- У Шустовского? - оживился КА - Не родня ли тем Шустовым, что коньяк делают? Ох они и затейники были, как свой товар расхваливать придумали! Наняли значит, студентиков, идут те в ресторан и требуют коньку Шустовского, и ежели нет такого, устраивают скандал и погром. От греха стали все рестораторы себе в меню их продукцию вводить. Вот, придумщики, язви их в душу! Простите батюшка. Так что, не из них?
- Того не знаю, но заведение солидное. Всё как положено.
- Ну, тогда первым делом к нему и заглянем!
После обеда отец Александр распрощался, получил от КА деньги на церковь и провожаемый: "И часовенку восстановите, что ей впусте стоять-то? Не по христиански это!" распрощался. КА же, с помощью приказчиков, стал собираться. Одетый в ослебительно-белый чесучевый костюм-тройку, вкупе с роскошной, моржовой кости тростью и пошитыми на заказ туфлями, выглядел Константин Апполинарьевич, как и подобало купцу миллионщику - солидно и роскошно. Анисим же с Максимом предпочли остаться в своих красных рубахах и чёрных жилетках , синих полосатых штанах и сапогах "гармошкой".
Вызванный экипаж уже дожидался у ворот дачи, и приняв пассажиров, помчался к заведению Шустовского. Вывалившиеся из него люди, всю дорогу развлекавшие себя забаными подробностями вчерашнего вечера, весёлою гурьбой прошли в распахнутые швейцаром двери и тут же из недр заведения послышался медвежий рёв и радостный крик Константина Апполинарьевича:
- Мишка, брат ты мой косолапый, дай-ка я тебя заломаю! Ай Афанасий, ну уважил!
-
Рябчика и ананас себе закажи, твоё степенство, — так говорит тебе товарищ Капустин!
-
— Музыка — пятьсот рублей!
От души +1
-
Хорош! Только кушать после поста захотелось(
-
Глыба
-
Хороши Константин Апполинарьевич, ой как хороши - настоящий широкой души купец!
|
Василий, прибыв в ресторан со своим хозяином, Николаем Афанасьевичем – давним коллегой Шустовского, сейчас занимал своё законное место на столике у стены. Будучи прекрасно-ужасающего облику, отлично подходящему к антуражу и вкусам владельца заведения, Василий пользовался некоторыми преференциями. Как-то: выделенное местечко и обязательное блюдечко со сметаной, только сегодня поставленной на кухню. Пачкая свою мордочку в благословенной белизне, кот размышлял о вечном. Собственно, о сметане.
"Да-с, вот, положим, сметана – это вещь. Давеча, Никола Афансич две крынки приказал нам поставить, мррр. Одну уже скушавши: стало быть, осталась ещё одна. Да-с... а то нынче понапишут всякой зауми в книгах, посмотреть – посмотришь, полистать – полистаешь, и так пакостно на душе становится, тьху. Как будто вместо сельди тебе рукколу подсунули, господи прости. Эх, а раньше-то книги были... переплёты сальцем смазывали, такая и для души, и для тела пользу даёт-с."
Кот отвлёкся от своих необыкновенно важных дум, и ткнулся плоским носом в блюдце, налепив на шерстку ещё один слой сметаны. Почему-то ему доставляло необычайное удовольствие потом слизывать эту кисловатую жижу с себя. Словно и он сам был – сметана. Единяясь с, по глубоко личному убеждению Василия, царицей всех вещей и материй, кот достигал высшей ступени просветления – сытости.
Царственное столование Василия было прервано шумом в парадной. Притащился Капустин, что немедленно заставило черного котяру ощериться, и распушить щеткой хвост. Этого содомита он знал хорошо, тот на вокзале листовки раздавал. Грамотный Василий сумел прочитать оттуда два слова, которые ему не понравились – по их звучанию сразу было понятно, что сыт ими не будешь, а то и, не дай боже, ещё и без сметаны останешься.
"Вот из-за таких-то элементов и наблюдается повсеместное падение нравов, да-с," — продолжал развивать теорию Василий. — "Вот ежель б он вместо водки своей сметану употребил, сразу бы пакостничать расхотелось, и с жандармами заигрывать. После сметаны только одного и хочется – прилечь, а не режимы свергать. Безобразие-с"
И, дабы выразить своё презрение к новому посетителю, Василий громко и требовательно мявкнул. Мол, смотрите, люди добрые, что происходит, в уважаемое заведение какие-то неблагонадежные лица заглядывают.
-
Этого содомита он знал хорошо, тот в порту листовки раздавал.
Листовки, может, и раздавал, а вот деревянными изделиями не торговал! Мы, социалисты, такой содомией не занимаемся (я коммерцию, конечно, имею в виду).
-
Единяясь с, по глубоко личному убеждению Василия, царицей всех вещей и материй, кот достигал высшей ступени просветления – сытости.
Васенька прав!
-
Этого содомита он знал хорошо...
-
Воистину котики поднимут охваты любой игре;)
-
Солидный зверь
-
Не кот - настоящий падишах!
-
Досточтимый Василий, примите крест к сметане.
-
Был бы у меня такой кот - я б, может, и на ДМчик не пришёл никогда...
|
Кисловодские граждане не читают газетный «Дневник происшествий»; кисловодские граждане одолеваемы иными заботами; кисловодские граждане страдают почками, печенью, прободением желудка и половым бессилием. Об этих мы распространяться не станем. Оставим этих несчастных наедине с их горем. Эти несчастные пьют один нарзан и не интересуются «Дневником происшествий». Если принять, что всё в мире имеет смысл, непонятно, как судьба дозволяет существовать в таком месте, как Кисловодск, людям, пьющим один нарзан. По мнению Валентина Капустина существование трезвенников в Кисловодске есть наибесспорнейшее доказательство отсутствия Бога, а, следовательно, допустимости в том числе и террора — в особенности к вышеупомянутым людям. Но оставим пока и Валентина Капустина. С его теорией мы познакомимся чуть позже. Те же граждане, что интересуются «Дневником происшествий», могли прочесть в нём такие заметки:
«Месяца такого-то, дня такого-то. Со слов фельдшерицы N. N. мы печатаем о загадочном происшествии: вечером месяца такого-то, дня предыдущего за таким-то, проходила N. N. у нарзанной галереи. Там, у галереи, заметила N. N. странное зрелище: у галереи металось и пело камаринскую красное домино; на лице домино была чёрная маска».
«Месяца такого-то, дня следующего за таким-то. Со слов школьной учительницы М. М. извещаем почтенную публику о загадочном происшествии; учительница М. М. давала утренний урок; школа окнами выходила на улицу; вдруг в окне закружился столб пыли; учительница вместе с резвой детворой подбежала к окну; каково же было смущение класса и классной наставницы, когда красное домино, находясь в центре им поднимаемой пыли, плясало камаринскую и делало странный жест, будто выхватывая из невидимых ножен несуществующую шашку, высоко подымая её над головой и вкладывая обратно в ножны. В школе занятия тотчас прекратились…»
Читатель уже догадался, что красным домино был не кто иной, как Валентин Капустин. Валентин Капустин проводил эстетический террор. Эстетический террор был собственной теоретической новацией Валентина Капустина. Валентин Капустин был видный теоретик террора, особенно когда бывал пьян. В эти часы он много и глубоко размышлял о трёх материях: а) что его существование в Кисловодске оправдано; б) о терроре; и в) о третьей материи, о коей я стыжусь говорить, но упомяну лишь, что в размышлениях о ней часто возникал голубой мундир. Но — молчок о том. Вернёмся к размышлениям Валентина Капустина о терроре. «Мало уничтожить буржуазию физически, — размышлял Валентин Капустин в своей конспиративной каморке на чердаке, которую снял за бесплатно, угрожая хозяйке бомбой, — буржуазию надо уничтожить морально». По этой причине Валентин Капустин, закончив размышлять, облачался в красное домино и выходил на улицы Кисловодска, где громко распевал революционную камаринскую. Несчастливые свидетели сего действа не донесли до репортёров слов камаринской, так как а) находились в потрясении ума, иногда необратимом; б) слова из-под маски было плохо слышны; в) Валентин Капустин бывал изрядно пьян и пел неразборчиво. Впрочем, ни одна из этих трёх причин не мешала Валентину Капустину исполнять под революционную камаринскую его фирменный танец, главной фигурой которого было выхватывание символической шашки из иллюзорных ножен на поясе, вздымание ея высоко вверх и вкладывание обратно в ножны. Сие, по мнению Валентина Капустина, изображало готовность революции поочерёдно проявлять насилие и милосердие. Что же это была за камаринская, которую распевал Валентин Капустин на пыльных улицах Кисловодска, не исключая и нарзанной галереи? Эта камаринская была посвящена Кисловодскому городскому жандармскому управлению, в сокращении К.Г.Ж.У. Валентин Капустин выбрал эту песню для проведения эстетического террора не случайно: у него были особые отношения с жандармами. Отнюдь не провокация, о нет: в идейном смысле Валентин Капустин был чист. Валентин Капустин был грязен в ином смысле. Но — молчок, молчок! Не будем фраппировать публику. Лучше приведём текст сей камаринской. Внемли, Эвтерпа! «КГЖУ», революционная камаринская
Сочинение членов Крестьянского союза(на мотив Village People — YMCA ссылка)
Товарищ! Коль ты к стенке припёрт,
Знай, товарищ! Оставайся ты твёрд!
Знай, товарищ! От жандармских ты морд
Не кривись и не пе-чаль-ся!
Товарищ! Пусть ты аресту не рад,
Знай, товарищ: есть один каземат,
Там товарищ тебе каждый и брат
И с тузом буб-но-вым ха-лат!
Так весело сидеть в К.Г.Ж.У!
Так весело сидеть в К.Г.Ж.У!
Там баланды нальют,
В кандалы закуют,
Будешь протестовать — изобьют!
Так весело сидеть в К.Г.Ж.У!
Так весело сидеть в К.Г.Ж.У!
Перестук на заре,
От параши амбре,
И стоит эшафот на дворе!
Товарищ! «Варшавянку» запой!
Знай, товарищ! Этой славной тропой,
Мы, товарищ, все пойдём за тобой,
Но не спеши кри-чать ты «До-лой!»
Ведь не товарищ, а тамбовский ты волк,
Коль забываешь ты свой истинный долг
И считаешь, что, коль долог твой срок,
Скучен бу-дет те-бе сей о-строг!
Так весело сидеть в К.Г.Ж.У!
Так весело сидеть в К.Г.Ж.У!
Голодовки и плеть,
Темна карцера клеть,
Где совсем легко околеть!
Так весело сидеть в К.Г.Ж.У!
Так весело сидеть в К.Г.Ж.У!
На часах казаки,
И чугунны замки,
И висит петля из пеньки!
Сегодня Валентин Капустин, облачившись в красное домино, направился для проведения эстетического теракта в самое логово буржуазного водяного общества — общества, которое Валентин Капустин имел основания ненавидеть сразу за каждое из его определений. Напомним, что Валентин Капустин до омерзения души ненавидел воду. Пребывание в Кисловодске для него было каждодневной пыткой; эту пытку Валентин Капустин выносил стоически. В этой пытке Валентин Капустин видел страдание за народ. Душевную боль за народ Валентин Капустин глушил водкой, которую отчего-то не ненавидел. Водка выражала русскую самость, а истинный революционер — отнюдь не русофоб, что там ни болтай черносотенная печать. Валентин Капустин давно промотал на водку всю партийную кассу, которую дали ему товарищи на сбережение, и теперь добывал водку методом экспроприации: подходил в красном домино к трактирщику, грозил ему бомбой или начинал распевать революционную камаринскую. Эффект имели оба способа. Поэтому не стоит удивляться, что Валентин Капустин, появившись в ресторане «У Шуставского» уже в изрядном подпитии, тут же погрозил встречающему его медведю бомбой и предложил ему вместе сплясать камаринскую. Видимо, Валентин Капустин ожидал, что у медведя где-то есть водка. Должна была быть. В медведе Валентин Капустин также чувствовал неизбывную русскую самость.
-
Валентин Капустин проводил эстетический террор.
Дело В.Капустина живее всех живых! Даже вот буквально на этом самом сайте...
-
«Мало уничтожить буржуазию физически, — размышлял Валентин Капустин в своей конспиративной каморке на чердаке, которую снял за бесплатно, угрожая хозяйке бомбой, — буржуазию надо уничтожить морально».
+1 Капустин укусен невероятно
-
Без комментариев
-
Как тут не поставить плюс?! Незабываемый какой-то персонаж, не развидеть-не забыть)
-
Больно читать историю Капустина, смеёшься до судорог, будто тебя болванкой в афедрон оприходуют.
-
"Истинный террорист должен быть слегка пьян и до синевы выбрит... или наоборот?"
-
Но — молчок, молчок! Не будем фраппировать публику.
Ох уж эти фраппирующие публику эсеры с бомбами!
|
 Кисловодскъ. Утомленный Солнцемъ курортъ. Поблизости от ресторана "У Шустовскаго"....Великое дело - слава. Можно не быть богатым, можно не пленять красотой или удалью, но суметь при этом ухватить птицу-славу за хвост и у тебя тотчас открывается тысяча возможностей, ибо твоего общества сами ищут тысячи "друзей". Не стоит, конечно, обманываться насчет их искренности и бескорыстия: это честный бартер, ты им, они тебе. Но тем не менее сделки сии бывают чрезвычайно выгодными, хотя никогда не знаешь, какие последствия будут у внешне невинного предложения. Как говорится, "если тебе кажется, что ты заключил удачную сделку с Дьяволом, пересчитай для начала свои пальцы, конечности и ближайших родственников". Николай Васильевич Шустовский был тертый калач и не всякому дьяволу было дано обвести его вокруг пальца. Он десятки раз попадал передряги, судился, был сам под судом, женился, разводился, а всё ж таки неуклонно приумножал капитал, пока тот не стал совсем уж неприлично и непомерно огромен. В такие моменты обычно в жизни человека (который, как известно, предполагает, пока Всевышний располагает насчет него) происходит НЕЧТО: крах, смерть, драматичный (как в водевильных пьесках) поворот в личных делах, конфискация имущества в казну или еще что. Но в случае с Шустовским разочарованная публика вынуждена была наблюдать всего-навсего досрочную передачу дел сыновьям Николая Васильевича и, очевидно, львиной доли капиталов заодно, в то время как себе Шустовский-старший оставил лишь небольшую долю заработанных (если его махинации можно назвать "работой" - тут бы бомбисты-анархисты и эсеры с нами поспорили) деньжищ. Но оставил он себе и то, чего его лишить не мог ни один судебный пристав на свете - свою странную и немного зловещую славу. В то время как большинство ресторанчиков в Кисловодске всячески пытались придать себе дух наигранной легкости и беспечности, ослепляя отдыхающих блеском столового серебра, веселенькой музыкой и очаровательными кокотками из "постоянных" при заведении, "У Шустовскаго" манил к себе совсем иными настроениями и оттенками. Здесь было откровенно мрачновато и, словно чтобы подчеркнуть этот хтоническо-макабрический настрой, ресторан встречал гостей рыком медведя Михаила - домашнего любимца самого хозяина и заодно вышибалы. Дальше их ждала узкая, как крышка гроба, дверь в столь же тесный коридор, за которым был гардероб, а потом и общий зал, также окутанный полумраком. Гостям предоставлялись различные виды кальянов, восточных напитков включая кофе, абсент, опиум и многие другие вещи, которые далеко не везде в Кисловодске можно было найти. То и дело можно было найти на мягких диванах и креслах впавших в состояние полного оцепенения бледных кавалеров и дам, узкими зрачками уставившихся на вас, словно на привидений. Также вы всегда могли найти тут всевозможных проходимцев: цыган и цыганок, явных разбойников и иных скользких типов, таинственных людей обоего пола с мистическим реквизитом, непризнанных изобретателей и юношей бледных со взором горящим - словно Шустовский нарочно собирал тут самых странных и необычных типов из толпы отдыхающих, что наводняли Кисловодск ежегодно. Причем вели себя все эти типы практически всегда вполне пристойно и тихо, за чем наблюдал сам хозяин и его работники, включая косолапого Мишу. Словом, настрой тут всегда царил самый таинственный и волнующий какие-то темные и древние струнки в душе. По субботам, как знали все мало-мальски опытные завсегдатаи, "У Шустовскаго" устраивала "сеансы" так называемая Мадам Месмер - то ли вещунья, то ли шарлатанка, то ли из Парижа, то ли из Житомира, то ли любовница, то ли платоническая муза самого хозяина. Что именно творилось на сих сеансах было тайной, мраком покрытой, ибо очевидцы предпочитали многозначительно молчать, однако слухи ходили самые загадочные в диапазоне от рассказов про свальный содомский грех после гашения свечей до жутких повествований об оживлении мертвых и другой дьявольщине. Как оно было на самом деле - Бог ведает, но с учетом что полиция ресторан не прикрыла до сих пор, скорее всего враки это всё и Мадам наверняка была лишь самой прозаической актрисой в образе медиума, ведь подобный типаж в последние годы был крайне популярен по всему свету и неизменно приносил успех. Настал очередной субботний вечер. Сверчки затянули в потемках свои песни и мотыльки начали пляску в свете газовых фонарей. Кисловодск погрузился в очередной вечерний кутёж, сладкий как сахарная вата, и пьяный, как шампанское, в то время как в заведении Шустовского близился час, когда всех, кроме самых важных гостей и близких друзей Мадам Месмер и "хозяина" попросят на выход, ибо начнется очередной "сеанс"...
-
Превосходно!
-
+1 Как же ты хорош))
-
Россия, которую мы не заслужили, но которую мы потеряли.
-
Кисловодск погрузился в очередной вечерний кутёж, сладкий как сахарная вата, и пьяный, как шампанское
С почином!
-
"У Шустовскаго" манил к себе совсем иными настроениями и оттенками
Какие оттенки, такая и публика: шарманная и неординарная.
|
|
Некоторые сказали бы, что у сэра Уолтера просто руки чесались, вот он и решил напасть первым: дескать, укрытый фургон, в котором по сомнительным источникам прячут какое-то контрабандное барахло – это не повод вот прямо сразу людей убивать, что ж ты так... Посмотрите, сказали б, вроде с виду рыцарь, а замашки как есть бандитские!
И будет не прав.
Где-нибудь в более цивилизованном месте оно бы всё так и было. Но не в степи.
А почему? А потому что не его, сэра Уолтера, было дело определять, кто виновен, а кто нет. На это были судьи, магистраты, инквизиция в конце концов.
Дело сэра Уолтера – то, которое, он делал в патруле – было устранять опасности для людей, причем самые разные.
Вот на кой, спрашивается, ляд этот "торговец" устраивал засаду на дорожке? Сидел ведь в ней? Сидел. А зачем? Против кого? Ладно. А какой может быть вред от их магицких штук, которые они везут. Брат говорит – большой. Опасные штуки.
Оно, конечно, в обычной ситуации завсегда можно поговорить сперва, так сказать, прощупать. Но это ведь не просто ватажка, это вооруженные до зубов наемники, да ещё и вон с колдуном каким-то... да ещё и Иеремитом... Это как садишься играть с незнакомым человеком в кости, и не знаешь, сколько у него в наборе костей утяжеленных. Может, ни одной, а может, все! Только тут-то ты не деньги ставишь, а жизни – свою, своих подчиненных и всех тех, кого эти люди потом поубивают. Поставишь ты всё это против тяжеленьких костей по-честному?
А если такой дурак будешь, что поставишь, то и окажешься в итоге привязанным к дереву за шею, и разговор пойдет совсем другой. Только разговор этот будет короткий, и закончится он тем, что тебя убьют. Не как в книге какой, которыми скучающие благородные дамы развлекаются, где каждый раз когда героя в плен захватят, кто-нибудь его непременно освободит.
Это, бля, степь. Никто тебя здесь не освободит. Надейся, сука, на себя. Почему?
Потому что ты тот самый парень, который тут спасает и освобождает, а в крайнем случае несет возмездие. Увы, но это так. Ты и передний край, и последний рубеж в одном лице.
Так что нахер все эти расшаркивания, драться так драться. Всё он делал правильно. А если неправильно – Альти не даст злу совершиться.
Сэр Уолтер спокойно пропустил первого охранника, дождался, пока фургон с тремя другими охранниками поравняется с засадой и, сунув свои узловатые пальцы в рот, как следует свистнул. Ну, а потом натянул кольчужную рукавицу, надвинул шлем вниз, и готов был ринуться вперёд, когда первые стрелы и болты немного добавят замешательства в ряды противника.
А лучше, конечно, всех их убьют, но это вряд ли.
|
|
|
Разум рождается постепенно. Обычно для этого требуются многие месяцы, но магия - очень могущественная магия - может сократить этот срок.
Тем не менее, даже так любой разум рождается с малого, с искры. Она мелькает где-то в темноте и сперва новорожденное сознание неспособно осознать её, но с каждой новой ее вспышкой понимание нарастает все больше, пока не становится первой мыслью этого разума.
И она растет и крепнет, как и у всех - под звуки колыбельной. Только вот в этот раз колыбельная - это не нежная песнь матери, наполненная любовью. В нашей колыбельной звучат древние, тайные мотивы, воззвания к силам, недоступным простым смертным; эта песнь - не песнь упокоения, это одновременно обещание и молитва, с каждым звуком которой рождается все больше чувств.
Слово - и вот уже плывущий во тьме разум чувствует, как что-то тянет его вниз. Слово - и липкий холод пробирается внутрь. Слово - и кожа чувствует вязкую жидкость вокруг.
С каждым тактом мысли внутри сознания вспыхивают с новой силой, яркими картинами навсегда запечатляя несуществующие воспоминания - как рука держит меч, как губы шепчут тайные слова, наполненные великой мощью, как льется кровь, как перо скрипит, выводя на пергаменте цифры, как двигаться в седле, как разжигать костер, как...
Как и в другой, куда более светлой истории, в песню проникает диссонанс. Что-то идет не так и вспышки становятся все тише, все меньше, а смысл всплывающих в сознании картин становится таким далеким и размытым, что начинает ускользать, оставляя лишь чувство, будто у вас что-то украли.
В ранее четкий ритм вмешиваются другие звуки и вы чувствуете, как недовольно шевелятся ваши тела. Новорожденные сознания не способны осознать, что происходит, но одно известно точно - песня не была окончена.
Кто-то грубо хватает одного из вас, выдергивая из небытия и быстро проводит рукой по лицу, снимая липкую черную жидкость, в которой вы были созданы - новорожденная кожа тут же вспыхивает тысячей иголок. Глаза с трудом раскрываются - по ним все еще стекает эта жидкость, мешая видеть, но посреди мутного пятна света возникает лицо старого мужчины. Кожа его изрезана шрамами и морщинами, черная потрескавшаяся краска покрывает нос и лоб, а длинная борода, измазанная все в той же липкой жидкости, всклокочена.
Прежде, чем вы успеваете издать хотя бы звук, он подтягивает вас ближе к себе - так, что даже сквозь забитый жидкостью нос пробивается его зловонное дыхание - и произносит:
- Ищи птицу! Ищи грифа!
И прежде, чем тонущий в спектре новых явлений разум успевает осознать случившееся, старик с силой толкает вас вновь, в успокаивающие объятья темноты.
Песни больше нет. Звуки утихают. Одно событие за другим, разум переваривает случившееся за последние дни или секунды - хотя вам знакома концепция времени, но сориентироваться в нем сложно. Как, впрочем, и в том, кто вы есть - лишь имена отзываются благодарной пульсацией где-то в затылке.
Холодная тяжесть окружающих вас вод перестает быть приятной - тело начинает реагировать ознобом, а легкие отказываются вдыхать тягучую черноту, разгораясь огнем и кашлем.
Скорее инстинктивно, чем с полным осознанием ситуации, вы стремитесь наверх, прочь от глубины и выныриваете на воздух. Несколько секунд вам требуется на то, чтобы сделать несколько жадных, алчных глотков воздуха, еще несколько на то, чтобы очистить лица от плотной жидкости и получить возможность видеть окружающий мир. Вы оглядываетесь и видите тела, лежащие на полу. Каждый одет в черный балахон, под каждым уже растеклась лужица крови - эта картина не вызывает у вас особых чувств, ни жалости, ни сожалений.
Помимо мертвых тел в помещении есть еще люди - четыре обнаженные фигуры, каждая из которых стоит в каменной чаше высотой до пояса взрослому мужчине. Вы.
Вы смотрите друг на друга и в груди, в самой душе, что-то зарождается. Возникает ощущение чего-то правильного.
Так и должно быть. Не кто-то один, четверо. Так правильно.
Память подсказывает - то, что вы испытываете можно назвать родственными чувствами. По левую, по правую руку и напротив по диагонали стоят ваши братья и сестры.
|
|
|
|
|
-
Сонница - существо относительно безвредное. Похожа на кошку. Питается снами людей. Ночью приходит и ложится спящему человеку на грудь. Вред может принести только если сны какого-либо человека очень ей понравятся. Тогда сонница преследует человека, вызывая у него непреодолимое желание спать.
+1 Дело ясное. У меня сонница)))
|
|
Митя тяжело вздохнул.
- КонеШно Вадим, тебе ниЧего не надо! У тебя уже всё есть, как на Молдаванке... Вот только с кого спросить за цену вещичек? ПоЩив такого костюмчика будет иметь хорошую цену... Но я тебе так скажу за цену... Даже пошив у Бойлер Зубермана не сделают дырку в ващем банковском счёте... Лично у меня возникает вполне резонный вопрос, откуда такие нетрудовые доходы!? Но будьте уверены, если стало любопытно мне, то налоговая тоже может заинтересоваться... А это большая проблема! Ви хотите проблем? Думаю таки нет, но если вы спросите Троицкого, он может вам присоветовать хороший офшорный банк... И всего за скромный процент от вашего вклада...
Захлопнув крышку ноутбука, Троицкий поправил очки и поднялся на ноги:
- Ви совсем не жалеете интеллектуальную элиту и финансы компании. Нужно нанять босоту, а лучше собачку, чтобы она приносила нужные вещи, а не тратить время высококлассного и высокооплачиваемого специалиста, на прогулки по офису за документами... Элеонора Сергеевна, сделайте соответствующую пометку...
Митя скрылся за дверью и несколько минут отсутствовал. Когда же он вернулся, то помимо ноута держал в руках стальной чемоданчик и кружку кофе.
- И снова шалом...
Митя подошел к столу, положил на него чемоданчик и открыл.
Внутри лежали папки, файлы, флешки и прочая электроника. Достав самую большую папку с торчащими закладками, Троицкий перебрал их пальцами и открыл на нужной странице. Нахмурив брови, системщик, а по совместительству демон складских помещений и сатана хозяйственного обеспечения, пробормотал:
- И що бы ви делали без Троицкого!? Разорились! Только Троицкий ведёт учёт всего имущества и хоть бы кто сказал спасибо...
Из пухлого файлика с бейджиком "Игорь Трушкин" была извлечена пачка цветных прямоугольников.
- Так-так-так... Копии банковских карт. Виза, Маэстро, Американ экспресс, рублёвые, долларовые, евро... запасной заграничный и гражданский паспорт на чужие имена, охотничий билет, лицензия на оружие, удостоверения... ЧОП, студенческий, ... Это тебе пока всё ненужно...
Перебрав пухлую пачку, Митя извлёк нужный документ, удостоверяющий личность Трушкина, как волонтёра добровольной, не коммерческой, общественной организации.
Похоже, в железном чемоданчике Митяя были все мыслимые и не мыслимые документы на все случаи жизни для каждого сотрудника.
Подобная операция была проведена с каждым файликом, соответствующим имени сотрудника. Нужные документы были выложены на стол, а следом и бланк для подписи.
- Таки прошу поставить именной вензель и засвидетельствовать получение. Дата и подпись напротив своей фамилии...
Почесав кончик своего носа, системщик отхлебнул кофейку.
- Таки камеры устанавливают на перекрёстках, в магазинах и прочих общественных местах, включая переходы. Ми знаем время, когда малолетние шлимазлы покинули своих маман и папан, знаем где их видели в последний раз. Ми знаем среднюю скорость ребёнка, так что знаем как далеко они могли уйти от тех камер, значит по принципу гругов, мы можем их найти, если они вообще попали хоть в одну из них. А потом дальше и дальше... Есть у меня одна программулинка, позаимствованная на прошлом месте работы... Распознает лица и очертания силуэта на видеозаписи. Да, конеЧно пришлось её доделать, потцы из госкомпаний всё делают кое-как, но теперь она сама может просматривать видеопотоки и видеоархивы и искать нужного человека, ну или сильно похожего... Можно её запустить и через час вы узнаете, где точно в последний раз видели детей. А если их увезли на машине, то и архив дорожной полиции просмотрим... Благо доступ у меня там имеется. К слову, если есть у кого штрафы, не дорого могу их аннулировать... Непогашенные кредиты дороже... но тоже можно...
Митя раскрыл ноутбук и активировал одно из окон, настроив параметры поиска и подгрузив фотографии.
- Да поможет нам F1, да сохранит нас F2, во имя Enter'а всемогущего - Поиск!
|
-
+1 ну как же ты хорош)
-
Очень!
|
|
-
Это просто фонтан безумия и антиутопии. Восторг
-
+1 У меня после прочтения возникло чувство, что меня морально изнасиловали, и мне понравилось. ^_^
-
И вот тебе еще плюс, чо. Маладэц ^^
-
Ровно стелешь!
|
-
Видимо, котлета по-киевски не так фотогенична как, скажем, какой-нибудь маффин.
-
Плюс же.
|
|
Тайшир в эфирный сумрак руку ментальную запустил. И чуть не обжегся, сразу же её "одернув". Бывает, что астрал - это такое пустое поле, в котором, там и сям, торчат коряги закосневшего зла, а над полем этим висит вековечный туман первородной материи. А иногда астрал - это, например, коридор в лабиринте, на полу которого змеями извиваются опасные аномалии, хищные духи и гремучие ловушки, а тот, кто в лабиринте оказался - слеп, нем и глух одновременно.
Всякое бывает, в общем.
В этом случае Хан, видимо, был ближе ко второму варианту, но опыт богатый помог выбраться из гнилого местечка без особых затруднений и энергетических потерь. Теперь уже осторожно, из шестнадцатой позиции "заглянул" - ауры нет уже, фактически. Видно, что оборотень. Очевидно, что очень старый - ему, по меньшей мере, несколько сотен лет было, пока он тут, такой холодный и печальный, не очутился. Информация о могуществе старинных оборотней разнится - одни авторы утверждают, что с течением времени сила уходит из их тел, они стареют так же, как и обычные люди, только гораздо медленнее. Другие, приводя в качестве аргументации свидетельства очевидцев ("белый оборотень Калькутты", например, что во времена Британской оккупации восемнадцатого века вовсю куролесил), доказывали обратное - чем старше оборотень, тем больше он аккумулирует силы в себе, и с каждым пережитым лунным циклом его могущество возрастает.
И, не смотря на свою мощь и практическую неуязвимость для обычного оружия, конечно же, как и всё живое, любой оборотень смертен. Холодное доказательство прямиком из эпохи царизма тут вот, прямо перед вами лежит.
Искра заглянула трупу в рот и в бороде поковырялась, язык от любопытства высунув даже, пока юный патологоанатом, распаковывая упаковочку жвачки по пути, за планшетом ходил. Осмотрела ногти, оттянула веки, взглядом пробежалась по толстым и некрасивым шрамам, что бесцеремонное вскрытие на теле оставляет. Ну да ему-то всё равно.
Всучил юноша Козловской планшетик, а на нём - листы А4, исписанные карандашом, судя по составу - не полноценный акт вскрытия, но лишь рабочие "наметки", согласно которым:
- умерший, судя по строению черепа и резцов - ликан;
- внешний осмотр не выявил причин смерти, проведено полное вскрытие, взяты образцы тканей, жидкостей и органов;
- безымянный мужчина ЧРЕЗВЫЧАЙНО много пил - несмотря на то, каким высоким уровнем регенерации тканей он обладал при жизни, печень изъедена циррозом;
- его часто и сильно били; переломанные кости в некоторых местах срослись неправильно, всё тело усыпано шрамами (перечислению старых ран уделен отдельный лист);
- при судебно-химическом исследовании наркотические вещества группы опия и каннабиноиды в крови трупа не обнаружены, однако, обнаружен этиловый спирт в больших количествах;
- если отбросить всю судмедэкспертизную чепуху (через которую даже Искра продиралась с большим трудом), то мужчина умер от отравления алкоголем, а если точнее - от аспирационной асфиксии (рвотные массы?);
Как часто столетний (а, может, и двухсотлетний, а то и больше!) ликан погибает как последний бомж или рок-звезда, захлебнувшись собственной блевотиной? Нет определенной статистики по таким вот смертям. Был бы то человек - другое дело.
А так.. ну, кто знает. Может, он реально три-четыре пузыря в себя влил без закуски, просто от душевной тоски?
"Кризис среднего возраста" по-волчьи.
-
Диалоги о ликанах_)
-
+1 Крутой ты и всё тут.
|
|
-
Знаешь как забавно получается: отрубил гаду кисть, а она упала на пол и убежала куда-то!
-
Если девушка не начинает рассказывать Влад отрезает ей верхнее и нижнее веко на левом глазу и продолжает "массировать" его круговыми движениями большого пальца. А за тем "вытаскивает его" и кладет на стол перед девушкой, что бы он смотрел на нее. И расспрашивать продолжает её видит ли она сама себя. Гладит по голове, добрыми словами и ласковым тоном успокаивая.
-
+1 Хороший парень, мне нравится ^_^
|
|
-
В большинстве случаев конец — это начало!
-
Запеленали миленького новорожденного Лорда Ужаса =)
-
Ну всё, поехали)
-
+1 Закат. Романтика. Ну как тут мимо пройти)))
-
Шалалала
-
Красота, да и только.
-
и я плюсану, заслужено жеж
-
Как всегда круто и мощно
-
Все стабильно плохо
-
описание, как всегда - на высоте)
-
Ишь ты, благородный.
|
-
-
Хорошо прям.
-
Внимательный, чуткий. И, к тому же, добрый)))
-
И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет.
-
Лапочка Чернов =)
|
- Сожалею, что вы решили вести беседу именно в подобной форме.
Игорь пожал плечами. Диалог все же получился, однако, до конструктивного ему еще довольно далеко. Над этим нужно работать и работать.
Потому, он убрал четки в карман олимпийки, подошел к вампиру ближе, черной тряпочкой с серебряной вышивкой рот тщательно перетянул. После чего методично начал наносить удары. В лицо, в лицо, в лицо - три удара с широким замахом, правой, левой, правой. Затем, почти без перехода, двойка в солнечное сплетение. И последний, опять в лицо. Как учил старший лейтенант Гор Осирисович Сет еще в далеком девяносто седьмом году, в иркутском подразделении, на первом допросе.
- Уф! - выдохнул, отошел в сторону. - Александр, можете приступать, - кивнул Чернову. Дальше, глядя на то, как послушник разминает руки, Игорь посмотрел в зеркальную стену.
- Господа, как вы можете видеть, наш подозреваемый ведет себя крайне агрессивно и идти на сотрудничество отказывается. Подобное поведение вполне типично для представителя старшего поколения вампиров, коим и является наш субъект, - жест в направлении кровососа. - Однако, вы можете видеть невооруженным взглядом, насколько эффективно воздействие серебра на незащищенные одеждой участки кожи. Даже небольшого напыления будет достаточно, чтобы вампир испытал ощутимую боль, однако мои кольца, обратите внимание, - Зима выставил указательный палец вверх. - Являются цельными кусками серебра, потому даже вдавливание их сквозь одежду в области грудной клетки, несомненно, сделало мои удары более чувствительными. Но, отмечу сразу, не пытайтесь вступить в рукопашную с вампиром, не обладая автоматическим оружием или же не используя боевых стимуляторов! Разница в скорости слишком велика, чтобы ваш кастет или перстень могли отсрочить неизбежную гибель.
После этого, Зима вновь повернулся к Чернову и его собеседнику. Достал четки, начал их перебирать неторопливо.
|
Это были не первые пытки в жизни Деда. В далёком девяносто шестом, под Ростовом, когда бригада Сизого взяла Санту и Магарыча и увезла в неизвестном направлении, Толя тоже стоял и смотрел сквозь стекло (тогда - оконное) на бьющегося в наручниках, пытающегося вырваться, смазливого красавчика. Но тот был всего лишь человеком. Хорошо знакомым с нехорошими людьми. И Дед, ещё не бывший тогда Дедом, стоял на улице, дымил бычком и смотрел в окно с жалостью и лёгкой грустью, будто извиняясь за то, что парню предстоит испытать. И отвернулся, как только мужики взялись за инструменты. И стоял так следующие полчаса, морщась от звуков, доносившихся из дома, прикуривая одну сигарету от другой. А когда пачка кончилась, он зашёл в дом и ужрался дешёвой водкой до полного беспамятства. Ведь всё равно, тогда не вышло ничего. Парень быстро помер. А Санту с Магарычем так и не нашли. Дед редко вспоминал этот случай. А сейчас о нём даже не думал. Ведь дело происходило не на чужой даче, а в отделе ГСМН. А сидевший на стуле не был простым бандитом. Он не был даже человеком.
Выродком, вот кем он был. Вампиром ебучим, сосущим по ночам кровь из невинных людей. Куда более невинных, чем Смирнов. Простить этого Дед ему не мог. Как не мог простить ещё сотни других тварей за то зло, что они причиняют людям. Так что сейчас Толя жадно прильнул к стеклу, с ненавистью глядя на пленника. Смотрел, как он рвётся, пытаясь превозмочь магическую защиту. И, не решаясь закурить в помещении, нервно крутил пальцами незажжённую сигарету. Нетерпеливо ожидая, когда начнётся то действо, ради которых они все здесь собрались.
- Ты у меня заговоришь, сучёныш, заговоришь, - шептал Смирнов. - Ты у меня всё расскажешь, мать родную продашь, если есть она у тебя, конечно. Плакать будешь, кровавыми слезами. Всё, что насосал, выплачешь, пидор хуев.
Слух о смерти одного из бойцов Дед воспринял болезненно. Нет, конечно, ему сразу говорили, что работа опасная, никто не застрахован. Да и к гибели своих привык ещё в девяностых. Но мысль о том, что вот так, на обычном, рутинном почти, задержании, может взять и не стать человека, хорошего человека, оперативника ГСМН, защищённого магией и готового залезть к чёрту на рога и открутить их ему, не давала байкеру покоя. И то, что ему не дают зайти и хотя бы разок двинуть этому кровососу, убийце, монтировкой по смазливой роже, нисколько не успокаивало. В отличии от, хоть и пустых, в устах Толи, но угроз. И когда в камеру, наконец, вошёл Зима, Смирнов обрадовался. А когда тот начал говорить, заткнулся, и, не отрывая взгляда от вампира, начал внимательно ловить каждое слово, произнесённое лейтенантом. Слова, речи. А скоро и до дела дойдёт. И до науки настоящей, полезной.
|
|
|
Буйцов, оценив обстановку, мигом отослал наряд "пэпсов" заниматься своими делами - они ничего не видели толком, а даже если и видели - это не их дело, и носы свои им совать в дела каких-то ребят в штатском не с руки. Да и кому это нужно? Такое только в кино бывает. У всех своих забот по горло. Погрузились, уехали. Со "скорой" договариваться не пришлось - там свой человек сидел, дежурный врач. Сразу показал "корочки" и уверил, что дождутся отмашки от вас, как закончите, а тело уедет в специализированный морг, где его тщательно обследуют, а все важные результаты экспертизы вышлют по электронной почте или по рации передадут. Ну, если уж совсем что-то страшное - то, может, подключат псионика. Но такое редко бывает, конечно же.
Несмотря на то, что тело находилось вблизи оживленной улицы, примерно в двадцати-тридцати метрах от дороги, зевак почти не было, а кто был - тот уже сплыл под давлением несокрушимого авторитета дяденьки без погонов, но с голосом властным.
Свидетель, Петр Васильевич, уже отбыл, подписав бумажки, что, мол, прибудет для повторной дачи показаний, если понадобится, а также предоставил свой домашний адрес, так что найти его и лично допросить теперь не составит труда.
Осмотр местности не дал практически никаких результатов - что бы за хреновина не погуляла здесь вчера ночью, следов она оставила совсем мало, а те, что всё-таки оставила, Буйцов, к своему сожалению, прочитать не мог.
Помимо битых бутылок, порванного пакета-майки с логотипом продуктового магазина местного, нашёл клок шерсти тёмно-бурой, когда возле деревьев осматривался. Неприметная, вроде, штуковина - мало ли кто тут линяет? Может, пёс какой шелудивый. Или белка. Но что-то, вот, подсказало - неспроста. То ли запашок у этой шерсти не собачий совсем, а какой-то слишком резкий. То ли интуиция тревогу бьет ложную.
Непонятно. Но, за неимением большего..
Козловская пока осмотрела тело. Мужчина, белый, предположительный возраст - лет сорок, хотя точно сказать невозможно. Одет совсем небогато, даже наоборот - грязная обувь, пыльный пиджачок, джинсы черные - теперь всё густо пропитано красно-черной кровью. Паспорта при себе не имел, еще при жизни явно "пах", а теперь и вовсе вонял. Приложившись спиной к дереву, откинул изглоданную голову назад. Напряженная поза и "розочка" от пивной бутылки в руке говорит о том, что безымянный пытался дать отпор нападающему, но не преуспел - на стекле не удалось обнаружить кровь. Живот, грудная клетка и шея разорваны, часть внутренних органов отсутствует - нет печени, сердца, желудка. Требуха разлетелась вокруг на расстояние до полуметра от тела. Многочисленные рваные раны на бедрах и чудовищно глубокие царапины на разодранной спине. Видимо, погибший был сбит с ног ударом в спину, отчего впоследствии потерял много крови, после чего подобрался спиной к дереву и был освежеван прямо на месте.
Крови, кстати, совсем маловато для такой бойни. Глубокие давленные раны черепа и конечностей. Скорее всего, имеют место многочисленные компрессионные переломы.
Много всякой нечисти бывает, которая такое творит. Вурдалаки недобитые, например, частенько нападают на бомжей. Оборотни еще, из тех, кто работает в таком стиле - грязно, с выеданием органов и питьем свежей крови. Бывают и призванные существа, и демоны, но если бы здесь какая-нибудь призрачная тварь поработала, от трупа бы фонило эктоплазмой, а если бы демон - серу бы Искра в миг учуяла, есть опыт; но нет, труп "чистенький". А значит, следует искать животину - большую, с клыками в большой палец длиной, злую и голодную.
Тайшир, тем временем, попытался сравнить и сопоставить увиденное сейчас с услышанным несколько дней назад, но, на минуточку, как-то позабыл детали. Здесь - труп мужчины безымянного. А там - собачки да кошечки были. Здесь мужчину явно ели или же сделали вид, что едят, а там животных просто рвали на куски будто бы в ярости. Здесь - рваные раны от здоровенных когтей и зубов, а там.. там животных просто на куски драли. Если и есть связь прямая между этими событиями - ты её, как-то вот, упустил. Может, и не связано вовсе?
|
-
Обстоятельный такой водила.
-
хватка - она видна сразу
-
-
Старый, битый жизнью чловек,
-
Все серьезные. Один ты, Лев Анатольевич, снова частным извозчиком подрабатываешь.
-
Суровый))
|
Хотелось вспомнить день, но тот юлил, прятался, не давался живым. Весна, как назло, снова орошает весь мир дождями. Только недавно оттаял последний снег, но погоде этого мало. Она шлёт на головы всё новые и новые проблемы, словно человек сам не в состоянии испортить себе жизнь, потратить свой день на копание в дерьме. Каждую брусчатку тротуара увлажнит, пыль слижет, грязным потоком струясь вниз по улице. Противно, когда вода проникает в обувь. Когда волосы липнут к макушке.
Давно не видно равнин и полей, залитой дождём степи, где фермерские дети носятся меж густой травы, теряются в кукурузных джунглях, и где на терассе важно сидит старый сенбернар, высунув мокрый язык. Машина покинула пригород, застряв в потоке автобусов, такси и частных автомобилей. В салоне пахло сигаретами, и Крус прислонился лбом к холодному стеклу на заднем сиденье, сморщив нос, и представлял поля, чёрные от разбухшей земли. По стеклу тарабанили капли воды. Прежде, чем подойдёт экспресс, предстоит с головой окунуться в тот уличный перегной, который обычно всплывает из городских пор с приходом непогоды.
В салоне тихо. Водитель – неопределённого возраста человек, – постукивает пальцами по баранке руля. Ждёт, когда на улицах заискриться зелёный.
Авраам хочет выйти. Его тошнит.
Он вырвался из пучин грязного такси за пару кварталов от вокзала. Апатично прошелся грязными улицами, размышляя, что только сопливые дети могут найти в этом какую-то красоту. Что может быть противней воды, которая льёт с неба? Всю грязь, будь то плевок на тротуар или справление нужды в неположенном месте, природа обратно выплёскивает на людей. Хохочет раскатами грома. Издевается, наблюдая за тем, как мы подставляем руки дождю, в ожидании чуда. И ведь восхищаются. Воспевают! Больные, неэстетичные выродки. Ради, видите ли, летящей с Небес дряни.
Неужели это так смешно, Бог?
Крус смотрит на темнеющие крыши небоскрёбов и, прозябший и шмыгающий носом, продолжает идти дальше. Теперь его глаза внимательно следят за землёй. Он приехал на свадьбу своей младшей сестры Даннэт. Пробыл три дня. Гадкий привкус во рту до сих пор не покидает. Его не сотрёт ни один зубной порошок. Шлёпая по лужам, Авраам пришел к вокзалу. Полностью промокший, он желал только одного – поскорее дождаться поезда и уснуть, привалившись к окну.
Он не любил поездки, потому что каждый раз, оказываясь в новом месте, он сталкивался с людьми. В мире нет такой дороги, которая позволила бы освободиться от общества. Человек – существо социума. Оно в нём рождается, в нём же и умирает. Иногда Крус пытался представить, как выглядел бы мир, не будь человек так зависим от своих кровных братьев. Но альтернатив не было. Так зачем куда-то ехать? Везде люди. Не дают вздохнуть спокойно.
Запахи чужих тел и пропавшей еды защекотали нос – каждый, каждый пассажир просто обязан захватить с собой в дорогу термос с чаем и сэндвичи! Магазинчики, реклама, обычная шелуха вокзальной станции крупного города. Режет глаза яркими красками, вызывает порывы тошноты, потому он не смотрел никуда, крепко стиснув руки в карманах и брёл на свой перрон. Он долго стоял в ожидании поезда. Сесть на лавочку ему не позволяла гордость и пренебрежение. В молчании, Авраам погружался в мир, состоящий только из звуков. Крики, шепот и чужие разговоры кружили в его голове. Некоторое время он был рёвом городских машин. Хлопаньем голубиных крыльёв и мирскими беседами. Не было тяжёлых мыслей. Только бесконечные голоса человечества, мира людей, их тревоги и заботы, шутки и обиды, уходили вглубь сморщенной головы Авраама Круса и заглушали биение собственного сердца, шелест сдутых легких в грудной клетке.
Пришел поезд.
Они ринулись туда. Шумящая, вопящая толпа обезьян, которым Бог ниспослал самый ценный дар на Земле – Разум. Авраам стоял в стороне, пока торопливые пассажиры спешили занять свои места, толпились около вагонов, смеялись, шумели, галдели, пускали на ветер лишенные смысла обрывки слов.
Крус предоставил свои документы.
Прошел в своё купе и сел напротив какой-то женщины. Только сейчас стало понятно, как окоченели пальцы на ногах и как ноет спина, голени, скрипит ржавеющая шея. Крус укутался в пальто и спрятал ладони в его недрах. Посмотрел на женщину. Молода. Но важно ли это? Ничего не хотелось. Даже дом, далёкий, заманчивый, не звал его к себе в чертоги. Авраама никогда не радовала перспектива возвращения в изначальную точку. По-правде говоря, его ничего не радовало в этот день. Потому он откинул голову и закрыл глаза, встречая бледно-серую темноту век.
|
-
Мне насрать на тебя, и на твоего дорогого папочку, маленькая тварь.
Ну собственно в форме игры, пытаюсь вызнать у ребенка хоть какую-нибудь информацию.
xDD
Огонь!
|
Часть I. Операция Барбаросса.
========================
22 июня 1941 года. 3 часа 00 минут. Пятнадцать минут до начала вторжения.
Группа армий "Юг" при поддержке 4-й румынской армии.
Аэродром JG52.
========================
В утренних сумерках техники без какой-либо спешки, в последний раз перед вылетом, проверяли готовность самолетов. Время пришло. Уже через несколько часов вермахт будет железной поступью шагать по советской земле, сокрушая на своем пути любое сопротивление.
Самолеты заправлены и готовы к вылету. Все приготовления наконец завершены. И вот истребители 52-й эскадры выкатываются из ангаров к взлетной полосе. Пилотам предстоит сделать то, что они умеют лучше всего - завоевать господство в воздухе, сбить всех вражеских летчиков, которые осмелятся бросить вызов асам Люфтваффе.
Считанные минуты остаются до того момента, когда будет отдан приказ вылетать. Время тянется подобно резине, однако, не чувствуется напряжения или встревоженности - противник даже не поймет что произошло.
Накануне вечером зачитаны были боевые задачи. Первая цель - аэродромы, нужно уничтожить как можно больше вражеской техники еще на земле, лишить советские войска возможности оказать серьезное сопротивление, в то время как сухопутные части будут наступать на Кишинев. Уже вечером, максимум утром, город будет взят, а германская армия продолжит победоносное наступление. На Одессу, на Киев, на Севастополь... Но это потом.
- Внимание! На связи Гнездо. - чуть хриплый, искаженный динамиками голос диспетчера отрывает от размышлений - Приготовиться к вылету! Машины на полосу согласно очередности!
Вот и команда ко взлету. Все лишние мысли сами собой уходят на второй план. Самолеты, по одному, набирают разбег и отрываются от земли. Звук работающего двигателя. Вибрация взлетающего самолета. Легкое подрагивание рулей управления во время набора высоты. Все это так привычно, но в то же самое время немного волнительно. Земная твердь осталась внизу. Впереди - лишь небо и ветер. Погода обещает быть прекрасной и, конечно, хотелось бы просто полетать в свое удовольствие, но то что предстоит сделать важнее всех личных желаний. До начала вторжения в СССР оставалось десять минут.
Через несколько минут полета, когда самолеты уже перестроились в походную формацию, разбившись на звенья, вдали показались крупные силуэты бомбардировщиков. Машины 55-й бомбардировочной эскадры. Большие, тяжелые и неуклюжие, по сравнению с Bf.109, Хейнкели. Именно они нанесут основной удар, сбросив свой не малый груз на вражеские аэродромы.
А по рации на командный пункт уже отправлен был доклад о том, что бомбардировщики встречены в назначенном районе и теперь под прикрытием истребителей продолжают полет к советским аэродромам.
В это же самое время, на земле, танки и пехота вплотную подошли к границе СССР. Еще немного и продвижение на Восток будет не остановить.
========================
========================
22 июня 1941 года. 3 часа 27 минут.
Советский аэродром. Севернее Кишинева.
========================
========================
Десятки машин в воздухе. Рев сирен на земле. Маленькие фигурки людей бегают по взлетному полю. С воем падают тонны бомб. Взрывы, пламя, столбы дыма. Один из советских самолетов попробовал взлететь, но был уничтожен немецким истребителем еще до того, как оторвался от земли. Все идет даже лучше, чем можно было представить. Русские не ожидали налета и потому не смогли оказать никакого сопротивления, когда бомбы посыпались им на головы. Для истребителей не было никакой серьезной работы. На долю секунды даже показалось, что командование сильно переоценило силы противника, показалось, что все это больше похоже на какую-то детскую игру, показалось, что сегодня, пожалуй, самый простой боевой вылет за все время службы. Но это только показалось. Истребители продолжали кружить над разрушенным аэродромом, на бреющем полете расстреливая то немногое, что смогло уцелеть. Бомбардировщики уже сбросили весь свой запас и уже уходили обратно на свой аэродром, когда ожила рация.
- Внимание! Я Гриф первый! Русские! Русские! Несем потери! - в голосе командира бомберов не было и намека на тревогу, однако, последняя фраза неприятно резанула слух.
Взгляд на строй Не.111. На фоне ясного неба, в лучах восходящего солнца отчетливо виднелся дымный след от падающей машины.
Бомбардировщики сохраняя строй продолжали полет, а несколько советских истребителей делали очередной заход на цель. Им пытались помешать истребители сопровождения, но численный перевес был на стороне русских.
Сбитый хейнкель еще не достиг земли, а рация вновь оживает:
- Я Адлер! Русские! Запад! - это уже командир первого штаффеля истребителей. Но сообщений о потерях нет и душу немного отпускает противное щемящее чувство. Ненадолго впрочем. С секундной задержкой новое сообщение по рации. И еще один бомбардировщик устремляется к земной тверди, охваченный пламенем, оставляя за собой черный дым.
Пропало бесследно ощущение, что все происходящее детская игра. Радиоэфир наполнился отрывистыми командами и сообщениями. Множество советских истребителей в воздухе. На их стороне количество, на стороне асов Люфтваффе - боевой опыт и более совершенные машины.
|
Верещавшую от боли тварь смыл за борт очередной бушующий поток, оставив на память о бестии лишь полосу размытой крови да две оторванных руки на в объятиях Леоны. Но что стоит одна смерть, когда тебя легион. Цепляясь острыми когтями об обшивку корабля, пробивая промокшие доски практически на сквозь, очередная чешуйчатая тварь ползла в верх, и вторя ее примеру из пенящейся пучины океана , оскалив с острыми словно иглы зубами пасти на палубу галеона поднималась еще одна, а за ней еще и еще. Злостно шипя бестии переваливались через борт и , ведомые жаждой крови и убийства, с ходу бросались на попавших в поле зрения моряков. «Djarida is’he urush!» - донеслось до сознания Мириэль . Голос походил на тихий шепот, сказанный казалось прямиком в мозг полу-эльфа. Открыв глаза, девушка увидела стоявшую перед собой бестию. «Djarida is’he urush?!»- вновь пронеслось в голове жрицы . Не оказывая ни какого признака агрессии , тварь слегка склонила голову, изучающе разглядывая все еще светящийся амулет. -Dahir u’ra – шипя произнесла русалка , после недолгого созерцания предмета. Резко подняв взгляд прямиком на Мириэль и агрессивно оскалившись тварь невразумительно зашипела. – Джихаш велеть убить вас всех! Джихаш забрать вас к себе! Джихашь пить ваши души , Д’аркишу! Тело русалки напряглось, и мгновение спустя бестия , бросилась на стоявшую перед ней девушку, сгорая страстным желанием вцепиться ей в глотку. Неожиданный резкий толчок, откуда то снизу, словно палкой под колено подкосил жрице ноги, опрокинув Мириэль на мокрую палубу, а вместе с ней и накинувшуюся на нее тварь. *** -Что вы спросили мадемуазель Орнард? – недоверчиво переспросил Амир, все же надеясь , что все это ему послышалось. Но в очередной раз взглянув в сторону стоявшей перед ним женщины, капитан понял, что услышанное им, скорее всего не было плодом разыгравшегося воображения. - Могу вас обрадовать госпожа, пока еще как то не сложилось, и судя по сегодняшней ночке, скорее всего так и останусь закоренелым холостяком . – лицо Амира перекосилось от натуги. Вместе с подоспевшим на выручку Хэ-Си капитан с трудом удерживал , готовый вырваться из рук руль в попытке вновь вывести корабль с губительного курса. Благодаря нужнейшей силе стоявшего возле торговца жреца руль четко зафиксировался в нужном положении, из-за чего корабль вновь потихоньку удалялся в сторону от надвигающихся скал. -Клянусь, мадемуазель Орнард, если мы выберемся живыми из этой передряги, то я непременно попытаю счастья у вас или же у одной из ваших доченек, если таковые для меня у вас найдутся. – на мгновение лицо моряка озарила веселая улыбка и он озорно посмотрел на стоявшую перед ним подвыпившую Леону. – Но для начала … Сильный удар в днище заставил капитана резко замолчать, не дав тому закончить начатую было фразу, и вместе со стоявшим возле него Хэ-Си буквально повалиться на пол. От потери равновесия , хватка руля ослабла и мощный поток волны вновь вывернул руль в противоположное направление. *** Победа сына дракона оказалась не долго. Мало того , что у него отобрали трофеи так еще и объявленные вымирающим видом твари словно по волшебству начали одна за другой переползать через корабельный борт с отвратительный хлюпаньем падая на палубу. Ведомые приказом убивать, «Selki Serpentes» с нечеловеческой быстротой набрасывались на пытавшихся защищаться моряков и впивались своими острыми , словно бритва когтями в незащищенную плоть людей. Хаос и вакханалия воцарилась на корабле. Кто то визжал сидя на коленях и пытался собрать обратно в живот вырванные с корнем кишки, кто то, поливая палубу фонтаном алой крови , безмолвно летел в пенящуюся морскую пучину, а кто то и вовсе бился в конвульсиях от нестерпимой боли , живьем пожираемый вцепившимися в плоть несколькими морскими тварями. Оглядевшись по сторонам бесстрашный Эвенгар увидел, как переползя через борт в его сторону , агрессивно шипя, так же направились сразу две морских девы. Не успев как следует перехватить вновь подобранный меч, полу-дракон почувствовал, как его ноги резко отрываются от склизкой палубы и тело с силой тарана ударяется о стоявшую позади мачту. На мгновение мир поник перед глазами Маара , дыхание перехватило, а подобранный было меч вновь чуть не вылетел из руки. *** Облепленный извивающимися тварями огромный корабль , упорно борясь с стихией , медленно , но верно уплывал обратно в спасительное море. Судьба засевших внутри него людишек, мало интересовала могучий галеон, единственной его целью было не столкнуться с губительными рифами, на которые изначально гнал его ветер. Но видимо духу корабля было не суждено воплотить свои мечты в жизнь, бушующее море – его дом и погибель одновременно , по видимому решило распорядиться судьбой галеона по иначе. Огромный морской вал, не виданный кораблем до селе ни когда , с огромной силой подхватил хлипкое суденышко и неумолимо погнало в сторону видневшегося берега, грозя окончательно погубить торговца. Мощный удар по днищу сотряс судно, заставив повалиться на палубу всех, кто стоял на ней. Словно одурманенные газом мухи с бортов корабля посыпались визжащие туши прилипших к нему русалок впересмешку с неудачливыми моряками , оказавшимися близко к краю борта.
|
|
Стал быть, со слугами да беспризорниками Изю определили. Обидно. Да что ж делать - не силой же в белые хоромы прорываться. Да и следили за Изей так, как будто он вор последний, а Изя ж не вор - ему ж чужого добра много не надо.
Ну да накормили, напоили, да спать укладывают. И то хорошо. Самовар пока достал, осмотрел, вроде все целое, тряпочкой обтер. Пока тер, тишина какая-то установилась, нездоровая. Разрядить бы как-то надобно.
- Ох, спасибо, люди добгые, накогмили сиготу, напоили. Пгямо кгасота, спасибо, спасибо. Если хотите, я вам истогию сейчас скажу - что сегодня случилось, мне то, что давно было напомнило. Не, таких сгашных волков не видывал ганее, но кой чё похожее на моём коготком веку было.
Изя уселся поудобнее и завладев вниманием слушателей продолжил:
- Стал быть, гядом с нашим гогодком кладбище было. И люди говогили, захогонен там был человек один. Богатый, говогят, человек был, купец в гогоде если не пегвый по богатству, то втогой точно. И вот поговагивают, нашли его однажды мегтвым, да с головой отгубленной. Кто его так - не нашли, да и голову тожа, говогят, не нашли. Ну да это стал быть, только начало истогии. А пгодолжение её было годиков с десяток назад - я тогда совсем пацаном был - моложе вон Васьки да Миколки. Летков с дюжину было мене.
Взял паузу, давая слушателям переварить историю. Чаю хлебнул, колбаской закусил.
- Ну так вот. Поговагивали, шо купец энтот не упокоился. Говогили, что ночью он из могилы свой вставал, да по кладбищу ходил - не то голову, не то убивца своего искал, а кто говогил, что ищет живого, чтоб у егшо голову себе забгать. Многие говогили, что видали его ночью - фигугу без головы на кладбище. И вот однажды знакомый мой пацанчик - Яшка Кгивой, говогит, мол, "видал я на кладбище купца безголового". Ну а я, стал быть, "бгешешь", говогю. Вот так и зацепились, а потом и поспогили, да поспогили не пгосто так, а на тги губля. Цагских ещё, для пацанов двенадцатилетних - оггомные деньги, стал быть. А поспогили на то, что я сам один на кладбище пойду да до утга там пгосижу и от купца безголового не убегу.
Изя снова драматично громко отпил чаю из чашки.
- Ну так вот, стал быть. Тгех гублей у меня в кагмане то не было, а бгехуном быть никак не хотелось. Ну вот собгался я и пошел на кладбище. Благо, лето, тепло, да луна полная светит - пги лунном свете если пгивыкнуть хогошо видать. Ну таки пгишел я на кладбище в сумегках. Стгашно, жуть, ну да кудаж деваться - тгех гублей то нету у меня. Нашел я склеп один, да у него схогонился, спгятался. Стгашно, холод пгобигает, кажется, вот сейчас покойник какой за ногу ухватит и пгопал Из... Иван. Да вот что-то увидал лежит - взял - палка, длинная, длинной с гуку, да вгоде пгочная. И то с ней как-то посмелее стал, но всё гавно стгашна. Филин где-то двали ухнул, дегевья тгещат. Жуть. Ну да сижу, боюсь. Вгемени уже за полночь - я ужо таки освоился почти, как тут...
Снова к чашке, снова излишне громко хлебнул чая. Отставил чашку в сторону и активно жестикулируя продолжил.
- Так вот. Ать - глянь я на догожку - меня такая жуть стгашная взяла, шо я ашь чуть не закгичал. Вижу -, Изя начал жестикулировать особенно рьяно, - фигуга идет - человек, а гоговы - нет! Силуэт толка, а нету головы! Уж стгашно - жутко стгашно. Вжался я в камень, палку свою схватил так, что ашь пальцы потом болели. Затаился, а фигуга пгямо по догошке на меня идет. Ну всё, думаю, конец мене - сейчас или убьет, или гогову отогвет - ну, считай, всё гавно без головы мне не жить. А безголовый идет. Вижу уже и плащ или польто какое длинное, сапоги стагые, идет, пгямо возле меня пгоходит. Затаился я, он и пгошел мимо. Я и думаю, тикать надобноть - уже не до тгех гублей, тут выжить бы пгосто. Да токма начал вставать, как на камешек наступил, а тот возьми да лопни под ногой. И вот я встаю как завогоженный, пгямо пегедо мной - безголовый. И он услышал, газвогачивается и медленно гуки свои ко мне тянет. Ну и тут я пгосто не то от стгаху, не от от безысходности, как вдагю ему пгямо туда, где у его голова должна быть и тикать.
Изя размял руки, глядя на слушателей, лыбясь.
- Таки вот, чего гассказать то хотел. Токма я стгекача дал, как слышу кгик подгостка, да с таким матом отбогным. Пгобежал несколько шашков, обегнулся, смотгю - а безголовый на тгопинке на когточках, шею свою щупает да огет благим матом. А потом как согвет польто стагое - а под ним - Яшка Кгивой. Голову я ему палкой газбил в кговь. У меня сгазу весь стгах как гукой сняло, ашь хохотать захотелось. Энтот пгойдоха в отцовское пальто оделся - ярмо одел, голову спрятал - как будто безголовый человек.
- Ну да подошел я, помог Яшке, ггю, согласен, что он тги губля мне должен, тогда я его до дому доведу да помогу, ну он и согласился. От так от - гегоем я тогда сгеди пацанов сделался, да ещё и Яшка мне потом тги губля отдал свои - говогил, на поход в Афгику копил, ну да отдал и ладненько. От такая вот занятная истогия.
Изя довольно улыбнулся и снова взялся за еду. Нахаляву оно ж всегда не лишнее.
-
Прям по Горькому шпарит!)))
-
+1 Какой, однако, пассаж!)
|
Выйдя из взорванного проема, бывшего раньше главным входом МИДа, Обухов направился к БТРу, осторожно переступая целые россыпи золотистых гильз, обходя лужи крови, скопившиеся в воронках и канавах изрытого боевой магией обоих сторон асфальта.
За спиной оставался почерневший, ощерившийся сотнями оскаленных осколками стекла пастей-окон массив МИДа, местами чадящий иссиня-черным дымом, местами полыхающий пламенем, испещренный сотнями, если не тысячами попаданий пуль, изрубленный, промятый и проплавленный мощными заклинаниями и фугасными орудиями танков, но так и оставшийся стоять, как остались сейчас на ногах бойцы ГМСН. Вымотанные далеко за предел человеческих возможностей, изможденные, неоднократно раненые - товарищи, теперь, боевые товарищи - выходили один за другим из здания, поддерживая друг друга.
Позади остались казавшиеся бесконечными в кутерьме шквального огневого контакта кишки коридоров, темные залы и комнаты, пропитанные едким запахом серы и пороховой гари, почерневшие от разрывов гранат, полные трупов и баррикад. И кажется, до сих пор еще слышатся отголоски криков предсмертных как культистов, так и бойцов ГМСН, да шепот сотен голосов демонов, так и не сумевших прорваться в наш мир и отведать человеческой плоти. А те, кто прорвался, вкусили стали, серебра и свинца. Досыта. Прошли. Страшный по напряженности бой не запомнился, превратившись в памяти в каледоскоп образов-воспоминаний.
Чернов, стреляющий из огромного пулемета "от бедра". Огненно-яркая очередь трассеров переламывает, разрывает фигуры противников на куски, словно картонные мишени. Искра, с испариной на лице, растрепавшимися волосами, выставляет руку вперед, первой бросаясь в коридор - и огненным градом перед ней падают на ковер оплавленными искрами пули. Замысловатый взмах другой руки - и - нет, не огненный шар - у нескольких противников разом взрываются гранаты на разгрузке, разметав баррикаду. Кузнецов, не на секунду не замедлявшийся, срывавший гранаты и магазины с разгузок павших противников прямо на ходу. Цыденов с Тайширом, вдвоем выламывающие мощные металлические двери так, что те вместе с косяком пролетали чуть ли не десяток метров. И другие. Огонь. Стрельба. Бег. Смерть.
Шел Обухов, пока под ногами вместо крови, бетонной и асфальтовой крошки, грязи и гильз не оказалась вода - то подтаяли сугробы, на некотором отдалении. Те, что поближе были - испарились.
Рефлекторно попытался отстегнуть шлем, забыв, что потерял его на последних минутах боя. Усмехнулся, опустился и, зачерпнув непослушными пальцами прогоршню ледяной воды, плеснул в лицо, с усилием его потерев, смывая копоть, гарь, свою и чужую кровь.
И замер, вглядываясь во вдруг ставшее таким чужим лицо в отражении. После секундного замешательства смочил руки еще раз и плеснул на короткую свою стрижку, смывая белую штукатурную пыль.
Да только эта белизна уже не вымывалась.
-
Такая белизна.
-
намба ван вообще.
-
+1 Крутой.
-
Хороший пост.
-
+
|
Зловещий рокот, низкий гул, вдруг показался страшной тишиной, предшествующей появлению чего-то воистину огромного. Наверное, что-то такое "слышит" крошечный муравей, когда на него с неба вдруг падает огромная резиновая подошва сапога.
Небо над Москвой окрасилось багровым сиянием, будто пролитая этой ночью кровь впиталась в небесный свод. Тонкими белыми трещинами полопалось мироздание над покатыми крышами многоэтажек в Бибирево, паутинкой километровых молний, с громом соответствующим, разошлось пространство над Москва-Сити, и Кремль, что ближе к центру чудовищного портала оказался, озарил безумно яркий свет иных солнц, чужих планет - свет дьявольски горячий, обжигающий, такой, что снега сугробы метровые мигом растаяли, а воздух, морозный и колючий, раскалился добела.
Тогда Козловская, спасая себя и других от волны удушающего жара магией огня, бросилась за покореженный корпус горящего танка, от которого клубами валил пар, а металл брони натужно, словно с болью, скрипел и скрежетал. Тогда Зима, пытаясь спасти осколки разума бойцов, которым не повезло, упал на колени и приложил к вискам руки, даря спасительное спокойствие мечущимся в горящих телах душам.
Тогда Чернов, укрывшись за тушей демона им самим обезглавленного, не чувствовал ни тоски, ни сожаления - эмоции стёрты, и на душе хорошо и тепло, даже жарко немного. Тогда Самба, взвыв от боли, увидела на мгновение нечто: чудовищный в своей непередаваемой уродливости рог или клык, вернее, самый кончик его, протаранивший весь её мир, пронзивший небо и землю подобно титанической игле энтомолога, пробившей крошечную букашку. Тогда Королев, хлопнувшись в землю лицом, почувствовал, как горит его тело, и душа его сгорает дотла. Тогда Цыденов, совершив отчаянную попытку прорыва, ворвался в здание МИДа и, сраженный пулями, срубил двоих обомлевших аколитов, рыча и харкаясь кровью. Тогда Кузнецов, не найдя укрытия от света и тепла, подобного божественному, поднял голову и был буквально испепелен на месте, пройдя ритуал "очищения", который был уготован Орденом каждому живущему. Тогда Ариман, окончательно сойдя с ума, бросился в атаку и пропал в чаду горячего пара, что шёл от раскаленной земли. Тогда Соколов, мирно прикрыв глаза, кивнул своим мыслям и затаил дыхание, ожидая перерождения.
Тогда мир погиб, не выдержав Возрождения.
Но так ли всё было?
Мятежный дух впился клыками ярости в куклу, уже переставшую быть человеком, взяв над ней полный контроль. Никто из окружающих не заметил изменений.
Дух же, не теряя времени, выдернул кольца гранат на своей груди и, сделав три прыжка, оказался в центре зала.
Взрыв, погубивший большую часть зомбированных аколитов и магов, не мог уничтожить духа, как не мог уничтожить демона, что овладел душой Демидова, в то время как тело, с помощью живой воды восстановленное из полуразложившихся останков его, на миг потеряв связь с демонической сущностью, тут же пеплом рассыпалось, и кинжал Аши, засветившийся было сиянием магическим, особенным, чужим и инопланетным, со звоном каменным стукнулся об пол, и больше не было никаких звуков в том зале, кроме эха дьявольского визга, отражавшегося какое-то время от стен и потолка - и источником этого крика была оскверненная душа Белого мага, ставшего Черным.
* * *
БМП черный, горящий, жирным дымом чадит. Бойцы ГСМН прорываются сквозь заслоны несобранных и ослабевших аколитов - солдаты ордена кажутся какими-то потерянными, и оказать достойное сопротивление не в силах.
Чернов срезает пулеметными очередями людей, Тайшир императорским мечом рубит головы демонам, Самба и Зима заставляют бестолковых зомби без чувств падать на промерзшую землю и дрожать от внезапно нахлынувшего чувства ужаса, погребенного глубоко в душе и вновь открытого ими.
Бойцы пробиваются, очищают комнаты и коридоры, ждут подкрепления и вновь идут в бой, продвигаются выше. Танки прикрывают, Щерба высаживается с вертолета на крышу МИДа и лично пускает пулю в голову старшему чародею Ротманну, прибывшему из семнадцатого века для контроля над Возрождением.
Никто не знает, куда снова делся Демидов.
Группа под руководством Зимы врывается в зал, где уже лежат мертвые и умирающие орденцы, всюду кровь и обезображенные останки, а на полу - Кинжал Аши, покрытый слоем пепла. Ни следа Демидова. Словно в воздухе растворился.
Сомнения тревожат бойцов. Здесь произошло то, что недоступно пониманию многих из них. Кулешов, пятерней почесывая бороду, в которой кусочки костей и катышки плоти застряли, многозначительно хмыкает, довольно так, и уходит.
Суямов, узнав о произошедшем, расплывается в таинственной улыбке и смотрит в одну точку на звездном небе долго, очень долго.
* * *
В течение трех следующих дней попавшие под воздействие зомбирующего излучения жители Москвы проходят реконструкцию и минимальную корректировку памяти посредством гипноизлучателей, установленных в Храме Василия Блаженного. Все видеозаписи и фотографии, на которых бойцы ГСМН ведут бои с неизвестными, изъять не удается. В прессе пущен слух о сорванных террористических акциях, предпринятых радикальными исламистами из организации "Алый Джихад".
"На любительских кадрах мы видим, как бойцы спецназа ГРУ предпринимают попытку штурма здания министерства иностранных дел России, на верхних этажах которого забаррикадировались террористы-смертники"
"Какие цели ставили перед собой агрессивные ваххабиты, обвешавшись оружием и взрывчаткой и напав на здание Московского МИДа глубокой ночью? Этого, наверное, не знает никто, кроме высших чинов нашего глубокоуважаемого правительства. Однако, до свидания".
Апокалипсис, о котором говорили, который предсказывали и предрекали демоны, падшие ангелы и старые женщины с джиннами в подчинении, не произошёл. Причин этому могло быть несколько, но каждая версия того, что склонило чашу весов на сторону условного "Добра" в лице ГСМН, порождала больше вопросов, чем ответов, а потому каждый, кто пытался докопаться до истины, рано или поздно бросал это дело, и только старые и умудренные опытом ветераны на вопрос: "Куда делся Демидов?" с долей юмора отвечали: "Он улетел. Но обещал вернуться".
И он вернулся.
Но это уже совсем другая история.
-
Мафся крут.
-
концовка не подкачала)
-
Спасибо за игру, она была великолепна. Удивился, что хэппи-энд случился-таки)
P.S. Надеюсь на продолжение.
-
Годно играли, малаца.
-
ДА!
-
Ай, молодца!
-
И модуль отличный, и до конца дошёл. Респектище.
-
+1 Мафся, большое искреннее спасибо тебе за игру! Это было очень здорово, с какой стороны ни посмотри. Литературно, увлекательно, скорость на отличном уровне. Я получила огромное удовольствие.
P.S. присоединяюсь к тем, кто надеется на продолжение)
-
-
Спасибо за игру.
-
Огонь-пост!
-
Пост хороший и музыка в тему.
|
|
-Выходим из гиперпространства!
Тяжелый ударный крейсер под бортовым номером «9238» «Спартак» вышел из гиперпространственного прыжка, озаряя пространство вокруг себя на сотни километров яркой бело-голубой вспышкой разрывающейся материей космоса. Огромная тупоносая туша крейсера, по корпусу которого все еще продолжали бегать статические заряды, на всех парах, оставляя за собой длинный синий шлейф от работающих в полную мощь исполинских движителей класса «ХВ-432», несся к планете Вайполс. Там, совместно с системами планетарной и орбитальной обороны, держали свои позиции корабли Шестого ударного флота Империи Сол.
-Вывести всю тактическую информацию на голографический стол, - приказал капитан корабля Вальтер Хауссер. Он весь прыжок и полет просидел в своем кресле, неотрывно смотря на мониторы перед собой. Стоявший рядом с командиром старший помощник капитан Питер Стивенсон прекрасно знал, что командир крейсера сейчас находился в глубоких раздумьях о том что было, что есть и что будет. Капитан корабля должен был всегда продумывать свои действия на несколько шагов вперед, от этого зависела не только судьба команды, но и всей кампании. – Выпустить вперед зонды. И соедините меня с адмиралом Дейсоном.
-Есть, сэр!
Большой голографический стол, закрепленный в центре округлого мостика, ожил, и на высоте двадцати сантиметров над поверхностью стола образовался объемный интерактивный образ. Это была сетка секторов, в центре которого находилась миниатюрная модель крейсера. Вокруг него летали точки зондов, беспрерывно передававшие информацию на крейсер обо всем, что смогли уловить или увидеть. Вальтер встал и подошел к столу поближе. Рядом, словно тень, бесшумно двигался первый помощник. Капитан Хауссер вывел на экран нужную ему информацию, проверил работу корабельных систем, а затем его вызвал оператор связи:
-Сэр, получаем сигнал вызова от линкора «Арканмир».
-Адмирал Дейсон… - прошептал Вальтер. Хоть адмирал и был талантливым и хитрозадым стариком, заслуженно носивший килограммы бирюлек у себя на груди, Вальтер Хауссер недолюбливал его, сам не зная, почему. Можно было объяснить это тем, что от Грегора Дейсона веяло старостью, консерватизмом, в то время как Хауссер был сторонником всего нового, инновационного. Так сказать – конфликт интересов и взглядов. Но сейчас нужно было засунуть свои амбиции куда подальше, предстояло серьезное дело. – Принять вызов.
-Капитан Хауссер, – на экране появилось лицо адмирала Дейсона. Это был человек в преклонных годах, лет эдак под семьдесят, с морщинистым лицом, широким лбом. Вся растительность на лице, а это густая аккуратно подстриженная борода и такие же густые брови, были пепельно-белыми. Одного глаза не было, его заменял рубиновый зрачок киберимплантанта. На голове, как всегда, красовалась серая фуражка с прямым козырьком и золотым орлом на кокарде. В общем, суровый, харизматичный мужик, прямо сошедший с агит-плакатов. И все же Вальтеру он не нравился.
-Адмирал Дейсон, - кивнул Хауссер, продолжая стоять у стола, оперевшись руками о края.
-Сэр, сигнализирую множество мощных электромагнитных импульсов! Ведется огонь из разных оружейных систем, - вмешался капитан-лейтенант Лари Гетхейм, наблюдавший со своими людьми за сканерами раннего обнаружения.
-Смотрю, у вас тут уже начинает припекать, сэр, - заметил Вальтер, довольно улыбаясь. Не придется долго ждать, пока противники столкнуться лбами. Это уже произошло. Осталось только присоединиться к всеобщему веселью.
-Сэр, угроза высшей категории! – крикнул лейтенант Шилов, подопечный Гетхейма, вновь перебив адмирала Дейсона. – Во флоте неприятеля сигнализируется корабль первого класса! Дредноут, сэр!
-Вижу, твои офицеры не дают мне слова вставить, и так все сам видишь, - прохрипел адмирал в густые усы, – Сейчас получите пакет оперативных данных. Затем выдвигайтесь к линкору «Алвеус», замените его. Конец связи.
Лицо адмирала на экране дрогнуло и исчезло, но никто, кроме капитана и помощник этого не заметил, все были увлечены своими делами. Предстояла жаркая битва, нужно быть готовым ко всему.
-Сэр, принят пакет данных с «2563», - сообщил оператор связи.
-Вывести на стол, - приказал Питер Стивенсон, видя, что капитан сейчас находиться в раздумьях, прикрыв глаза и жуя губы. – Навигаторы, проложить курс до «Алвеуса». Готовиться боевой рокировке по схеме «альфа-3-3».
-Есть проложить курс до «Алвеуса», провести рокировку!
-Сэр? – позвал Вальтера Питер, и капитан открыл глаза. Голограмма над столом изменилась, и теперь вместо движущегося в пустоте кораблика были огромный шар планеты Вайполс и расположившийся на его орбите Шестой ударный флот Империи Сол. Десятки кораблей различных классов, а еще орбитальные станции и скрытые ракетные шахты системы планетарной обороны. Нужны были не малые силы, чтобы вскрыть такую систему.
И они у Федералов были.
Гордость и мощь Военно-Космического флота Империи – линкоры «Алвеус» и «Арканмир», находясь в отдалении от основных сил, вели яростную артиллерийскую дуэль с превосходившими их по мощи и количеству противниками. Компьютерная система «Спартака», подключившись к общей сети флота, беспрерывно получала сообщения о перестрелке и повреждениях. Горы данных пробегали по мониторам, и операторы едва успевали их обрабатывать. Вальтер провел рукой по столу, приблизив этот участок, насколько хватало сканеров.
Теперь все стало ясно. Первый особый флот Федерации на средних скоростях по прямому курсу двигались к планете, ведя огонь из носовых орудийных и торпедных установок по линкорам Империи. В авангарде шли линкор «Дьявол», линейный крейсер «Реликт» и тяжелый крейсер «Форлеус». Сразу за ними, в десяти километрах в отдалении медленно плыла громадина дредноута «Монстр», фланги которого прикрывали юркие ударные эсминцы «Свет тьмы», «Норлинг» и «Чамлин». Позади них, под прикрытием легкой авиации с авианосца «Родина» полз тяжелый орбитальный бомбардировщик «Громила». Этого ни в коем случае нельзя было подпускать к планете – выжжет все дотла. И ко всему этому стоит добавить орды корветов и фрегатов, которые, словно мухи, беспрерывно циркулировали вокруг флотилии, организуя хорошую защиту протии авиации противника, а так же ракет и торпед.
Федералы медленно продвигались, все из-за медлительности дредноута, весь флот был прикреплен именно к нему, это был их негнущийся стержень. Воля флота. Сломай ее, и флот падет. Легко сказать, но пока еще никому не удавалось победить дредноут. Может потому, что он был один – этот «Монстр». Больше ни у кого кораблей такого класса не было. Только вот в Имперских верфях стоял первый дредноут «Смерть во плоти». Но до завершения его строительства можно было и не дожить. Так что если нужно было разбить неприятеля, необходимо было уничтожить или серьезно повредить дредноут. Но еще раз встает вопрос – как это сделать?!
Было понятно, что и адмирал Грегор Дейсон не знал этого. Никто не знал. И именно поэтому сейчас два линкора Империи, двигаясь на работающих во всю мощь бортовых стабилизаторах, вели беглый огонь из всего, что было, не позволяя подойти противнику на расстояние пятидесятипроцентного удара. И сейчас, «Алвеус» и «Арканмир» расходовали снаряды за снарядами, энергетические батареи за батареями, сдерживая противника. И сами при этом не слабо получали. Сзади, находясь в отдалении и под полной маскировкой стояли в прикрытии ударный эсминец «Лезвие» и тяжелый ракетоносный крейсер «Густав», на случай, если один из линкоров накроют или еще каких-нибудь непредвиденных обстоятельств.
-Дайте связь с капитаном Виллиусом, - приказал Вальтер, продолжая разглядывать голограмму.
-Есть связь!
-Капитан Хауссер, – Виктор Виллиус, лысый или наголо бритый мужик, лет пятидесяти. Всегда ходил с легкой щетиной, которая, по его мнению, добавляла ему мужества, хотя и без нее его хватало. Серые, холодные глаза с прищуром буквально видели насквозь любого, в них было страшно смотреть. Вальтер был бы удивлен, если на место командира линкора или тяжелого крейсера не назначили такого человека, как Виктора Виллиуса. – Рад вас видеть.
-Взаимно, - поблагодарил капитан Хауссер, поднимая взгляд, и тут же уперевшись в холодный, пристальный взгляд капитана линкора. – Идем на «альфа-3-3». Что там у вас?
-Хреново все, - честно сказал Виллиус, перед этим активировав канал приватной связи с капитаном. Кроме Вальтера никто слов Виктора на мостике не слышал. Даже Старший помощник. – Дело швах. Наших сил явно недостаточно. Имеем только преимущества в авиации, а что толку?
-Есть идеи? – Вальтеру нравился этот человек. Он всегда был с ним откровенен, никакого лишнего клише,– Контратаковать?
-Пробовали, - вяло ответил Виктор, и Вальтер понял, что капитан не хотел об это говорить. – Толку ноль. Получил три пробоины в левый борт и одну в корму, а «Арканмиру» нос разворотили. Благо, что собой остальных прикрыли, иначе всех накрошили…
-Что адмирал?
-Да что адмирал? – махнул рукой капитан. – В таком же замешательстве, как и все. Или мы, как он. Не важно. Сам что думаешь?
-Первая благая мысль – валить отсюда, - усмехнулся Вальтер. Виктор тоже улыбнулся. – Но это не вариант. Можно попробовать зайти с флангов. Применить схему 7-13-4.
-Дейсон такого же мнения, - согласился капитан линкора. – Хочет атаковать с двух сторон, так чтобы дредноут не смог вести огонь сразу по двум направлениям. Сейчас ждем прибытие «шмелей» и авианосца «Долмер». Тогда и посмотрим.
-Ладно, - подвел итог Флориан, видя, что навигатор ему кивает, мол, готовимся к рокировке. Корабль задрожал, реверсионные струи во всю мощь пытались затормозить тушу корабля. – Что-то мы заболтались с тобой. Начинаем рокировку 10-33.
-Принял, начинаем «альфа-3-3», конец связи, - подтвердил Виктор и исчез.
-Канонир Хорст?
К капитану подошел старший канонир корабля – пожилой, но все такой же строгий и выдержанный капитан третьего ранга Дик Хорст. Правой руки у него не было, стоял протез – рана, полученная, когда канонир был еще простым артиллеристом бортовых орудий.
-Да, капитан? - пробасил на весь мостик Дик Хорст.
-Орудия к бою, разворот на левый борт, ждать команды. Активировать щиты, держать на средней мощности.
-Так точно, капитан.
Заработали мощные бортовые стабилизаторы, положившие полукилометровый корабль на такой вираж, будто это не крейсер, а какой-нибудь фрегат или тяжелый торпедоносец. Силовой каркас заскрипел и завибрировал, борясь с колоссальными перегрузками. Тем временем навигаторы линкора «Алвеус» вывели корабль вертикально вверх, уступая место «Спартаку». Сделав последний залп главного калибра, линкор на форсаже отступил за группу прикрытия. Там его уже ждали вспомогательные корабли перезарядки и ремонтные бригады. Теперь тяжелому крейсеру «Спартак» придется сдерживать вместе с флагманом «Арканмир» продвижение федералов.
Не успел крейсер занять огневую позицию и полностью развернуться на левый борт, как тут же поступили первые сообщения о попаданиях и повреждениях.
-Попадание, – сообщил старший механик корабля Алан Скиннер. В руках при себе он всегда держал электронный планшет, на который ему поступали все сведения, касавшиеся работы и живучести корабля. – Пока без повреждений, носовые отсеки держат удары.
-Все, завершили рокировку, - раздался голос капитана «Алвеуса» в динамиках мостика. – Удачи вам, «Спартак». И храни вас Бог.
Орудийные башни принялись медленно и плавно разворачиваться в сторону неприятеля, открывались заслонки торпедных аппаратов. Левый борт корабля покрыло голубое, едва различимое глазом полотно силового щита, которое расходилось алыми волнами в местах попадания. Внутри корабля сотни артиллеристов готовили и заряжали орудия, подкатывая на вагонетках многотонные снаряды. Занимали свои места техники с баллонами Б-пены, а рядом с ними в ожидании застыли люди в белых жилетах – корабельные медики. Скоро работа найдется для всех, но все равно каждый из них молился, чтобы они так и простояли без дела до самого конца сражения.
-Сэр, цели? – на мостик поступил запрос с первой орудийной башни. Через секунду свою готовность подтвердили остальные три.
-Суда «Реликт» и «Фарлеус», беглым, огонь! – долго цели выбирать не пришлось, и Вальтер тут же отдал приказ артиллеристам. Канонир Хорст повторил приказ, и грянул первый залп. Корабль задрожал и покачнулся от разового залпа чудовищных орудий, но при этом было абсолютно тихо. Лишь гул работающей компьютерной и навигационной аппаратуры да едва уловимое для слуха завывание стабилизаторов правого борта, гасивших отдачу.
-Есть! – радостно сообщил лейтенант Шилов, поворачивая голову к капитану. – Есть попадание по целям! Улавливаются электромагнитные колебания!
-Подробнее, - потребовал Хорст. Но тут же корабль сотряс череда мощнейших ударов в борт. Завизжали тревожные сирены, мониторы погасли и снова включились. Механики и медики все же не остались без работы, ее у них хватало с лихвой.
«Смотрящий» крейсера тут же сообщил капитану Хауссеру о полученных повреждениях. По «Спартаку» был сделан смешанный залп. Двенадцать снарядов разных калибров разом ударились в борт корабля, сминая и пробивая двухметровую многослойную броню, круша надстройки и датчики. Всего три снаряда оставили на третьей и четвертой палубах пробоины с баскетбольный мяч. Ничего серьезного, лишь один человек погиб на третьей палубе – «осой» (отбитый попаданием осколок брони) ему отрезало голову. Хотя один из снарядов прошил броню в опасной близости с погребом, тогда бы пол корабля разворотило мощным взрывом.
Так же по кораблю ударили шесть лазерных лучей. Яркие, слепящие глаза прямые лини прошили темноту космоса и ударились во всю свою мощь о щиты крейсера. Щиты отлично справились со своей работой, хотя тут же пали на сорок два процента, так что Ричарду пришлось приказать увеличить мощь щитов с базовой до максимальной.
Соперники обменялись «дружественными рукопожатиями». Дальше на «Спартаке» и на «Реликте», а именно его Вальтер выбрал как приоритетную цель, начался сущий ад, в котором люди воевали и боролись за выживание. Орудия раскалялись до красна от беспрерывной стрельбы, генераторы щитов работали на пределе своих мощностей, грозя вот-вот взорваться, а корпус покрывался все новыми вмятинами и пробоинами. Счет погибших и раненых шел на десятки. Медики не успевали выносить тела, артиллеристам приходилось стаскивать тела погибших товарищей в зону для сброса отстреленных поддонов. Техники, который так же гибли, исполняя свой долг, носились по всему короблю, таща за собой баллоны с быстро застывающей бронепеной и едва успевали заделывать одни пробоины, как тут же возникали другие. Системы выходили из строя от перегрузок или вражеских попаданий. Шум, грохот, взрывы, пламя пожаров, беспрерывная тряска, крики раненых и предсмертные вопли умирающих. Но за пределами атмосферных щитов и броневых пластин царила гнетущая, холодная тишина. Тишина и спокойствие в бушующем космическом сражении. Старший лейтенант Алан Скиннер не успевал перечислять повреждения, озвучивая только серьезные и опуская всякую «мелочь». Долго так крейсеру не продержаться, Вальтер это прекрасно понимал, как командир корабля, но выхода у него не было – приказ есть приказ.
Нет, конечно, свое получал и линейный крейсер «Реликт». Его нос был полностью разворочен, и от него уже отлетали целые пласты брони и изорванного каркаса. Были полностью уничтожены и выведены из строя все носовые торпедные аппараты, однако команда сумела-таки извлечь торпеды и поместить их обратно в погреба. Но все же его повреждения были не столь критичными, чтобы капитан линейного крейсера отдал приказ об уклонении и рокировке.
Вместе со «Спартаком» бился новейший тяжелый ракетный крейсер Империи «Густав». Он испускал из себя десятки различных ракет и торпед, которые, оставляли кораблю длинные извилистые белые, красные и синие инверсионные хвосты, словно щупальца, устремлялись на врага. «Густав» работал по линкору «Дьявол», кроша точными и быстрыми ракетами защиту неприятеля. Тот отвечал ему взаимностью. Но больше всего «Густаву» не повезло с дредноутом. Тяжелый крейсер «Фарлеус» «нырнув» под «Реликт», открыл «Монстру» коридор для залпа носовых плазменных батарей. Навигаторы «Густава» под командованием опытного капитана первого ранга Джона Райзона мастерски увернулись от четырех залпов из пяти. Все же один сгусток сверхтемпературной плазмы попал в кормовую часть корабля. Щиты, до этого сильно побитые «Дьяволом», пали мгновенно, а броня в области попадания просто испарялась под воздействием огромных температур. Техникам чудом удалось избежать дестабилизации реактора, а это мгновенная гибель корабля. Получи «Густав» все пять сгустков, от него бы даже атомной пыли не осталось. А так крейсер лишился две трети мощи двигателей, и его маневренность и скорость резко упала, но пока «Густав» держался и «больно огрызался».
-Внимание! Массированная ракетная атака! Двадцать три единицы!
-Выпустить зонды! Поставить помехи! – Вальтер быстро среагировал на сообщение, так что даже Питер Стивенсон не успел рта открыть. – Зенитные батареи перевести на ПРО! Всему экипажу, приготовиться!
Сначала рой разнокалиберных ракет встретили всевозможные помехи системы ПРО: от электромагнитных высокочастотных импульсов до инфракрасных искажателей цели. В радиоэфире началась настоящая какофония шумов и помех. На это «купились» тринадцать ракет, причем среди них были все десять тяжелых противокорабельных ракет класса «Таран». Флориан взял себе это на заметку. Затем в ход пошли зонды-перехватчики. Маленькие и юркие автономные роботы-зонды сами находили и определяли для себя цели, после чего на всех парах летели к ним и взрывались непосредственной близости к ракетам. Еще шесть ракет были уничтожены. А остальные четыре добили многочисленные зенитные системы, точки которых находились по всему кораблю. Ни одна ракета так и не пересекла «красный барьер» в семь километров. Из чего Малишь сделал вывод, что пуск по ним совершил не ракетоносец, иначе бы «Спартак» уже утопал в море огня, а второстепенные системы, вероятнее всего, дредноута «Монстр» или тяжелого крейсера «Форлеус».
-Отличная работа, - похвалил работу экипажа капитан, и его слова через динамики пронеслись по всему кораблю. – Но не расслабляемся, сражение еще не закончилось.
И в подтверждение его слов крейсер опять сотрясла череда взрывов и удар снарядов и лазерных лучей. Расстояние между «дуэлянтами» было меньше двух сотен километров и быстро сокращалось, бортовые стабилизаторы «Густава» и «Спартака» не справлялись с фиксацией расстояния относительно кораблей Федерации. Судя по показаниям сканеров, на дредноуте были запущены форсажные камеры. Если пропустить момент отступления, то можно уже и не отступать.
-Капитан, нас вызывает «Густав».
-Принять вызов.
-Капитан Хауссер, - командир ракетоносца Джон Райзон был все так же спокоен, будто не из его корабля сейчас выбивали куски корпуса. Хладнокровие и могучая выдержка, достойные уважения. – Я начинаю отход. Второй реактор находится в критическом состоянии, нужен срочный ремонт. Прикройте нас, идем по схеме 4-76-0.
-Понял вас, капитан Райзон. Начинаем 4-76-0.
«Густав» быстро, насколько хватало мощи поврежденных двигателей, развернулся и на форсаже устремился к планете. Там его уже ждали предупрежденные вспомогательные корабли с ремонтными бригадами. Но предварительно крейсер сделал залп из немногочисленных (ибо он все-таки был ракетоносцем) бортовых орудий снарядами начиненные «звездной пылью» - мельчайшими радиоактивными частицами, которые полностью скрывали корабль от вражеских прицелов и систем наведения. Огромный корабль просто исчез, а на его месте, на радарах появилось большое белое облако.
Но федералы не были дураками и продолжали бить сквозь «дым», надеясь задеть «Густава» шальными снарядами. Хорст в прикрытие отдал приказ вести беглый огонь главному калибру и разрешил пуск торпед с первой по третью. Операторы сканеров сообщили о попаданиях снарядов, но торпеды, увы, были все сбиты на подходе. Пока вокруг флота курсировали орды корветов, все торпедные атаки будут проваливаться. Так что канонир Хорст разрешил пуск лишь для того чтобы выиграть время. В конце концов – противника нужно сдерживать всеми средствами. Хотя это и не очень получалось. Флот федералов шел, не сбавляя хода. И если бы не медлительность дредноута, бой уже бы развивался у самой орбиты Вайполса.
-Сэр, получено разрешение на отход по вектору 13-456-87, - сказал старший помощник Стивенсон. Вальтер молча кивнул, и первый пилот-навигатор капитан-лейтенант второго ранга Джош Сайронс принялся выводить корабль на новый курс.
Ракетоносец «Густав» отошел за линию прикрытия, и теперь настала очередь «Спартака». Он так же пустил «звездную пыль» и другие имевшиеся помехи и под прикрытием своих орудий и подошедшего линкора «Арканмир» уходил к планете. Там его уже ждали корабли ремонта, перезарядки и госпиталя. Тяжелый крейсер, как болид на пит-стопе, должны были в кратчайшие сроки, счет шел на минуты, привести в порядок.
-Связь с адмиралом.
-Слушаю вас, капитан.
-Сэр, я, конечно, понимаю, - начал Вальтер, не зная как подобрать слова, чтобы не показаться трусом или грубым, - что это не мое дело, но у вас есть какой-нибудь козырь в рукаве?
-У нас тройное преимущество в авиации, - не раздумывая, ответил адмирал Дейсон, как будто ожидая этот вопрос. – Будем разыгрывать эту карту.
Кто-то мог бы обвинить адмирала в наивности и простодушии, а так же в неспособности управлять флотом и противостоять федеральным силам. Например, капитан Вальтер Хауссер, при этом основываясь на личной неприязни к этому человеку. Но Вальтер прекрасно понимал адмирала – он человек «старой закалки», хватался за любую возможность, как утопающий за соломинку. Его жестко приставили к стенке Адмиралтейство Империи, и за трусость или поражение в этой битве его бы Верховным Трибуналом приговорили к лишению звания и расстрелу. А там дальше бы пошел настоящий звездопад, и Шестым ударным флотом командовали совершенно другие люди.
У Вайполса сложилась такая ситуация, что, как считал Хауссер, трибунал ждал не только адмирала, но и других командиров, возможно, и Вальтера тоже. Почему? Да все просто – всем бы «пришили» статью №423 «За трусость». Ведь вряд ли кто-нибудь, и Вальтер причислял себя к ним, останется на поле боя до последнего. Благоразумно было в случае критической ситуации, отступить и перегруппироваться. Ведь недаром говорят: проигранное сражение еще не проигранная война.
-Каким образом? Корветы создадут такой барьер, что и муха не пролетит.
-Есть у нас и на эту проблему адекватный ответ, - хитро усмехнулся адмирал, и сеанс связи закончился. Что под этим имел ввиду Дейсон, Вальтер так и не понял, но искренне верил, что у старого хлыща найдется пару «козырей» в рукаве, а иначе все это чистой воды самоубийство.
-О чем это он, сэр? – задал тот же вопрос Питер Стивенсон, на что капитан Хауссер лишь пожал плечами, мол, знаю не больше твоего.
А тем временем на высокой орбите Вайполса организовывали продуманную оборону основные силы Шестого ударного. Крейсер «Гладиатор» совместно с шестью космическими станциями класса «Форт» образовали оборону в два эшелона, в которой «Гладиатор» занял первую линию. Во второй линии заняли позиции эсминцы «Щит» и «Экран». Позади них, под прикрытием сотни единиц легкой авиации находился авианосец третьего класса «Эшлен». Вот-вот должны были прибыть еще десять ударных фрегатов типа «Шмель» и один авианосец второго класса «Долмер». И тогда общее число легкой авиации достигнет двух сотен супротив сотни федералов. Существенно.
Так же стоило отметить засадную группу, прятавшуюся в кратере луны Вайполса. Рана от астероида оказалась такой глубокой, что в нее без труда поместились два ударных эсминца «Лезвие» и «Клинок», а так же тяжелый абордажный крейсер «Рим». Вся это задумка была организована в состоянии высокой секретности и полной радиотишины. Федералы не должны их заметить до того, как засадная ударная группа не сядет им на хвост. Тогда, под прикрывающим огнем юрких эсминцев, «Рим» должен выпустить абордажные фрегаты в сторону единственного авианосца противника «Родина» и захватить его, после чего быстро скрыться. Таков был план. А как известно, все планы хороши на бумаге. А еще говорится, что короткий путь всегда заминирован…
И напоследок стоит ко всему этому прибавить сотни, если не тысячи, ракетных шахт, разбросанных по всей планете, и скрытый «козырь» адмирала Грегора Дейсона, о котором он таки не обмолвился. Видимо, боялся утечки информации.
-Сэр, судно «Осирис» запрашивает разрешение на стыковку.
-Стыковку разрешаю.
Прибыла группа поддержки. В шлюзовой отсек просто-таки вломились десятки людей: техники, медики, артиллеристы. Заделывались дыры, заменялось поврежденное оборудование. Медики уносили раненых и убитых, доставляли медикаменты, а группы артиллеристов выгружали боекомплект и вставали в строй за место убывших. Снаружи целая орда дронов и ботов обследовали корабль и проводили посильный ремонт. Через двадцать три минуты «Осирис» запросил о старте. Экстремальный «пит-стоп» завершился, «Спартак» снова встал в строй. Но пока шел ремонт, федералы не тратили время зря, до орбиты планеты им оставалось всего тридцать тысяч километров. Это всего ничего, тридцать минут полета. Вот когда они подойдут на сотню, тогда начнется ад.
Не успел еще закрыться шлюз за командой корабля поддержки, как крейсер получил новое задание. Ему предстояло встать в линию первого эшелона вместе с «Гладиатором». Крейсер «Густав» получил слишком сильные повреждения и все еще находился в ремонте. Линкоры же встали бортами по флангам, тем самым упреждая возможность попадания в клещи. Засадная группа все еще скрывалась в недрах луны и осталась незамеченной. Им понадобиться три минуты, чтобы атаковать врага, в частности – авианосец.
-Дальность? – сделал запрос Вальтер. Он сидел в своем кресле и пил крепкий черный кофе. Так ему лучше думалось, да и голова переставала гудеть.
-Двадцать пять тысяч, сэр.
-Если ничего не измениться, - тут же добавил старший аналитик Клео Дитрих, - то у нас всего тридцать две минуты до огневого контакта. Есть время, чтобы передохнуть.
-Или свалить, - тихо добавил Питер Стивенсон, но Вальтер сделал вид, что не услышал его.
-Старший лейтенант Скиннер, доложить о состоянии корабля.
-Сэр, эффективность боевых систем составляет девяносто один процент, - старший «смотрящий» сверялся с планшетом. – Целостность корпуса – восемьдесят три процентов. Показатели скорости и маневренности не изменились.
-А как обстоят дела у противника?
Этот вопрос уже был адресован группе аналитиков Клео Дитриха и операторов систем сканирования Александра Шилова. Вызвался отвечать Шилов:
-Особо тяжелые повреждения получил линейный крейсер «Реликт». Мы зафиксировали многочисленные электромагнитные выбросы. Носовые отсеки корабля сильно повреждены, в них и сейчас продолжает бушевать пожар. Так же стоить отметить вышедший из строя фрегат класса «Гадюка» - шальным снарядом ему перебило двигатели. Остальные корабли противника получили незначительные повреждения, ведется ремонт.
-Значит, - грустно улыбнулся Вальтер, - счет пока в нашу пользу. Два – один.
Полчаса. Можно было спокойно попить кофе, расслабиться в мягком антиперегрузочном кресле и помечтать о тех временах, когда космосе царил мир и покой, и можно было беспрепятственно бороздить бесконечные просторы, как тебе вздумается. Сам Вальтер не застал этих чудных времен, он родился и вырос уже во время войны. Вот уже больше пятидесяти лет человечество вело кровопролитную войну. И все из-за планет класса «А» - благоприятных для существования и проживания. А таких планет было ой как немного во Вселенной.
-Двадцать минут до огневого контакта.
-Изменения?
-Никаких, сэр. «Густав» выдвинулся на позицию, прикрывает нас с тыла, но на нем все еще ведутся ремонтные работы.
-Сэр, только что принят пакет с «Арканмира».
Новые указания от адмирала Дейсона. На этот раз нужно было перевести все личные единицы легкой авиации под командование адмирала Прайса, капитана авианосца «Эшлен». Как говориться: с миру по нитке нищему на галстук. И того двадцать единиц различных классов. Вторая часть пакета содержала довольно странный приказ: в указанное время открыть огонь и активировать щиты на полную мощность. Зачем, указанно не было, но раз надо, значит надо.
-Пятнадцать минут до огневого контакта!
-Сэр, улавливаю нарастание колебаний электромагнитных полей! – сообщил оператор сканеров Гетхейм. – Противник активировал щиты, готовиться к залпу.
-Канонир? – Вальтер обратился к Хорсту, и старый вояка понял все с полуслова.
-На «Монстре» стоят плазменные орудия класса «Гром», - начал Хорст, хрипя и кашляя. Старость не радость. – Они будут способны открыть огонь через двенадцать минут.
-Странно, - заметил Питер Стивенсон. – В приказе указанно именно это время.
-Сэр, имматериальный разрыв слева по борту, координаты 124-421-5!
-Сэр, получаю сигналы авианесущего корабля второго класса! Это «Долмер», сэр!
-Наконец-то, - сказал Питер, садясь в свое кресло. Скоро будет жарко, и не хватало еще упасть от «качки» и разбить себе голову.
-Тринадцать минут до огневого контакта!
-Канонир Хорст, зафиксировать цель – линейный крейсер «Реликт», - приказал Хауссер. Кофе еще оставалось, но капитан знал, что не успеет его допить, не дадут. – Закончим начатое.
-Так точно, капитан, - подтвердил старый канонир, и через двадцать секунд это сделали все остальные артиллеристы. Палец Хорста лег на кнопку разрешения открыть огонь. Одно слово капитана, и «Спартак» грянет огнем из всего, что имелось. Одно слово, одно нажатие кнопки было способно решить судьбу сотен человек. Большими правами обладал только Бог. Верно говорят: командир корабля – первый, после Бога.
-Двенадцать минут!
-Дредноут открыл огонь!
-Плазменные орудия, пять залпов! Вектор 34-32-0!
-Время!
-Залп! Форсированный маневр уклонения! Выполнять!!!
Позиции имперцев утонули в море, безбрежном океане огня. Разом из своих орудий, торпедных и ракетных установок ударили шесть кораблей и шесть крупных орбитальных станций. Сокрушительная мощь! Если бы стрельбы велась в упор, а не на запредельной дистанции, это решило бы исход стрельбы заранее. Так большинство выпущенных зарядов прошло мимо, часть была уничтожена, и лишь единицы, в основном снаряды, выпущенные из орудий главного калибра тяжелых кораблей и орбитальных станции класса «Форт» попали в цель.
«Спартаку» пришлось не сладко. Сверхтемпературная плазма, разогнанная до огромных скоростей электромагнитным полем – самое страшное и мощнейшее оружие, созданное человечеством. Одно утешало, плазменные установки были очень громоздкими и ненадежными, и устанавливались только на тяжелые корабли, а иначе плазмометами красовались бы простые эсминцы. Тогда бы и пришел конец крупным кораблям. Выход был один – уклониться, не попасть под удар. Но пока пилоты крейсера закладывали поистине истребительские виражи, уклоняясь от вражеских зарядов, мимо имперского строя пролетело нечто.
Радары всех кораблей зафиксировали целую орду, тысячи мелкокалиберных скоростных ракет. Три с половиной тысячи ракет класса «Игла», маневрируя, как единый, живой организм, обогнули в несколько потоков корабли Шестого ударного и устремились в сторону федералов. Ничего подобного Вальтер Хауссер не видел за все свои года службы. Это было действительно колоссально, как и появление дредноута на поле боя. Вполне достойный ответ. Больше трех тысяч ракет, пусть большая часть из них будет уничтожена оборонительными системами, достигших цели все равно окажется не мало. Пусть «Иглы» и были слабыми, ракетами-малютками, но зато очень шустрыми и незаметными.
То, что на самом деле задумал адмирал Дейсон, и какой же у него был «козырь», Вальтер сразу понял, когда один за другим стали гореть и взрываться корветы федералов. Имперский флот сумел-таки перебросить несколько сотен мобильных комплексов «Липа», что для федералов стало полной неожиданностью. В считанные секунды больше тридцати корветов превратились в груды бесформенных обломков или пускающие остатки кислорода через огромные пробоины в корпусе. И все-таки стрелки федерации не зря свой хлеб ели, и успешно сбили около трех тысяч ракет. Космос озарился беспрерывной чередой разрывов снарядов, ракет и летевших со всех сторон трассеров и лазерных лучей. Часть ракет натолкнулось на предназначенные «Спартаку» плазменные заряды и полностью их аннигилировали. Возможно, именно это и спасло тяжелый крейсер от участи «Густава».
Как только федералы опомнились от такой пощечины, а обломки корветов остались позади, они открыли шквальный огонь из бортовых орудий. Началась форменная мясорубка, в гущу которой обе стороны бросали все имеющиеся силы. Именно сейчас решался «вопрос» планеты Вайполс.
Увернувшись от плазменных зарядов, тяжелый крейсер взамен получил три лазерных луча в левый борт и около шести разнокалиберных снарядов. Щиты и переборки выдержали, лишь два снаряда пробили броню на второй и третьей палубе. Были так же десятки торпед и ракет, но с ними «Спартаку» помог расправиться ракетоносец «Густав». Ракетоносец все еще был лишен подвижности и щитов на правый борт, и ему приходилось прятаться за «спиной» «Спартака», оплачивая свою защиту беспрерывным потоком противоракетных и корабельных ракет.
Артиллеристы «Спартака» сконцентрировали все свое внимание на линейном крейсере «Реликт», как приказал капитан. Капитан первого ранга Леон Орловский, командир линейного крейсера, принял это, как личный вызов, и сейчас между крейсерами завязалась дуэль, в которую остальные старались не вмешиваться, других проблем хватало.
Канонир Хорст быстро нащупал слабое место вражеского корабля – это был и без того поврежденный нос. Поэтому сосредоточив огонь главных калибров на ране линейного крейсера, можно было добиться критических повреждений, а дальше – развал силового каркаса, а это уже фатально.
Оба корабля постоянно и хаотично маневрировали, стабилизаторы гудели от перегрузок и грозились вот-вот выйти из строя. Артиллеристам обеих сторон приходилось изрядно потрудиться, чтобы захватить в орудийные прицелы корабли и открыть огонь.
Тем временем в бой вошла авиация…
-Я-Танго-4-6, двигаемся к целям по схеме 3-4-77! Прием.
-Понял вас Танго-4-6, выполняйте.
-Группа, перестраиваемся. Формация «лезвие-Х».
В первом эшелоне атаки, так сказать, на острие были 12 тяжелых торпедоносцев класса «Странник» и их прикрытие – 60 легких истребителей класса «Молния». Торпедоносцы должны были атаковать не тяжелые корабли, а ударные эсминцы и фрегаты федералов. Истребители же должны были прикрывать их всю дорогу, туда и обратно.
Во втором эшелоне находились 64 тяжелых истребителя класса «Секира», до отказа обвешанные тяжелыми противокорабельными ракетами. Им в прикрытие давались всего 24 «Молнии», что капитану Комарову не особо понравилось. Хоть «Секиры» и были шустрыми и мощными машинками, но все же оставаться без прикрытия более маневренных собратьев ему не хотелось.
И в завершении, в третьем эшелоне оставались все остальные единицы, плюс 10 фрегатов класса «Шмель», которым нужно будет нанести финальный удар, добить врага. Только это было возможно в том случае, если враг действительно будет разбит. А так в общем план атаки был максимально прост и эффективен за счет превосходящего количества и огневой мощи имперских кораблей.
Вдали огромные черные махины федеральных кораблей озарялись ярчайшими вспышками выстрелов и взрывов. Гремели (хотя в открытом космосе этого не было слышно) огромные башенные орудия и ряды бортовых пушек, тьму рассекали кратковременные красные лазерные лучи, а рои разнокалиберных ракет и торпед носились из стороны в сторону, ища цели и уклоняясь от систем ПРО.
-Внимание! Барраж! Вектора 12-34-5 и 12-56-34!
-Я Танго-4-6, продолжаем движение! Держать строй!
-Усиление огня! По 23-148-89!
Федералы активировали системы ПВО, и сейчас перед имперцами образовывалась стена из скоростных зенитных снарядов, лучей и гиперскоростной картечи. Но ни в коем случае нельзя было тормозить и изменять курс – потерять хоть мгновение было бы фатальной ошибкой. Тем более, пока ведут огонь системы ПВО, истребители и штурмовики федералов будут бездействовать, чтоб под свой огонь не попасть.
-Входим!
-Держать строй! Держать строй, мать вашу!
Пространство перед головной машиной первого эшелона озарилось чередой мощнейших взрывов, образовав своеобразную непроницаемую стену огня. Но «Танго-4-6» был дубленым перцем, и он спокойно пролетел через нее, продолжая вести ударную эскадру к целям.
Только не всем повезло, как командиру. На дисплей капитана Комарова тут же выводились сообщения о потерях и повреждениях дружественных машин. Больше всего досталось слабо бронированным «Молниям». Мелкая, но разогнанная до огромных скоростей, картечь, прошивала стремительные корпуса истребителей от носа до кормы. Сразу восемь истребителей взорвались, и через барраж пролетели только их обломки.
-Я подбит!
-Серый, уходи на крыло!
-Отказ стабилизаторов! Я теряю управление!
Еще одному страннику досталось от прямого попадания лазера, и красный луч распорол машине бок, но торпедоносец остался на ходу, и пилот сумел вывести подбитую машину.
Оставалось еще три минуты полета, и торпедоносцы смогу дать залп, а затем в бой вступят, с отставанием в минуту, тяжелые «Секиры». Тем временем, с тактики барража федералы перешли на хаотичный и плотный обстрел из всего, что было…
Теперь доставалось всем. Первый эшелон редел на глазах. «Танго 4-6» был измельчен прямым попаданием снаряда, так что на его место встал «Танго-4-7», но и он сгорел спустя всего двадцать секунд. Юркие «Молнии» бессильно маневрировали из стороны в сторону, но тут уже мастерство пилота ничто не решало – вражеский огонь был слишком плотным и мощным. Тут уже повезет или не повезет. Торпедоносцы держали удар, но еще один «Странник» вышел из строя, лишившись стабилизаторов.
Второй эшелон тоже получил по зубам, но в меньшей степени, в основном страдали «Молнии» прикрытия. «Секир» же, как и «Странников», спасала броня. Андрей Комаров так же получил несколько попаданий снарядов и один луч в нос, но ничего серьезного, кроме как опалили обшивку, не сделали. А вот если жахнут ракетами…
-Минута до пуска!
-Держаться вместе! Вместе!
-А-а-а!!!
-Катапультируюсь…
Секунды тянулись, словно расплавленная резина. Некогда черную пустоту космоса заполонили взрывы, лазерные лучи и обломки самолетов. Наушники разрывались от предсмертных криков и зычных команд лидеров, бортовой компьютер не успевал обрабатывать потоки данных, лившиеся на него, как с водопада, так что капитану Комарову приходилось полагаться лишь на показания телеметрии и свои глаза.
-Пуск!
-Есть пуск!
-Торпеды пошли.
-Все, уходим!
-Возвращаемся!
-«Стрела-один», «Стрела-три», за мной!
До точки залпа долететь смогли лишь девять торпедоносцев из двенадцати. Истребителей прикрытия было и того меньше – всего тридцать две машины.
Восемнадцать торпед класса «Ад», мощностью двенадцать мегатонн, устремились к заранее намеченным целям – эсминцам. И того по шесть ракет на корабль. Одной бы хватило вполне, но дай Бог, чтоб хотя бы удалось уничтожить или серьезно повредить один корабль. Торпедам нужно было преодолеть всего каких-то сорок километров, это где-то секунд пять полета. Семь торпед были уничтожены еще на подходе системами ПРО тяжелых кораблей. Остальным удалось миновать угловатые тела тяжелых крейсеров и линкоров, но затем их тут же встретил плотный огонь эсминцев. На них уже поняли, кто являлись целями торпед, и поэтому разряжали боекомплект защитных систем сотнями.
В итоге, лишь одна торпеда достигла цели. Зато как! Торпеда четко вошла прямо в нос судна, проломив лобовые бронелисты, и высвободила свой ядерный потенциал уже внутри корабля. Ослепительная вспышка на миг охватила все вокруг, и лишь автоматические системы шлема не дали пилотам ослепнуть. Ярко-белый шар огня полностью охватил ударный эсминец «Чамлин», и буквально через пару секунд от некогда грозного суда не осталось и следа. Находившимся поблизости кораблям пришлось в спешке проводить маневры уклонения и активировать щиты на полную мощность.
Торпедоносцы справились со своей задачей на отлично. Теперь в ход пошла волна «Секир». Капитан Андрей Комаров щелкнул предохранителем на рукоятке управления, активируя вооружение. Теперь им нужно было проявить себя не хуже «Странников»!
-Ударный эсминец «Чамлин» уничтожен, сэр! – радостно воскликнул Клео Дитрих, но тут же чуть не приложился головой об пульт управления. «Спартака» трясло из стороны в сторону. Шел очень жаркий бой.
«Спартаку» удалось-таки, но без труда, вынудить линейный крейсер «Реликт» отойти назад, но на его место тут же встал тяжелый крейсер «Форлеус», и без того побитому «Спартаку» вновь досталось. Прямым попаданием из лазерной батареи в две трехканальные пушки просто срезало одну из четырех орудийных башен, отправив ее в свободный полет по орбите Вайполса. «Спартак» получил очень опасную рану, лишившись сразу двадцать процентов огневой мощи. При этом был серьезно поврежден силовой каркас верхней палубы, ослабла конструкция всего корабля в целом. На месте башни теперь зияла огромная дыра со все еще плавящимися краями.
Ответ «Спартака», и его старшего канонира в частности, не заставил долго ждать. Оставшиеся орудия разом грянули двадцатью стволами по «Фарлеусу», напрочь снеся тому капитанский мостик, лишив крейсер центра управления. Очень серьезная «месть», но на «Фарлеусе» был тренированный, прожженный боями экипаж, и даже лишившись мостика и командного состава, федералы стоически продолжали сражаться. А возможно, у них просто не было другого выбора. Зная, что федерал не сможет теперь организованно отступить, «Спартак» колотил по «Фарлеусу» из оставшихся башенных и бортовых орудий, получая при этом взаимные залпы.
Но главное действие разыгрывалось в самом центре, между линейными монстрами двух флотов. И пока, что было не утешительно, перевес был на стороне федералов.
В первые же минуты разовых залпов был практически уничтожен тяжелый крейсер «Гладиатор». Лишившись бортовых стабилизаторов и атмосферных полей, корабль начало вращать по инерции, а из многочисленных дыр и проломов источались густые облака моментально замерзающего кислорода. Крейсер окутало облако из обломков, замерзших или распухших из-за перепада давления тел и белых частиц замерзшего кислорода. Мертвое облако, последняя пелена экипажа. И лишь автоматические системы ПРО и ПВО продолжали работать по целям, будто пуская погребальный салют, пока боеприпасы не закончились.
Эту победу на свой счет по праву записал дредноут. Но справившись с крупным соперником, он тут же пропустил удар от более юрких и быстрых кораблей. Вырвавшиеся вперед на форсаже эсминцы прикрытия «Щит» и «Экран» провели массированную, в десять гиперскоростных торпед класса «Смерч», атаку. Артиллеристы на «Монстре» поздно спохватились, не успевая отрабатывать по летающей, словно рою саранче, легкой авиации и не смертельными, но больно бьющим ракетам и медлительным торпедам класса «Ад». Две, а это уже было на гране фантастики, попали точно в центр дредноута, но их суммарной мощи было явно не достаточно, чтобы хотя бы повредить силовую линию каркаса. Максимум, что они смогли сделать, так разрушить два бортовых орудия, несколько отсеков и убить пару десятков человек из многотысячного экипажа. В общем-то, абсолютно несущественный урон, но пример отважных капитанов эсминцев и тот факт, что дредноут не такой уж и «страшный» корабль, воодушевил остальных, что тоже было немаловажным.
Линкор федералов «Дьявол» вступил в бой с имперцем, равным ему по классу – линкором «Алвеус». Пока «Дьявол» успешно громил своего конкурента, сказывалось наличие широкого ассортимента энергетического оружия – от простых лазеров до атомарных ионных резаков. Щиты «Алвеуса» не выдерживали такого напора чистой энергии и пали в первые десять минут схватки. А лишившись энергетической защиты, метровая композитная броня горела и плавилась под огнем вражеских орудий. Артиллеристы «Дьявола» срезали целые куски корпуса и обшивки с имперца. Вот-вот какой-нибудь шальной луч прорежет броню в кормовой части корабля и достанет до реакторов.
Но и на «Алвеусе» не сплоховали. Гигантские орудия главного калибра, шестьсот двадцать миллиметров, долбили «Дьявол», прошивая тело гиганта насквозь, оставляя гигантские дыры почти что в километровом корпусе линкора. Снарядам не страшен был энергетический щит, так что можно было сказать, что соперники сражались на равных.
Главное же сражение развернулось между флагманами флотов – линкором «Арканмир» и дредноутом «Монстр». Но тут и не профессионалам было ясно, что силы неравны, и «Монстр», хоть и не без труда, разбивал «Арканмир» своими многоствольными плазменными пушками. Со спины линкор прикрывал ракетоносец «Густав», шустро укорачивающийся от подарков в его сторону.
Идя еще на один дерзкую торпедную атаку, эсминцы «Щит» и «Экран» нарвались на встречную ракетную атаку, проведенную с тяжелого крейсера «Реликт», так же как и «Густав», скрывающийся за спиной своего товарища – дредноута «Монстра». Быстрые и маневренные эсминцы не обладали достойно защитой и получили серьезные повреждения и лишились хода. На «Экране» полностью отказала система управления и навигации, и вскоре обездвиженный эсминец, не выпустивший «белого ангела» был добит парой прямых попаданий из лазерной пушки. «Щиту» повезло больше, но его капитан принял гордое и отчаянное решение. Идти на таран. Цель – дредноут. Федералы не ожидали такого и не успели уничтожить эсминец до того, как он протаранил верхние палубы дредноута, снеся орудийную плазменную башню и оставив на теле «Монстра» глубокую рваную рану. «Экран» от страшного удара развалился на три части и продолжил дрейфовать в пустоте.
Были еще и орбитальные станции, но они были уничтожены в первые минуты боя, как самые легко доступные цели. Плазмометы и ракетомет дредноута успешно справились с этой задачей.
-Начали, - приказал капитан первого ранга Чарли Лоун. Тут же капитаны ударных эсминцев «Лезвие» и «Клинок» подтвердили приказ капитана Лоуна, и вместе с тяжелым абордажным крейсером «Рим» на форсаже вылетели из кратера луны. У них было всего пятнадцать минут на все. Восемь минут на подлет, пять на абордаж, а остальное время – на быстрое бегство…
А тем временем возле огромных кораблей завязалась полномасштабная «собачья свалка» больше сотни самолетов разных «мастей». Такой бойни, а только таким словом можно было охарактеризовать то безумие, что творилось на экране прицела и радара, капитан Андрей Комаров никогда не видел. Бортовой компьютер выдавал информацию на табло со значительной задержкой, из-за чего эта информация была устаревшей, и капитану приходилось заходить на цели по «старинке» - «на глаз».
Реагировать на все тревожные сигналы Андрей так же не успевал. Один раз ему на хвост сели сразу два «Мангуста». Но тут же один из них был сбит чей-то ракетой, пилот не успел катапультироваться. Второй федерал совершил маневр противоракетного уклонения, но и его настигла «кара» в виде пушечной очереди от одной из имперских «Молний». И так несколько раз.
Шальной ракетой, а может, и нет, «Секире» капитана выбило один из четырех маневренных двигателей, скорость тут же упала на четверть. Взвыли тревожные кнопки, часто мигая раздражающим красным светом. Милый женский голос без грамма эмоций и души быстро тараторил в наушниках, перебирая все неисправности и повреждения, а базеры тревоги просто разрывались, сообщая каждый раз о приближающейся ракете, коих в округе были сотни.
Четверка «комаров» - группа капитана Комарова - пыталась подойти к линейному крейсеру «Реликт» на дистанцию прямого стопроцентного пуска со стороны кормы. Этого пытались добиться еще единиц десять «Секир», но с каждым неудачным заходом их становилось все меньше и меньше. Артиллеристы на крейсере знали свое дело и боеприпасов не жалели, обильно поливая пространство перед собой плотным огнем. «Комарам» пока везло, отделывались лишь незначительными повреждениями. Только вот у «Гнома» отказала система жизнеобеспечения, и он был вынужден перейти на запасы своего костюма, а это всего тридцать минут автономной работы. Ничего, ему хватит.
-Черт! У меня захватили! Трое! – это был «Черный», он был ведомым капитана.
-Понял тебя, держись. Выполняю разворот.
Тройка «секир» на форсаже развернулась на сто восемьдесят градусов и в лоб в лоб вылетала на группу федералов. «Кинжал», снайпер группы, сумел среагировать за доли секунды и прямым залпом из шести автопушек «разобрал» «Мангуста» на запчасти. Двое остальных тут же рванули вверх, отстреливая ловушки и датчики помех, но «комары» и не думали тратить тяжелые противокорабельные «Булавы» на такую мелочь – Комаров запретил. Залпа двадцати трех миллиметровых пушек вполне хватило обоим. Во всяком случае, недовольных не осталось. Остальных перехватчиков встретили подоспевшие «Молнии» из группы прикрытия торпедоносцев. С момента начала атаки прошло всего шесть минут.
Для совершения удачного пуска по кораблю, к нему необходимо было подобраться на дистанцию двух километров, в то время как системы ПРО и ПВО «Реликта» успешно поражали цели своими мультилазерными установками, отгоняя стаи «Секир» от себя, словно назойливых мух.
-Внимание всем! Цель «Реликт» протектируется эсминцем «Норлинг»!
Черт! Эсминцы, получившие звонкую пощечину от имперских торпедоносцев и отступившие под прикрытие авиации авианосца, снова вернулись на позиции, а их системы борьбы с легкими самолетами были куда опасней, чем на тяжеловесах крейсерах и линкорах. Именно поэтому эсминцы всегда присутствовали в составе крупных ударных флотов. И сейчас ударный эсминец «Норлинг» заложил крутой вираж под линейный крейсер «Реликт» и вынырнул из-под него, полыхая десятками вспышек выстрелов зенитных пушек и лазеров. В принципе, как это не было хуже, но отвести эсминцы от авианосца было приоритетной задачей номер два.
Сделав запрос и получив разрешения, ударная группа «Секир», атаковавших «Реликт», переключили свое внимание на эсминец. На «Норлинге» поняли это, и эсминец на всех порах, отстреливаясь, принялся хаотично маневрировать вокруг своих кораблей, стараясь не попасть под залп тяжелых ракет штурмовиков, гонявшихся за эсминцем по пятам, словно гончие, и тяжелых пушек космических гигантов. Это может показаться смешным – охотник убегает от жертв, но вот Комаров и его товарищи почему-то не смеялись, уворачиваясь от летящих в их сторону пушечных снарядов и уходя с траекторий возможных лазерных залпов…
-На «Алвеусе» сильный пожар, сэр! – тревожно воскликнул оператор связи. – Запрашивают помощь!
-У капитана Виллиуса серьезные проблемы, - заметил Питер Стивенсон, наклоняясь над голографическим столом.
-Как не вовремя! – капитан Хауссер в сердцах стукнул по подлокотнику своего кресла. – Мы почти добили «Фарлеус»! Не хотелось бы, что бы его записал на свой счет кто-то другой.
-Это точно, - согласился канонир Хорст. Его тоже не прельщала мысль, что его работа и его парней, команды, которую пожилой канонир набирал лично, проводя жесткий отбор, будет доделана кем-то другим. – Но все же нужно выручать.
-Само собой, - кивнул Вальтер и тоже подошел к столу.
-Только вот «Дьявол» нам не ровня, - напомнил первый помощник. Это больно кольнуло по самолюбию Хауссера, ему никогда не нравилось вступать в бой с более сильным соперником, выставляя с себя с невыгодной стороны. Нет, он не был трусом, он был реалистом. Ведь ему не только за себя отвечать, а еще за три тысячи человек экипажа и за сам корабль в целом, черт возьми!
-А у нас есть выбор? Если «Дьявол» все же сумеет переломить «Алвеуса», то нас тут же раскатают в звездную пыль. И засадная группа не поможет. Кстати, где они там?
-Как раз вовремя! – сообщил главный оператор Гетхейм. – Они уже у цели! Вступают в активную фазу!
Крик Шилова прозвучал на мостике как гром:
-«Дьявол» берет нас на прицел! Фиксирую излучение прицельных систем!
-Сэр, - обреченно вздохнул побледневший лицом Клео Дитрих, после того, как он судорожно пробежался взглядом по своему планшету - мы не успеем увернуться. Мы слишком близко.
-Нам не хватит маневренности, - подтвердил «Смотрящий». – Слишком много повреждений.
Вальтер до боли стиснул зубы. Пальцы так сильно сжали край стола, что побелели.
-Что ж, - грустно улыбнулся Стивенсон. – Был рад служить под вашим началом, сэр!
Остальные офицеры мостика, будто сговорившись, вытянулись в струну и козырнули капитану.
-Вы, что?! Совсем охренели? – рыкнул Хауссер, который, по видимому, не собирался просто так сдаваться. – Сайрос! Активируй «прыжок»!
-Координаты, сэр?
-Куда угодно! Живо!
-Есть! Активирую гипер-прыжок! Тридцать семь секунд!
На мостике наступила гробовая тишина. Она нарушалась лишь гулкими ударами снарядов о броню да ответными залпами. Враг не переставал стрелять по «Спартаку», а тот не переставал отвечать им.
Секунды тянулись мучительно медленно. На мониторах дредноут уже заканчивал свой разворот, вот-вот, и жерла плазмопушек установятся точно на крейсер. Все неотрывно и не моргая, смотрели на экраны, на которых «красовался» их палач.
-Десять секунд, - проговорил сквозь зубы пилот и начал обратный отсчет.
Успеют. Не успеют. Успеют. Не успеют. Эти две мысли метались в головах всех присутствующих на мостике. Лишь капитан был спокоен. Он знал, что успеет. Надеялся, что знал.
-Четыре…Три…
-Залпа с «Дьявола»! – ярка вспышка на миг скрыла дредноут, а затем…
-Прыжок!
Дредноут не попал. Но и не промахнулся.
Яркая синяя вспышка с золотистыми краями разорвала тьму космического пространства. Если в космосе был звук, то можно было быть уверенным, что сейчас на многие сотни тысяч километров вокруг распространялся оглушительный, всезаглушающий гул подпространственного взрыва. Образовавшееся световое облако начало вращаться по спирали, разветвляясь множеством длинных щупалец света, которые в свою очередь так же разваливались на более мелкие части. И так до тех пор, пока это внезапный очаг не погас окончательно, черная пустота космоса не отвоевала себе обратно этот вдруг «взбунтовавшийся» участок пространства. Все это длилось не больше пяти секунд.
Тяжелый крейсер «Спартак» вышел из гипер-прыжка.
-
Чувак, 15 страниц! Чувак, я и не знала, что ты можешь ТАК вжарить!
-
Эмоционально.
-
Это великолепно. Жаль, не могу плюс оставить) Когда дошел до маневров мелкой авиации, в плейлисте заиграло вот это: ссылкаПрекрасно и немного цинично. Как всегда бывает с музыкой на войне.
-
-Что ж, - грустно улыбнулся Стивенсон. – Был рад служить под вашим началом, сэр!
Остальные офицеры мостика, будто сговорившись, вытянулись в струну и козырнули капитану.
-Вы, что?! Совсем охренели? – рыкнул Хауссер, который, по видимому, не собирался просто так сдаваться. – Сайрос! Активируй «прыжок»!
Ради этого момента стоило прочитать пост))
-
Бой чувствуется, а значит, пост удался.
-
Ну, как бы да. Это мощь.
-
А ведь я его прочитал, пост этот. И, что самое главное, даже не пожалел о потраченном времени. Неплох
-
+1 От души бахнул)))
|
Вооружились, стандартно. Второй отряд - или первый, неважно - запрыгнул в БМП, которые обычно использовали для штурма хорошо укрепленных баз всяких псевдотевтонцев, что жгут заживо неповинных людей, разговаривают с духами мертвых крестоносцев, вызванных со дна Чудского Озера, и пытаются вселить их в тела своих аколитов, что, обычно, кончается очередным наплывом вооруженных до зубов, чертовски агрессивных и не знающих усталости, говорящих на средневерхненемецком языке зомби-трутней, способных вести войну днями напролет.
Короче, головная боль - и не только головная, возможно - будет, если ты в такую машинку садишься и трясешься по дороге в неизвестность. Быть готовым к худшему - это лучшее, в такой-то ситуации.
- Только что доложили, - Кулешов, без шлема, в кольчужке - зачарованная, это точно - в очках зеркальных, спортивных, ярко-оранжевых и с радиогарнитурой за ухом, в руках - меч двуручный, настоящее боевое рубило, - что в Останкино замечены силы боевиков. Старший псионик Карандашев сообщил, что Сталинские высотки - это своеобразные края сложной пентаграммы, грани которой в пятом измерении - не спрашивайте, как он это узнал - сходятся точно на Останкинской башне. Поэтому мы едем туда, пока орденцы не успели наворотить дел.
Все призадумались. Если из простой пентаграммы, начерченной особым мелом, размером метр-на-метр, при должном умении можно вытащить, аки фокусник зайчика из шляпы, огромного демона, что может разрушить целый район, что же собираются вытащить орденцы из настолько большого и сложного пентагерона?
И как вы должны справиться с такой большой штукой?
Минуты тянутся, как сопли эктоплазмы - медленно и мерзко. Нехорошее предчувствие.
И когда механик-водитель сообщает, что почти прибыли на место, каждый боец напрягается и за секунду до того, как огромный огненный шар поглощает боевую машину, успевает понять - нас засекли.
|
Поднимаюсь с пола, прокручивая мысль, что надо побольше внимания технике уделять, чтоб бойцом нормальным быть, а не мяса куском. А то оп-оп, глазами хлоп, и вот он я на полу уже. Быстро все кончилось, да. Плюс был в том, что успел зато поглазеть на других спаррингующихся. Минус - в том, что неофиты в массе своей неплохо обработали посвященных. Обидно чуток. Исключениями стали лишь двое - Чернов, но с ним понятно все, и Самба, явно подкрутившая винтики в башке оппонента.
Во время медитации вместо того, чтобы очистить свое сознание и привнести в душу свою покой и гармонию, задумался о том, что вместе со мной из "ветеранов" в отряде сверхъестественные способности открылись аж у троих, но при этом и я, и Артур, и Алена эпично слились на спарринге. Алене, правда, простительно - не потому что она девушка, а потому что Амгалана калибром меньше, чем у противотанкового ружья, хрен остановишь. Но в целом, конечно, печально вышло, да.
Скучновато. Весь медитативный настрой сбился к херям, сижу, на коллег потихоньку зыркая. Кто-то с каменной физиономией сидит, кто-то молится, Зима чаек попивает, один только Королев херней страдает.. Ну не могу я сейчас медитировать. А молиться - и подавно. Когда один раз сказал об этом вслух, ржали надо мной очень долго, поэтому больше не говорю. Ну не считаю я наличие демонов доказательством того, что ангелы и бог тоже существуют. А святая вода и её действие на нечисть.. Человеческая вера - сильная штука, безусловно, но как по мне, то с тем же успехом можно верить в летающую кастрюлю с борщом. И вода, над которой прочел молитву такой вот клерик, будет действовать на нечисть так же как и та, над которой читал что-то заунывное какой-нибудь православный дядька.
Кончилась наконец медитация, молча в душ иду. Мало разговоров. Странно получается - вроде все же прям вот товарищи такие, друг другу жизнь спасаем, сражаемся вместе, а посмотри на нас со стороны: сборище угрюмых файтеров, каждый из которых, наверно, считает, что все его/её товарищи - то еще мудачье..
Стягиваю мокрые от пора тряпки, выкручиваю кран с горячей водой.
..Наверно дело в том, что все уже поняли, что мы как бы мертвы. Все наши родственники считают нас мертвыми, но ведь нам и правда недолго осталось ходить по грешной земле и воздух портить. Взять того же Зиму - сколько людей, с которыми он был в одном потоке, живы сейчас? Вряд ли много.. А может даже и никого. И кто из нас через десять лет будет так же сидеть и гонять чаи, пока послушники и неофиты, к нему приставленные, крошат друг другу грызла?.. Не уверен, что хочу это знать, если честно..
Выхожу, полотенцем яростно вытираюсь и в чистое одеваюсь - пора жрать.
..Сомневаюсь, что все мои сослуживцы об этом задумывались, но тени этих размышлений парят над нами как стервятники над падалью. Потому-то нет улыбок, разговоров и шуток, а только лишь дежурная вежливость..
|
Спарринг, спарринг дело привычное, и как знакомство куда лучше, чем формальное представление команде, или наоборот, совсем неформальное знакомство с вопросами хитрыми. Вдруг начнут послушники интересоваться "Ты кто по прошлой жизни?", "С какого дацана?", "Каких лам знаешь?", устанешь правильно отвечать.
Вот так или примерно так, подумал Кузнецов, и сам своему юморку нехитрому улыбнулся, на спаррингующих глядя. А посмотреть было на кого, бойцы тут были опытные, непростые, всякими приемами да техниками тайными владеющие, ну просто рай для настоящего ценителя. Правда первым делом Кузнец не на бойцов зыркнул, какие уж тут приемчики, когда рядом искрит такая Искра? Форменное безобразие эти белые майки, видать сознательно учителя их применяют, чтоб и тут неофита подстегнуть тренироваться в удержании энергии и контроле Свадхиштхан-чакры. Подумал такое и прям подобрался весь, принялся и в самом деле на бойцов смотреть, из тех, что свои бои еще не закончили, мало ли, может с кем-то из них предстоит еще в парах постоять.
На Гвоздя первым делом поглядел, что хитрые пассы руками совершал, бесконтактный бой демонстрируя, реальный, полное посрамление здравого смысла и мечту интернет-задротов. Ох, сколько шуток было над его "адептами", а вот подишь ты, работает оказывается, если умеючи. Хотя такому "шкафу" и контактного хватать должно за глаза, ишь какой квадратный, мало того, что от природы супертяж, так еще и явный любитель "теста" и "витамина М". Его и огромного бурята, для которого вообще требовалась отдельная надчеловеческая весовая категория, Дмитрий сходу занес в личную группу "Драться можно, спарринговать - больно". При такой разнице в весе и силовых характеристиках, рабочих техник по пальцам, и все членовредительские, такие на спаррингах со своими применять можно лишь с защитой и большой оглядкой.
Следующая группа получилась побольше, попали в нее все, кроме матери-командирши, интересные товарищи, техничные, шустрые, разные, но в одном схожие - с каждым поработать любопытно будет, и использовать можно почти все заботливо нарабатываемые связки и ударные комбинации, без беготни и суеты лишней. А мать-командирша в особую группу занесена была, под названием кодовым "Силы их сильны", после спарринга этого. Вроде и не делала ничего, а битый и тертый мужик подрастерялся, повело его как-то, в итоге только и успел, что пару ударов обозначить. Явно неспроста это.
Пока смотрел да подмечал, все спаррингующие достучались друг до друга, и спарринги закончилась. Замялся Дмитрий неторопливо, как положено, потянулся. Привычка все же вторая натура, как медитация ни хороша, а традиционное окончание тренировки свои приятные плюсы имеет. Ну, а затем на помывку двинул, помылся, под контрастным душем постоял, и вперед, на баррикады - ударно уничтожать оголтелые орды котлетных агрессоров.
-
+
-
+1
-
Ну вообще мощно же.
-
Обстоятельно.
|
Удары и блоки.
Тренировки изнуряющие - как всегда. В шестом ударном отделении пополнение: фактически, необстрелянные новички, видевшие настоящие ужасы только в энциклопедиях, вроде ars monstris, на гравюрах и на архивных фотоснимках времен первой и второй мировой войны.
Чтобы укрепить их дух, укрепляют тело. Боевая йога, дыхательные практики, спарринги серьезные, стрелковая подготовка. Послушники обученные демонстрируют отличные результаты: Королёв с закрытыми глазами из пистолета в монетку попадает с расстояния в двадцать шагов, Искра эту же монетку плавить умудряется, пока она, подброшенная Зимой, в воздухе крутится.
Навыки, умения. Для этих людей нет практически ничего невозможного.
Тайширу по настоянию Клары Захаровны Поддубной, главного врача Московского отделения, пришлось зал тренажерный посещать усиленно вместе с Гвоздем, который там фактически поселился. Веса силовые поперли, на диете ГСМНовской, где каждый день - мясо отварное, пареное, жареное. Поднабрал килограмм пять Тайшир, восстановил порванные мышцы и укрепил позвоночный столб свой, чтобы растревоженные позвонки не замыкало. Чернов страховал, подсказывал и помогал. Добрый он, на самом-то деле, если так посмотреть. Просто жестокий. Жестокое добро - и такое бывает. Кликуху Тайширу дал - "Хан", потому что всё время имя его забывал. Начал его звать так. И остальные как-то подключились незаметно.
Многие зал посещают. Цыденов в том числе. Стали звать "Бабаем", потому что своей гороподобной фигурой и внешностью внушал страх, обыкновенно, но не только ими - что-то вот внутри Цыденова было такое, яркое, о чем он неоднократно беседы вёл с Радха-гуру и другими учителями. Видят они в нём опасную искорку, которая запугивает не только нечисть, но и обычных людей.
Волкович всё чаще начал в ужасе посреди ночи просыпаться, особенно - после заданий и вылазок опасных. Тревожные сны. В холодном поту поднимался, бродил по комнате, чувствуя прикосновения веяний астральных. Дух иногда был рядом, успокаивал своим присутствием. Никогда не общались - он не злой, просто наблюдал. Не все его видели - даже Зима, и тот не замечал. А вот старшие сотрудники косились и задумчиво вглядывались в ауру Пророка, пытаясь понять, за каким хреном он с собой призрака таскает.
Назии внеочередное повышение дали после операции в "Малинке". И оклад повысили на полторы тысячи рублей.
А у Соколова всё хорошо. Ну, если не считать грядущего Апокалипсиса, который и его тоже затронет. В целом-то.
Удары и блоки. Уходы и уклонения. Вся группа в сборе. Спарринг провести, кратко помолиться - и конец тренировке, а там в столовую - ужинать. У кого после тренировки остались силы заглянуть с помощью своих сверхъестественных способностей на кухню, увидели: пирожки с картошкой, котлетки свиные, запеканка, спагетти, салатики с креветками. И чай.
А за окном метель. Одна из самых холодных зим. Таких холодов не помнили даже самые древние старожилы московские.
Зима взглянул на часы.
21:16:43.
22 декабря 2012 года.
|
Сокол распахнул заднюю крышку, тубус гранатометный с щелчком раздвинув в боевое положение. Не было у Вени никогда учений, ни разу в жизни до сего момента он реактивную гранату подобного типа в руках не держал. Как-то оно само так получилось - щелкнул, глядя, как разбегаются в стороны бойцы, как Чернов одной рукой приподнимает обезглавленную тушу и под неё заползает, как Искра, пальцами бешено щелкая - пора ей мыслекомандами научиться активировать свой навык уберполезный! - пытается отвлечь гомункула, как Цыденов, сверкая пятками, пытается избежать столкновения.
Спусковой рычаг вжал, пока еще далеко был гомункул от бойца ГСМН. С чудовищным "фшуух" за спиной Вениамина боевой заряд, пролетев через зал, утонул в плоти гомункула, заставив последнего остановиться от удара резкого. Не было хлопка, не было взрыва чудовищного - засела граната в боку правом гиганта, который отвлекся от Цыденова и вглядеться в фигуру Соколова попытался.
Взревел гомункул, собираясь телами мертвых забросать бойца. Но не успел. Зима, гранату глубоко внутри тела его отыскав, приложил усилие телекинетическое, заставив сдетонировать мгновенно.
Подорвался обезумевший, жирный и злой эксперимент с шумом и плеском, замарав всех и каждого, кто в зале остался, ошметками своими черно-желтыми, вонючими. Дым, вонь страшная, от которой прямо блевать тошнит даже Зиму, а он, в своё время, отлавливал и сжигал на Васюганских болотах ульи р'лайских содомитов.
Пророк спешит - пробегая мимо сварившихся заживо, медленно регенерирующих вампиров, пускает каждому по пуле в лоб, и лопаются с шумом черепа, кровавым месивом и осколками костными харкаясь на затылках. Пробежав по коридору, вместе с Назией и Тайширом, шатко стоящим на ногах, врываются в комнату, что пуста - в ней только стол, стул и портальные врата третичного разрыва, пройти через которые сможет не каждый.
Закрываются они. Меньше чем через минуту останется только тень, размером с булавочную головку, а по ней даже самые лучшие профи не смогут выяснить, куда портал привести должен был.
Решать нужно. И быстро.
-
Стабильно круто)
-
на болотах Васюганских ульи р'лайских содомитов
-
Ульи содомитов значит, лол
-
+1 Ежели выживет Искра - всенепременно поработает над мыслекомандами)
|
|
Память вернулась не сразу. Не сразу пришло и осознание того простого факта, что смерть не приняла тебя в свои холодные объятия. Все пошло наперекосяк. Простенькое задание обернулось настоящим кошмаром и именно в тот момент, когда разум смирился с неизбежным концом, все только началось. Самое страшное лежало впереди.
Аллейн Эндриксон всегда был храбрым алебардиром на службе Его Величества. Инквизиция шла по следам отряда, нужно было выиграть время. Ты остался, чтобы прикрыть отступление своих товарищей. Поступок беззаветно храбрый, отчаянный, самоотверженный и самоубийственный.
Ты встретил их посреди дороги, как и положено воину. Лицом к лицу вышел навстречу опасности сжимая в руках оружие. Алебарда была утрачена, но меч остался при своем хозяине. Ветерану многих битв, тебе было вполне привычно сражаться с противником, который превосходит числом.
Если было время подготовить засаду, то встреча прошла бы иначе, но судьба распорядилась так, что никакого преимущества не было на твоей стороне кроме осознания того, что именно сейчас все и решится - успех всей миссии зависел от того, насколько ты сумеешь задержать погоню.
Несколько секунд враги не решались двинуться с места, решив, что беглецы приготовили ловушку. Но вот первый всадник отделился от прочих и устремился к тебе по мере движения набирая скорость. Кавалерийская пика склонилась и ее острие смотрело в твою грудь. Сдавленно-удивленный вскрик всадника коснулся твоего слуха, когда пика, отведенная в сторону ударом меча уткнулась в землю и по инерции наездник вылетел из седла. Подбежать, добить. Красная, липкая кровь лужицей растекалась под мертвецом, а к тебе уже неслись новые противники. Во всем теле появилась необычайная легкость, голова кружилась, хотелось смеяться, радоваться, петь и плясать одновременно. Взмахни руками - взлетишь. Удивительное, ни с чем не сравнимое чувство казалось вот-вот разорвет тебя изнутри и унесется к небесам прекрасной птицей. Шаг навстречу всадникам. Бой станет твоим танцем, песню споет верный клинок. В этом бою ты шагнул за край своих возможностей. Тело двигалось ритмично и плавно, клинок рассекал воздух и в воздухе оставались росчерки из красных капель. Из многих ран на теле сочилась кровь, из плеча торчало древко стрелы, но ты не чувствовал ни боли, ни усталости. Только эйфорию, упоение боем. Ничего в мире больше не существовало для тебя. Подобно герою из баллад, то поют менестрели, ты сражал врагов одного за другим. Если бы кто-нибудь видел тебя сейчас, то об этой битве пели бы до скончания времен.
Когда прошло пьянящее чувство, подпитывавшее тебя во время сражения, ты обнаружил, что возвел настоящий курган из мертвых тел. Вокруг бродили лошади без всадников. Вокруг в беспорядке валялись сломанные копья, разбитые щиты, смятые части доспехов. Дрожащая рука сжимала багровый от крови врагов клинок. Усталость брала свое. Дышать становилось все тяжелее. Из многих ран понемногу вытекала кровь, а вместе с нею и жизнь.
Не в силах более стоять на ногах, ты повалился поверх тел поверженных врагов. Для отряда ты сделал всевозможное и пусть горит в преисподней тот, кто скажет, что это не так.
Во рту появился солоноватый привкус - верный признак того, что пробито легкое. Но это сейчас не так важно. Глаза закрылись. Тьма окутала тебя. Дыхание прервалось. Смерть раскрыла свои объятия, приглашая отдохнуть после ратных трудов.
- Достойная воина смерть - словно чей-то шепот в голове.
============
============
Ручей. Быстрый и веселый. Вода шумит, вспениваясь белыми барашками. Ноги в воде по колено, но нет чувства холода. Словно повинуясь чужому приказу правая ногу выдвигается вперед. Затем левая. Руки безвольно висят и болтаются. Поворачиваешь голову и понимаешь, что с ног до головы покрыт коркой из застывшей крови. Спотыкаешься. Вода рванулась навстречу, а в следующий миг уже сомкнулась над головой. Зубы встретились с камнем. Ни боли, ни холода. Даже нет желания вдохнуть. Медленно поднимаешься. Но против своей воли.
Память продолжает возвращаться. Ты не умер. Но больше и не жив. Маленькая мразь, что давно живет в твоем теле вместе с тобой. Бесенок. И что-то еще. От чего веет холодом и белизной снегов. Честь.
Две причины по которым ты все еще влачишь свое существование - порождение преисподней и клятва, данная королю. Живой мертвец. Противоестественная тварь. Нежить.
Наконец ты достиг берега. Кое-как ты вспомнил, почему оказался именно здесь - бесенок управлял твоим телом, пока ты был в отключке. Выбравшись на берег твое тело повалилось на землю и замерло без движения.
-
+1 Хорошая, интересная реанимация персонажа)
-
Я то думал, что меня по-тихому замочят, а тут на тебе, целая резня!
|
Многие слышали истории о том, как пьяные или безумные дядьки падали с крыш высотных строений, балконов пятиэтажек и строительных лесов и отделывались, в результате, ушибами, синяками и легким испугом.
А здесь, казалось бы, всего лишь третий этаж. Совсем не высоко ведь! Только пьяные дядьки падали в гордом одиночестве, и их не норовили разъяренные демоны за филейные части мускулистых тел ловить бритвенно-острыми когтями.
Зима успел выловить падающего вниз Соколова, протянулся уже телекинетически к Волковичу, который, совершив не самый удачный прыжок, рухнул спиной вниз, и успел притормозить падение неофита, который сумел отделаться неприятным ударом копчика об прелую землю и неприятной болью в спине.
Шестерка бесов хвостатых, бешено изрыгая проклятья на своём тарабарском демоническом языке, ринулась от луча света, который генерировал, стоя посреди улицы, какой-то персонаж, окруженный ослепительным сиянием, источником которого, кажется, служил хрустальный шар на протянутой руке - демоны на этом свету полыхали, как свечки, и разлетались в ужасе, пытаясь отомстить тем, кто был в пределах их видимости, ведь вернуться восвояси твари не могли - портал закрылся.
Зима сделал два выстрела, одним сшиб мелкого беса размером с ворону, вторым проделал дырку в более крупном "солдате", тлеющим в лучах "божественного" света и идущем на бреющем полете в сторону уже приземлившихся Соколова и Волковича, после чего спрыгнул вниз сам, обернулся, чтобы ловить оставшихся неофитов.
Чернов прыгнул, Зима контролировал скорость его падения вниз, но здоровенная крылатая тварь, тлея на ветру, подхватила неофита прямо в воздухе, как сокол хватает крошечную птичку, и унесла куда-то вверх, сжимая грудь и горло Александра могучими раскаленными лапами.
"МОЛИСЬ СВОИМ БОГАМ!" - услышал Чернов отвратительный, режущий визг в своей голове, практически теряя сознание.
Козловская прыгнула и была подхвачена Зимой быстро и уверенно.
Королев прыгнул удачно, но в падении был сбит, как и Чернов, демоном - к счастью, не таким крупным, и Алексею пришлось пережить лишь чудовищную боль от столкновения с бетонной стеной разрушающегося панельного дома, который уже начал обваливаться и норовил раздавить каждого, кто был внутри или же рядом с ним, увесистыми обломками железо-бетонных плит.
|
|
-
по понятиям всё развел.
-
+1 Зима молодец)
-
да.
-
Ололо, +++++Различные инкарнации Василевского. Мощный средневековый Василевский, лютый Василевский-из-ГРУ-УСБ-ФСБ-МВД, задумчивый Василевский-англичанин. Меняются маски, суть остается прежней. Поначалу было даже весело, ага
|
Больно. Страшно. Личность Алекса Королева погружается в непроглядные пучины извращенного демонической волей подсознания. Пугающая пустота и тишина, одновременно заполненная ужасом безысходности.
Ты в клетке, Алекс. Ты наш. Убей себя сам, пусти пулю в рот, перегрызи вены, попробуй сбежать, потому что если не успеешь, если мы придем, будет хуже.
Все страхи и переживания, которые успели накопиться в разуме обычного по сути человека, вдруг обрели плоть и кровь. Образы, один другого противнее, плывут вокруг, скалятся, кривят уродливые рты в ухмылках, повторяя:"Ты - наш. Наш! На-а-аш!", то приближаясь, то удаляясь. За ними - пустота; наверно это то самое Великое Ничто, в котором растворяются человеческая личность после смерти тела. Голоса давят все сильнее и сильнее, выдавливая все мои собственные мысли из головы, будто зубную пасту из тюбика, убивают мой разум, жарят его на кипящем масле. Чувствую, как непроницаемые стены моральных запретов и блоков рассыпаются прахом, из последних сил цепляюсь за крохотную искорку собственной человечности, песчинку логики в пустыне безумия. Я должен, я справлюсь, я всегда знаю, что есть добро, а что - зло. Я никогда не перепутаю одно с другим..
А в следующий миг искра человечности гаснет, хор нечеловеческих голосов издает торжествующий вопль, и хотя глаза мои уже давно - целую вечность! - не видят ничего из того, что кто-то похожий на меня когда-то считал реальным миром, а мозг давно забыл, как обрабатывать информацию, что-то вздрагивает внутри. Четкая мысль, вроде бы даже моя, медленно оформляется.. Зачем так жить? Зачем сходить с ума? Зачем слушать вопли демонов в голове? Ведь с этим так легко покончить..
Непослушные пальцы находят кобуру, с трудом вытаскивают безумно тяжелый пистолет, предохранитель глухо щелкает.. Я выгоню вас из своей головы..
Уродливый подъезд вдруг окружает меня, сдавливает со всех сторон, миг паники, но горячая рука на лбу и спокойно-холодный взгляд мужчины неопределенного возраста заставляют еще сильнее вжаться задницей в пол. Еще один миг, и мозг, запоздало включившись, начинает работать. Узнаю человека. Зима. Тарищ комдир. Интересный дядька с забавной фамилией.
Хлопаю глазами, с неприкрытым удивлением гляжу на пистолет в своей руке. Начинает доходить, что если бы мне не Зима, то я бы без особых колебаний вышиб себе мозги, пытаясь избавиться от голосов в голове. Встречаюсь с начальником взглядом, киваю легко, мол, отпустило.
И сразу - грохот внизу. Треск, топот, хриплое рычание.
Они пришли.
Поднимаюсь на ноги, сбивая с головы осточертевшую фуражку на пол. Пистолет в кобуру, АКСУ в потные ладошки, и - вперед и с песней. Прямо-таки чувствую, как растекается по телу моя злость, смешанная с отвращением.
|
На экскурсию в подвал Ветка не напрашивалась, Бабуин сам предложил. А здесь, как водится, надо брать пока предлагают, опять же любопытство. В подвал не всякого так запросто пригласят.
Бабуина называли Бабуином только за глаза. На деле же был он Степанов Андрей Петрович, зав лабораторией, которая в подвале располагалась. Бабуину было под шестьдесят, здоровенный дядька, совершено лысый. Голова в шрамах - перенес две операции на мозге – вроде опухоль удаляли. Бабуина опасались, исходило от него что-то такое, что Ветка для себя охарактеризовала как ощущение власти. К тому же любое воздействие на него было бесполезным, то ли из-за того, что у него куска мозга не хватало, то ли из-за металлической пластины в черепе.
Бабуин вечно был под шафе. Пил он только исключительно дорогущие коньяки, совершенно без закуски и в объемах непостижимых для Веткиного понимания. Подчиненных Бабуин строил жестко. Но те, кто с ним сработались, никогда в обиде не были, за своих Бабуин любому голову мог свернуть, не взирая на субординацию.
Чем Бабуин занимался до того, как стал тем, кем стал, никто толком ничего не знал. Ходили слухи, что по молодости он был комсомольским лидером и играл в рок-группе. Как одно с другим вязалось было неясно. Однако Бабуин питал слабость к западному старому року и в кабинете у него беспрерывно грохотали то Led Zeppelin, то еще что-то эдакое, а в ящике стола лежал комсомольский значок.
Ветка и Бабуин сошлись на почве того, что Ветка, будучи еще зеленым стажером, послала Бабуина на хуй. Было за что. Бабин долго молчал, пока подчиненные, затаив дыхание, ждали, что дальше будет, и неожиданно предложил Ветке выпить с ним кружечку коньяка. За знакомство так сказать.
К Ветке Бабуин относился с отеческим покровительством и необъяснимым уважением, видел в ней некий потенциал, которого сама Ветка не видела, позволял ей говорить то, что прочим не позволялось, и норовил напоить ее коньяком, мотивируя это тем, что он от всего помогает. И от насморка, и от депрессии, и вообще по жизни.
В общем, когда он предложил Ветке сходить на экскурсию в подвал, Ветка не отказывалась, Ветка бежала вприпрыжку. Плевать, что допуска нет, сам Бабуин позвал, сам и будет отдуваться, если спросят.
Это уже после Ветка поняла, что не просто так он ее позвал. Она тогда еще не знала, что Бабуин ничего просто так не делает. Позвал он ее, потому что хотел, чтобы она увидела обратную сторону их работы. Чтобы не было у нее слишком уж радужного представления о том, чем ей предстоит по жизни заниматься.
На первый взгляд лаборатория не произвела на Ветку никакого впечатления. Она рассчитывала увидеть нечто особенное, нечто запредельное. А увидела белых крыс, пробирки, медицинское оборудование и прочие малоинтересные для себя вещи. Но это было первое впечатление.
Подвал оказался смесью лаборатории с психбольницей и тюрьмой строгого режима. На втором нижнем уровне тянулись однотипные боксы-палаты. Металлические, автоматически запирающиеся, двери с маленькими окошечками, глазки видеокамер, гнетущая тишина, бесшумный и безликий персонал.
- Я, бывает, здесь ночую, - сказал Бабуин, открывая дверь в один из пустующих боксов. – Здесь такая изоляция, что мне ничего не снится.
Он прошел вперед Ветки и сел на кровать. Сложил руки на коленях. Ветка осталась стоять в дверях. Заходить в бокс ей совершенно не хотелось. Она представила, как Бабуин приходит и ложится здесь спать. Кто-то запирает дверь, и выйти сам он не может. Утром его открывают. А ведь могут и не открыть.
- Могут, - кивнул Бабуин, считывая эмоции Ветки налету. – Сны, это полбеды. Это так, даже не четверть. Мелочевка. Но когда-нибудь я здесь останусь. Мы все здесь когда-нибудь да останемся. Вот я и примеряю на себя этот бокс. Рассматриваю, так сказать, перспективы. Статистику знаешь?
Ветка кивнула.
- Знаешь… - Бабуин вздохнул, потер пальцами небритый подбородок. – Это тебе кажется, что знаешь. Кто вам, дурням, покажет реальную статистику? Реальная статистика, она здесь, - Бабуин обвел рукой пространство кругом себя. – И вот здесь! – постучал себя по лбу. – Статистика она такая, что девяносто процентов пациентов психоневрологических диспансеров и прочих подобных заведений – наши клиенты и мы сами. Что думаешь, тебя это не коснется? Все так думают. Я тоже думал.
Бабуин поднялся и вышел в коридор.
- Пошли, познакомлю кое с кем.
Миновали вереницу дверей с окошками. В конце коридора Бабуин велел Ветке отвернуться, набрал по памяти шифр на замке.
- Заходи.
Ветка обернулась. Перед ней был очередной бокс, оснащенный дополнительным кодовым замком. В боксе лежала женщина. Не молодая, но все еще красивая.
- Знакомьтесь, - сказал Бабуин. – Это Нина, жена моя. А это Ветка-кокетка.
Ветка замерла. Голову женщины охватывал обруч, разноцветные провода тянулись вверх к разъему в стене и там исчезали. Женщина казалась спящей, но движение глазных яблок, под прикрытыми веками говорило о том, что это не сон.
- Что это? - спросила Ветка, чувствуя, как неприятный холодок пробирает.
- Именно то, что ты думаешь, - ответил Бабуин.
- Давно она здесь?..
- Шестой год.
Ветка умолкла, не зная, что можно спрашивать, а что нельзя.
- Казалось бы, - произнес Бабуин, не глядя на Ветку. – Что такого в человеческих эмоциях? Однако нами движут эмоции. Не только информация владеет миром. Счастье, страх, ревность, любовь, надежда, печаль, ненависть, зависть – идеальная платформа для манипуляций.
- Что с ней случилось? – спросила Ветка.
- Она была слишком хорошим ретранслятором. Ей еще повезло. Она сразу сгорела. Ты в соседний бокс загляни.
Ветка послушно вышла в коридор и посмотрела в окошечко соседней двери.
- Это же Женька, - не сдержала она удивленного возгласа. – Его в Пермь перевели…
- Нас всех куда-нибудь переводят, - Бабуин подошел и встал за спиной. - Завтра я накачаю его одним замечательным препаратом, который блокирует мышечную активность и подавляет болевые центры, но оставляет тебя в сознании. Вскрою ему черепную коробку, вот здесь, - Бабуин обвел пальцем небольшой полукруг на своей голове, очерчивая отлично видимый шрам. – Посмотрю, что у него там внутри, сниму показания, переберу его память, лишнее удалю.
Ветку передернуло.
- Возможно, - вздохнул Бабуин. – Это спасет ему жизнь. Тогда его переведут в Пермь. Мне вот дважды помогло. Если хочешь, можешь присутствовать на операции. Иногда бывает полезно видеть к каким внутренним изменения приводят внешние воздействия.
- Не хочу, - сказала Ветка, но на завтра пришла в подвал.
После она стала изредка ночевать в одном из боксов. Там, в самом деле, ничего не снилось. Тем более если выпить перед сном коньяку.
|
|
Липовые полицейские не сразу заметили, что в тесной коммунальной квартире уже не осталось других людей, кроме них самих - не скрипели половицы, не слышались приглушенные голоса, не шипело масло в маленькой кухоньке, не звенела посуда.
Тихо, только стремительно портится погода на улице, да подвывает ветер, скрипя раскрытой форточкой.
Ибрагим, подчиняясь приказу своей хозяйки, принес Зиме чай - обыкновенный зеленый чай, без яда или опасных психотропных веществ, и Игорь даже не проверял его - он знал, что здесь, в крошечном уголке восточных традиций, не принято поить гостей отравой. Отхлебнул. С мятой, горячий. Джинн кивнул, отошёл на своё место.
"Моё имя не скажет тебе ничего, Игорь, - бабуля посерьезнела, когда бойцы ГСМН покинули квартиру и спустились по лестнице, - я - предсказательница, недостаточно известная и могущественная, чтобы имя моё было на слуху. И меня это устраивало, пока в мою обитель не завалились аколиты с автоматическим оружием. Но я оракул, и я знала, что это произойдет. Именно тогда я освободила трех джиннов и позволила им защитить меня. Я убегаю, Игорь, но я прекрасно знаю, что не смогу убежать.
Почему?
Посмотри на погоду."
Штормового предупреждения не передавали, но ветер, сильный и порывистый, так и норовил сдернуть с головы фуражку, бил в глаза пылью и вообще был очень некстати. Неофиты, выбравшись на улицу, могли бы захотеть вернуться в здание, но Зима приказал выйти во двор и, видимо, контролировать ситуацию снаружи.
Нехорошее предчувствие гложет сердца молодых и неопытных воинов, а ветер, резко усиливаясь и переходя в ураганный, рвет, вздымает пыль, бьет и больно кусает - это не простой ветер.
Воронка в небе, посреди пепельно-серых туч, черная и холодная. Приближается, щелкая хлыстами серебристых молний.
|
-
Норм дядя.
-
Норм, далеко пойдет
-
Неимоверно хорош)
|
-
+1
-
Зараза, неужто им так плохо слышно сирену, что надо еще и поворотники эти мудацкие включать? Идиоты, всюду идиоты..
|
Усмехнувшись, Джером развернул свое кресло и поехал к выходу со свалки, уверенными движениями рук направляя колеса по дороге. Хорошо, что не все люди такие как эта странная женщина. Королева произвела на Юджина крайне отрицательное впечатление. Во-первых требует безоговорочно всего и сразу, во-вторых не умеет отказы принимать, сразу обидки начинаются, да намеки туманные, что "вот если бы взялся, то получил бы блага и сокровища несметные", а формулировка такая только затем и нужна, чтобы когда человек, польстившись на посулы, проявит интерес унизить его, заставив уже напрашиваться на работу. Не хорошая, в общем, женщина. Да и краситься не умеет совершенно, это в-третьих, кстати. Так и получилось, что эмоции от встречи были негативными, а от расставания - позитивными. Джером людей вообще недолюбливал, но вот такой типаж не любил особенно.
Колеса каталки слегка поскрипывали, как всегда бывало при поездках по неровным дорогам. Морроу ехал и размышлял о том, куда бы ему направиться. Может еще в реке поваляться? Или лучше по городу прокатиться?
Из кармана пачку сигарет достал. Уж очень хотелось закурить. Во сне гораздо проще достать подобные вещи - захотел, представил и остается только из кармана достать. Закурил. Из разноцветного дыма, что выдыхал Юджин, в воздухе появлялись корабли, несущиеся по волнам, замки старинные, над которыми знамена развевались, лица чьи-то, веселые и грустные. Красиво. В основном, все фигурки быстро исчезали. Но одна была не такой как прочие. Странный человечек, в котором сплелись практически все цвета радужного дыма не спешил покидать своего создателя. Вместо того, чтобы раствориться в воздухе, он протянул руку и выхватил сигарету у Джерома прямо изо рта.
- Курить вредно, рак будет - поучительно пояснил дымный человечек Юджину - Идем со мной.
- Куда? - не сразу нашелся Юджин.
- А важно ли? Ты же во сне, тут все дороги ведут туда, куда нужно - пожал плечами собеседник.
Подумав, Морроу согласился, что скорее всего это верно и покатился рядом с дымным человечком.
- А кто ты? Надо же мне тебя называть как-то.
- Я твой друг. Ты же меня сам выдохнул, разве не так? Зови меня мистер Смоук. Мистер Ирид Смоук - в какой-то момент, дымный человечек оказался позади инвалидной коляски Джерома и руки его, пусть и сотканные из дыма, но вполне осязаемые покатили кресло - Давай-ка я помогу. Друзья ведь нужны чтобы помогать, так ведь?
Кивнув своему новому другу Джером расслабился. В конце концов, друзья нужны всем, а какой может быть друг у человека, намеренно отказавшегося от людского общества? Пожалуй только такой как мистер Ирид Смоук.
|
Общее
Небольшой отряд собравшись вместе попробовал было уйти подальше от эпицентра, но стало совершенно не ясно где находился эпицентр и в каком направлении стоит идти. Все из-за проклятого дыма. Густые, удушливые, черные клубы застилали все вокруг и не давали осмотреться. Несколько раз на отряд с разных сторон нападали разнообразные твари одна другой страшнее, но ни одно нападение не при несло плодов. Воистину творилось что-то совершенно невообразимое. Что-то настолько необычное, что сами основы мироздания пошатнулись открыв дорогу в мир ордам демонических созданий.
Крики, хохот, голоса, скрежет клыков и когтей преследовали отряд всюду, куда бы они ни пошли. Идти становилось сложнее с каждым шагом. Благословение Арии стало лишь небольшим утешением, подобно капле пресной воды в соленом море.
Вскоре отряд остановился, чтобы хоть немного перевести дух. Только сейчас стало ясно, что не все в сборе. Не видно было Шаграта и брата Вольфрама. Похоже, что оба они исчезли сразу после взрыва.
Положение с каждой секундой становилось все серьезнее. Было трудно дышать. Нельзя было ничего разглядеть из-за проклятого дыма. Казалось, что демоны только и ждут, когда группа поддастся слабости, чтобы бесприпятственно разорвать всех сразу.
Постепенно звучащие вокруг голоса становились все громче, стараясь внушить каждому что-то свое. Соблазнить, совратить, натолкнуть жалких смертных друг на друга.
Вольфрам
Усталость усиливалась с каждым шагом, с каждой секундой. Брат, едва обретенный, вновь пропал. Отчаяние скользкой змеей, холодной и мерзкой, вило тугие кольца в душе. Несколько тварей попробовали тебя атаковать и все они ушли ни с чем.
Голос. Тихий и властный. Подобный грозовым раскатам доносящимся издалека зазвучал в твоей голове. Сначала неразборчиво, но с каждой секундой все отчетливее.
- Прими меня. Вольфрам. Великий воин. Рыцарь. Без страха. Без слабостей. Впусти меня в свою душу. Открой двери. Отринь тех смертный, что окружают тебя. Они не достойны быть твоими спутниками, не достойны следовать вместе с тобой. Лишь ты один достоин той силы, что я могу тебе дать. Впусти меня в свою душу. Стань моим другом, стань полководцем моей армии и я щедро награжу тебя. Возьми себе силы, возьми богатство какого нет ни у кого из правителей смертных! Возьми славу! Стань величайшим героем! Открой мне свою душу и я верну тебе семью! Родителей, братьев, сестер! Ты ведь помнишь их? Помнишь? Они погибли из-за тебя! Ты должен был их спасти! Ты был обязан! Но ты предпочел отлеживаться на постоялых дворах, а не спешить домой! Если бы ты поторопился тогда, то успел бы! Ты бы успел и спас их! Они были бы живы сейчас, они были бы вместе с тобой! Но ты их предал! Ты виноват! Они сейчас здесь, со мною. Открой свою душу. Прими Зверя! И я верну тебе твоих близких!
Голос этот сменился иным. Девичьим. Тонким. Голос твоей любимой сестры. Виолетты.
- Вольфрам! Вольфрам! Мне страшно! Брат! Забери меня отсюда, забери меня! Прошу тебя, пожалуйста, брат! Пожалуйста, Вольфрам, мне больно и страшно!
И вновь тихий и властный голос Зверя.
- Слышишь ее? Она тут, со мной. В твоих силах освободить ее. В твоих силах вернуть ей жизнь. Исправь свою ошибку. Прими мою сторону и я щедро тебя награжу.
Северус
Отступление скорее походило на бегство. Отряд отступал в неизвестном направлении и неясно было, что ждет впереди. Ничего не было видно. Из-за дыма было трудно дышать. Смерть ждала на каждом шагу. Монахиня сотворила заклинание из церковного арсенала, но сильно лучше не стало. Дым, страх, боль повсюду. Монстры, что таятся в клубах дыма так просто свою добычу не отпустят.
Татуировка на груди словно загорелась. Вспышка жуткой боли прошла так же внезапно как и появилась, оставив лишь голос в твоей голове.
- Здравствуй, мой вернейший последователь и приверженец. Ты верно служил мне. Лучше, чем кто-либо еще. Все прочие лишь жалкие шуты. Один только ты сохранил в себе истинную веру в мое могущество. Ты не отступился и теперь тебя ждет награда. Открой мне свою душу и я наделю тебе силой, равной которой нет в мире. Я сделаю тебя своим мессией в этом мире. Мы вместе выжжем его дотла и отправимся в иные миры. Ты узришь то, что не поддается описанию, то о чем мог только мечтать. Ты заслужил все это. Ты следовал моим заветам, прими же меня теперь. Стань полководцем моих армий. Стань величайшим из великих. Стань равным мне! Мы вместе будем вершить судьбы миров, вместе будем править всюду, куда направимся! Со мной тебя ждет великое будущее!
Ария
Кошмарный сон обернулся явью. Нельзя было сказать, что ждет отряд впереди. Все слишком сложно. Слишком трудно даже простейшие чары сотворить. Попытка магически придать отряду сил обернулась тем, что монахиня едва не упала в обморок от истощения. Дым, что окружал все вокруг, будто вытягивал магию из Арии, питался ею. Всюду, куда ни посмотри творилось что-то ужасное.
- Не бойся. Все будет хорошо - этот голос в голове, спокойный, уверенный, умиротворяющий. Такое чувство, что он был там всегда. Всегда шептал что-то себе под нос, а сейчас просто заговорил громче. Когда же он начал говорить? Ария не могла вспомнить - Успокойся. Я не враг тебе. Я твой друг. Прими меня. Открой душу. Вместе мы прекратим этот кошмар. Вместе мы положим начало новой эре. Мы все сможем исправить. Этот мир еще познает лучшие времена. Я не враг. Прими меня. Я не пытался сжечь тебя на костре, как собратья твои инквизиторы сжигают многих ежечасно. Я не подвергаю гонениям никого. Каждый, кто всходит на мой алтарь делает это по своей воле. Я не враг людям и не враг тебе. Прими меня. Не тот зол, кто следует за демоном, а тот, кто творит злые дела. Мы можем вместе принести добро в этот мир. Представь мир, где нет болезней. Мир, где нет страданий и боли. Мир, где все счастливы. Не об этом ли ты мечтаешь? Не этого ли ты хочешь? Отринь ложное учение церкви. Прими меня. Открой свою душу и мы все сможем вместе. Я дам тебе силы на любое свершение. Не будет никого равного тебе. Ты сможешь принести счастье всем людям этого мира и всех прочих миров. Открой душу. Сделай правильный выбор.
Ниташ
Непонятно в какой миг все разительно изменилось. Привычная обстановка сменилась адом на земле. Такого
Ниташу еще никогда прежде видеть не приходилось. Он даже не слышал ни о чем подобном.
Дым. Демоны. Уничтоженный город - все это произвело неизгладимое впечатление на него. Не сказав ни слова он отступал вместе со всеми. Отразил атаки пары тварей чисто механически. Больше по привычке.
- Очнись. Послушай меня - вкрадчивый голос в голове вернул Вескера к действительности - Тебе тут не место. Ты не должен находиться здесь. Посмотри на людей, что пришли с тобой. Разве достойны они быть твоими спутниками? Я думаю нет. Иди со мной. Я покажу тебе многое из того, о чем ты не смел даже мечтать. Со мной ты обретешь все, что только сможешь пожелать. Оставь этих смертных. Я подарю тебе бессмертие, власть, могущество, силу, славу. Все, чего только пожелаешь. Ты будешь равным богам. Сможешь отправиться в иные миры, увидеть и узнать все обо всем. Встань на мою сторону. Возглавь мои армии. Я предлагаю быть моим другом. Я не хочу воевать с тобою. Открой мне свою душу. Иди со мной и тебя ждет великая судьба!
Дамин
В царящем вокруг хаосе не было ни шанса верно определить направление. Не было ни единой возможности выбраться отсюда без потерь. Только чудо могло спасти отряд. Орды тварей проносились в дыму вокруг группы. Ария сотворила заклинание и чуть было не упала на землю от слабости. Воистину сегодня был черный день.
И тут появился в голове Заики этот голос. Странный, неземной. Уверенный и дающий спокойствие в окружающем аду.
- Отзовись на мой зов. Услышь меня и прими. Брось этот мир, где о тебе судят по внешности. Оставь людей, что идут с тобой. Жалок мир, где эльф не может носить бороду, а гном не может общаться с жителями леса и люди правят безраздельно устраивая гонения на тех, кто отличается внешностью. Оставь все это и прими меня. Я дам тебе силу. Я дам тебе власть. Ты сам построишь новый мир. Я дам тебе возможность изменить все к лучшему. Дам шанс, о котором все прочие могут только мечтать. Порывы твоей души прекрасны и потому я выбрал тебя. Открой для меня свою душу и вместе мы изменим все. Уберем из этого мира всю несправедливость. Уберем страдания, боль, ненависть. Построим все заново. Новый мир, где все будут равны, где никто не прогонит эльфа, потому что уши его длинны, и не посмеет ударить гнома за низкий рост и длинную бороду. Будь со мной. Иди со мной. Твори со мной, Дамин. Все в твоих руках.
-
Встряска, это то, что как раз нужно.
-
+1 искуситель)
но... а где обнаженные женщины? где яблоки, в конце концов?)
|
Миг, другой.
Всё стало ярким, очень цветным, будто кто-то ручку контрастности на мониторе выкрутил. Потом краски смешались, и ты сумел в живую, без подключения шестого чувства, увидеть те самые "тонкие" течения, о которых твердил тебе поп Диомид на общих лекциях. Это действительно можно было назвать просветлением - ты видел мир таким, каким он был на самом деле, будто надел очки, стирающие иллюзии земного зрения. Теперь ты видел, как праническое тело Суямова тлеет на глазах, словно подожженная соломенная куколка. Ты видел, как тонкие черные эманации, словно волнообразные пальцы, тянутся из густого облака черного пепла, внутри которого скрывается свернувшийся в позе эмбриона костлявый зародыш, чье тело изрезано черными плетьми демонических жил. Ты видел, что это именно Лукьян Демидов, ты даже мог заглянуть в прошлое его, наполненное страданиями, и ты сделал это - не специально, это было словно вспышка.
Ты видел, как он, ковыляя, разрывал красноармейцев, разбрасывал конный строй взмахом руки. Увидел, как пуля впилась ему в грудь и пронзила его сердце, преисполненное любовью к мукам других людей. Но сердце не перестало биться, и "белый" маг продолжил атаку, до тех самых пор, пока конный революционер не срубил ему голову шашкой.
Усохшее тело, словно мумия, с треском ломается под ударами лопат. Мужчина монголоидной внешности велит упаковать части тела в разные ящики, поглаживая свои черные усы пальцами.
Степи, крошечный ящик с пентаграммой на крышке. Богородицкий монастырь, подпол, в котором спрятаны мощи. И бетонный гроб посреди тайшетских лесов. Живица Первых деревьев, ритуал Крови. Тринадцать измученных, невинных жертв. И безэмоциональное, жуткое лицо Призывателя, заносящего обсидиановый кинжал, которое ты запомнишь навсегда.
Нечеловеческие глаза, глаза зверя.
Наваждение пропадает. Ты понимаешь, что Демидов видит тебя. Он понял, что ты видишь его. Он взревел, он раскрыт, он посылает все свои черные, извращенные чужим могуществом силы, чтобы раздавить, уничтожить тебя.
"ЗА ОТЕЧЕСТВО!" - вдруг раздается демонический визг в твоей голове, - "ЗА ЦАРЯ-БАТЮШКУ!"
|
|
-
+1 только ты так можешь)
-
мужик, вопреки ожиданием не разразился жуткими ругательствами и зловещими угрозами а не говоря худого слова прыгнул к нему, с очевидным намерением причинить как можно больше неприятностей.
Вот это правильно, чего тут разговаривать. Ходют тут всякие, а потом заставы на границе пропадают.
|
|
Отец Джереми поприветствовал молодого человека кивком головы, неширокой, но искренней и доброй улыбкой. Чуть приосанился и, сопроводив приветствие крестным знамением, и парой слов благословения спросил:
- Скажи-ка мне, младой Вергилий*, не будешь ли ты столь любезен предоставить мне возможность выполнить обет, данный Святой нашей матери, Католической Церкви и сказать хоть пару слов над детьми Господними, покинувшими юдоль скорби вселенской и находящимися под неусыпным призрением** твоим и Керберов в зеленых формах***?
Отец Джереми изо всех пытался напустить на себя благообразный и в то же время потрепанный вид, максимально, по его мнению, приличествующий паломнику веры. В то же время священник наощупь лихорадочно перебирал музыкальные треки, находящиеся в памяти сотового телефона, лежащего в одном из подсумков на поясе.
"Кажись, вот нужный трек!" - Пронеслось в его голове. - "Сейчас все будет как надо, если свезет, конечно!" Палец нажал на кнопку, включающую музыку для прослушивания через встроенный динамик.
Заиграла музыка, Отец Джереми неспешно (так чтоб музыка успела поиграть) вытащил из подсумка руку с телефоном, внимательно посмотрел на экран, нахмурился, выключил музыку, бросил в и не думавшую звонить трубку небрежное "Простите, брат мой, сейчас я несколько занят - исполняю обет, данный перед Престолом наместника Святого Петра!", убрал трубку в подсумок.
- Да простит мне мой собеседник неучтивость сию, трезвонят, ироды окаянные. От чего угодно, буквально, от всего оторвать норовят, навуходоносоры! - Священник, внимательно изучая реакцию на отзвучавшую музыку, протянул пареньку руку. - Отец Джереми Колски, а вы, юноша, как именоваться изволите?
Конечно же он уже знал как зовут парня, разглядеть бейджик и прочитать начертанное на нем имя не составило бывшему снайперу никакого труда, однако хитрец предпочел познакомиться, пусть и несколько старомодно, зато по-настоящему, с рукопожатием, как известно, резко сокращающим эмоциональную дистанцию.
|
4.45 утра. Солнце еще не встало. ПИ-ПИ-ПИ, ПИ-ПИ-ПИ, ПИ-ПИ-ПИ...
Мерзкий звук проклятого будильника разрывает утреннюю тишину. Бесит.
- Арррр, едрить тебя через колено!!! - под гневный рык просыпающегося Лешего несчастный будильник получает сокрушительный удар и отправляется в полет от прикроватной тумбочки к стене, где навсегда замолкает разлетевшись вдребезги от столкновения с бетонной преградой.
Ничуть не смутившийся сталкер, уже вставший с кровати, неспешно походит к большому шкафу, что стоит в противоположном от кровати конце комнаты. Открытая дверца дает возможность полюбоваться на то, что все пять полок этого шкафа буквально забиты однотипными будильниками. Десятки их там, если не сотни. Взяв новый будильник, Леший выставил его на 4.45 и поставил на место прежнего.
Уже через пять минут умывшийся, одевшийся сталкер завтракал и слушал утренний выпуск новостей. Трапеза весьма аскетичная - три сырых яйца, да стакан молока. Дешево, практично, питательно. Новости же вещали о том, что в мире все по прежнему хреново и просвета не намечается.
Дальше пробежка. Ровно час, бег в ускоренном темпе без остановок с преодолением преград. Благо дом Лешего находился на окраине города, и расположившийся прямо за ним лесок давал возможность вдоволь бегать по не пересеченной местности. Погода в этот день выдалась прекраснейшая. В чуть прохладном утреннем воздухе чувствовался аромат леса, солнце только всходило, а на небе не было ни облачка. И никто еще не мог сказать, насколько отвратным выйдет вечер. Но до вечера еще много времени, а пока Леший бежал по лесу. Намеренно выбирая самый сложный маршрут он то пригибался до самой земли, уклоняясь от веток, то перепрыгивал через нагромождения камней, то рисковал споткнуться о переплетения древесных корней, которые беспорядочно торчали из почвы.
После пробежки последовали силовые нагрузки. В спортзале, расположенном неподалеку от квартиры Лешего, сталкера знали под именем Алексея Ольхова, уважали его, как человека правильного и деятельного, а потому у сторожа всегда были ключи, чтобы открыть качалку для раннего посетителя. Подтягивание прямым и обратным хватом, приседания со штангой, пресс, плечевой мост, дельты, широчайшие, бицепсы, трицепсы, продольные - Леший уделял внимание всем группам мышц. Как неустанно повторяли инструкторы в учебном лагере при Центре Специальных Операций "Лучше лить сегодня пот, чем кровь завтра", или "Подготовленный боец живет дольше и стоит больше" и прочее в таком духе. И в этом им нельзя было отказать - ежедневные занятия физической подготовкой помогали поддерживать тело в форме, что не раз спасало жизнь.
После качалки сразу же в тир, что расположен в том же самом спортивном комплексе, в подвале. Стрельба из пистолетов, из винтовок, с трех положений, на разных дистанциях по ростовым и грудным мишеням. Здесь все просто и привычно. Поймать мишень в прицел, нажать на спусковой крючок, посылая в полет пулю. Когда-то, один знакомый, давным-давно, спросил его: "Скажи, что ты чувствуешь, когда стреляешь в людей?", Леший тогда ответил с ухмылкой "Отдачу в плечо." И не соврал, для него - снайпера - отправлять людей в мир иной одним нажатием на курок было делом привычным, не вызывающим никаких моральных терзаний и угрызений совести. Сталкер предпочитал не думать о том, что у тех, кого он убивает, возможно есть семьи, что их кто-то ждет дома. Его принцип был прост - если встал на пути, значит сам дурак, никто не заставлял же, а коль оплакивать каждого мертвого, то и рехнуться недолго.
К тому времени, как было покончено со стрельбой, подошли прочие посетители спортивного комплекса. А это значит, что настало время для спарринга, но сегодня никто не решился выйти с Лешим на ринг. Знали, что боец он хороший, а получать лишние синяки никто не хочет. Обидно, конечно, но ведь не заставлять же в самом деле.
Недостаток рукопашной был возмещен получасом позже, правда и нормальным спаррингом это назвать нельзя было, скорее дворовая драка. В одной из подворотен, по пути домой сталкер столкнулся с тремя гопниками, что решили прогуляться с утра пораньше. Спровоцировать их было делом двух минут. Дальше, собственно, разборка.
Спиной к стене встал. Три противника спереди. Один на двенадцать, один на два и один на десять часов. Чувствуют свое превосходство. Думают, что сейчас отделают дерзкого фраера так, что мама не узнает. Каждый из них думает "Он один, а нас трое. Сейчас ему мало не покажется". Все эти мысли без труда читались во взглядах, горящих жаждой крови и насилия. Чтож, будет и кровь, и насилие, только не так, как ребята себе это представляют.
Первым атаковал тот, что на десяти часах стоял. Самый здоровый и, как следствие, самый смелый. Выпад резкий, но неумелый. Прием на одних рефлексах проводится, за доли секунды обратить весь вес и энергию удара противника против него самого. Заставить его пожалеть о столь поспешном решении атаковать незнакомца. Перехват руки в районе запястья, отвод в сторону, сгиб руки в локте, завод за спину, переход на плечевой рычаг, резкий рывок... С легким щелчком, за которым последовал истошный вопль бедолаги, рука вылетела из сустава. Один готов. Все исполнено быстро и красиво, прямо как учил товарищ Кадочников. Именно его стиль рукопашного боя на сегодня выбрал Леший, как альтернативу боевому самбо, в котором он упражнялся вчера.
Товарищи пострадавшего набросились синхронно. Тот что стоял на двенадцати достал из кармана нож. Сам виноват, дурак. Нож держит обратным хватом. Решил вонзить ударом сверху-вниз. Жестко перехватить руку с ножом в тот момент, когда она уже дугу описывать начнет, а парень основной вес перенесет на ведущую ногу, и рвануть на себя, вниз и одновременно влево, заставляя противника по инерции продолжить движение. Только вот третьей ноги у него нет и потому не имея впереди опоры падает он на собственный нож. Печальный итог, но ведь ребятки сами желали насилия и крови. И первого, и второго они получили.
Недобро усмехнувшись последнему из гопников, Леший снова встал в изначальную позицию, словно приглашая нападать, но противник решил не рисковать, а просто развернулся и дал деру.
Пожав плечами сталкер спокойно пошел домой. Возможного внимания со стороны правоохранительных органов он не боялся - большинство ментов знал лично, с участковым так вообще, иногда вместе на рыбалку катались. Так что труп спишут как "висяк", а травмированный не считается, там необходимая самооборона была, без сомнений.
Быстро приняв душ, сталкер отправился в хорошо известный бар. Пора бы пообедать, да узнать, что нового в городе. Черный Volkswagen Touareg, довольно заурчав движком, понесся по улицам.
- Здорова, Парус! Добра тебе, как жизнь? - приветствовал Леший бармена, когда стрелки часов показывали полдень - Мне как всегда, поесть и новостей последних.
- И тебе добра, Леха - отвечал Парус подавая сталкеру блюдо в котором аппетитно исходил паром хорошо прожаренный стейк, вокруг которого была выложена вареная картошка, а с краю стояла соусница с аджикой, настолько острой, что глаза слезились от одного только запаха - Вот тебе новости последние...
Перед Лешим на стол лег конверт с необычным значком в качестве печати. Забавные делишки, однако. Впервые на практике Лешего заказчик связывался таким необычным способом.
Приступив к трапезе, сталкер изучал послание от неизвестного нанимателя. Первое, что приходило в голову - какой-то придурок перечитал шпионских романов и дешевых детективов в стиле Донцовой. Аж противно стало. Кто ж так делает? Конспирация на нуле. Сразу повесил бы рядом со своим домом огроменную неоновую вывеску "НУЖНЫ СТАЛКЕРЫ. ПЛАЧУ ДЕНЬГИ ЗА РАБОТУ". Ей-богу не так смешно бы выглядело. Но письмецо, Леший, не выбросил. Стиль работы нанимателя - его дело, а вот предложение интересное, хоть и попахивает говнецом.
Пообедав и расплатившись с барменом, Леший вернулся домой. До встречи было еще достаточно времени, а потому он приготовил свой парадно-выходной костюм и проверил пистолет. Проверил полна ли обойма, осмотрел каждую пулю на предмет дефектов. Все в полном порядке. Неизвестно как пойдет встреча с работодателем, поэтому страховка не помешает. Некоторое время ушло на то, чтобы собраться и вот, к назначенному времени, Леший предстал перед дворецким, который проводил его в комнату, где собралась группа. Как и следовало из текста письма - приглашение на встречу получил не он один.
Вопросительно посмотрев на того, кто судя по всему представлял тут нанимателя, Леший услышал:
- Знакомьтесь, ваша будущая команда.
Сказал это так легко и непринужденно, словно торгаш на рынке, предлагающий купить окорок пожирнее. От этого тона стало не по себе. Кто-кто, а сталкер знал такой тип людей. Ему абсолютно все равно кто собрался в этой комнате, он просто исполнитель чужой воли и для него все присутствующие - расходный материал. Дорогостоящий, качественный, умный, но смысл от этого не меняется - просто расходники для достижения определенной цели.
По одному этому тону и по форме построения фразы, Леший понял, что все роли уже расписаны, а ему в этом забавном предприятии отведена роль командира группы. Ладно, черт с ним. Посмотрим, что дальше будет.
Познакомившись с присутствующими, сталкер присел рядом с человеком, что назвался Студентом. После краткого знакомства последовал брифинг.
Аркан. Одиночка-вольник. Подрабатывал везде понемногу. Знаток электрических аномалий. В общем и целом - фигура не примечательная и особой известностью не пользующаяся. В хороших отношениях с "Долгом".
Дальше больше - сумма гонорара наводила на нехорошие мысли. Это чем же мог так обидеть своих нанимателей бедняга Аркан, что за его шкурку такие денежки выкладывают? И что это за информация такая, за которую не жаль больше чем полтора миллиона долларов? Теперь дело не то что попахивало, оно прямо-таки ощутимо воняло дерьмом. Что-то шевельнулось внутри. Противный, скользкий червяк сомнений показал свою уродливую голову, но вида Леший не подал. Все так же молча сидел и осматривал свою группу. Семеро. Из них две девушки. Полная лажа. Но отказываться поздно - когда предлагают такие деньги, то рассчитывают, что ты выполнишь любую прихоть, вплоть до того, что на гору из членов открытым ртом вперед полезешь, а не артачиться будешь.
Узнав обо всем, что интересовало, сталкер встал, взял свой чемоданчик с деньгами, и вышел.
По пути домой его терзали различные мысли. Все это дело ему не нравилось. За одного-единственного вольника Аркана платят такие деньги, словно по пути к нему придется перебить весь "Долг" и половину "Свободы", а на десерт сшить нанимателю пальтишко из шкуры Химеры.
Слышал Леший о таких заказах. Сначала тебе горы золотые обещают. Говорят, мол, жизнь новую начнешь. Обещают, что все по честному будет. А потом, как только задание будет выполнено, норовят цену сбить, обмануть, или того хуже - просто пристрелить.
Знавал Леший такие дела. Когда только из спецназа ушел, да жил еще в Матушке-России, был у него сосед. Толяном его звали. Как прознал соседушка, что Ольхов из вояк, так сразу подкатил с заманчивым предложением. Водкой поил, обещал "волыну чистую, тачку заграничную, девок смазливых". Да вот только путь это не в ту сторону. Потому и отказался тогда Леший, а сейчас уже не откажешься, не отвертишься.
После проведенного брифинга и знакомства с отрядом настроение было хуже некуда. Во-первых, много недоговаривают. Во-вторых, странная электрическая аномалия с неизвестными побочными свойствами. В-третьих, сталкер-одиночка, которого надо найти и которого хрен отыщешь, судя по описаниям. В-четвертых, бабы в группе. Не даром говорят - хочешь проблем, возьми в Зону бабу. А тут сразу две. И вид у обеих такой противный, слащаво-ванильный, до скрежета зубовного. Ей-богу, будут фортеля выкидывать - разговор коротким будет. Посыл в известном направлении, в качестве координат конечной точки - три буквы из русского алфавита. В Зоне либо дисциплина, либо смерть всей группе - третьего нет. Отчего-то сталкер был уверен, что из-за баб будут проблемы, странное такое, тревожное предчувствие на краю сознания. В-пятых, отказаться уже нельзя никак, слишком много знаешь, да и деньги взял.
"Пиздец" - подумал Леший.
"Ну здравствуй, Леший" - подумал Пиздец.
Когда-то давно, в прошлой жизни, тогда еще Алексей Ольхов, имел дело с подобными людьми, которые не боялись никого и ничего. Везде у них свои люди, везде подмазано, заплачено. От таких не уйти просто так, и не скрыться. Остается только стиснуть зубы и сделать работу, надеясь на то, что хотя бы просто отпустят, а не пулю в затылок вкатают. С таких станется.
Командиром группы его назначили. Всю ответственность за успех или провал операции, значит, он и понесет. Интересно это. Что им известно о нем? Что в той папке? Неужели нарыли что-то на отставного офицера? Хотя не удивительно вовсе. Там заплатить, здесь припугнуть и вот - полное досье на любого человека.
Вынул из кармана мобильный телефон.
- Марат, это Леха - на том конце никто не отвечал, но Леший знал, что невидимый собеседник его слышит - Мне моя снаряга нужна. Встретимся там же, где и всегда.
Спустя некоторое время и множество кругов сделанных по району, дабы вычислить наличие хвоста, когда стрелки часов показывали половину двенадцатого, Леший встретился со старым другом. На лесной опушке, метрах в пятистах от начала леса, что позади дома.
Марат принес все, что требовалось. Одно из правил, которых придерживался Леший - не хранить все яйца в одной корзине. Дома у него был только пистолет. А несколько идентичных комплектов амуниции хранились у Марата, в нычке на территории Зоны, и у еще одного человека, звонить которому надо было только в крайнем случае.
Забрав свое снаряжение, Леший передал товарищу координаты дома, в котором проходил брифинг и описал внешность Опекуна.
- Если не вернусь, позаботься о том, чтоб им тоже аукнулось.
- Все сделаем, брат, не сомневайся
Обмен рукопожатиями и все. Разошлись. Теперь, если наниматель решит "кинуть" Лешего, то ответная реакция не заставит себя ждать.
Вернувшись домой, Леший не спешил ложиться спать, а лишний раз все проверил. Предосторожность не помешает, как всегда.
Когда сталкер закончил стояла уже глубокая ночь. Четыре часа сна. Подъем. Снова разбитый будильник. Снова завтрак из трех яиц и стакана молока. Привычная пробежка по лесу. Душ. Все, пора.
Собравшись, Леший покинул квартиру, отправившись к месту встречи в уже знакомом баре.
|
По шатким кочкам посреди топи пробирались вдвоем. Липкая, жирная болотная земля к одежде пристает, вниз тянет, как будто просит остановиться, отдохнуть. На минуту, на час, навсегда. Только нет веры мертвой, неродящей болотной земле- только жгуты гиблых трав и кустов червями на поверхность ползут, из гнилостной жижи выглядывают. Поговаривают, будто в таких гиблых трясинах растут не только гнойные побеги колючих куцых кустов, но и травы самой большой целебной силы посреди зыбкого мшарника родятся. Да только Фай не силен был в травах целебных, вот и видел вокруг себя только хляби да ползучие клочья желтого болотного тумана. И арки. Неизвестно кем, неясно зачем поставлены. Словно тракт без дороги- идти некому и некуда. Усмехнулся про себя- а все-таки нашлись двое непутевых, которым этой тропой ступать надобно. И все б ничего, коли самим было ясно, за какой надобностью они по мшелым кочкам среди мутной жижи держат путь. Темна, непрозрачна болотная вода! Уж сколько десятков сказаний об утопленниках сказывают, и не каждое из них- придумка детская.
- Подруга Ли, скажи, а правду судачат, что на родине твоей, в землях восточных, все мудро и ладно устроено, и смерть и жизнь нерушимо разделены? Что не бывает так, чтобы тело или дух остаться решили среди не умерших доселе? Много сказок про строгие да справедливые порядки Востока сказывают, только вот не жалуют там чужаков, странников серых вроде меня, так что самому не узнать, не выведать.
А потом, подумав немного, да на раскинувшуюся бескрайно топь поглядев, добавил:
- А ведь какая складная история о нашем пути сложится, если найдется кому послушать! Записал бы, да бумаги ни клока. Только на память и надейся. Эх!
А тем временем тропа, вратами отмеченная, кончилась. Привела в никуда. Ничуть не удивился Фай- если не знать, куда идешь, так разве гоже дивиться, коли никуда не пришел? Только известно, что путь тут кончается. Весь ли, али только дороги кусочек?
Прочел надпись. И, неожиданно для самого Люре, уставшего, промокшего и голодного, на его лице заиграла улыбка, а где-то в середине, то ли в теле, то ли в душе, пронеслось дуновение неуместного облегчения. Приятно было после неясных мытарств в сплошной мути дойти до четкой дорожной вехи. И- пойти дальше. Зная, что уже не отступишься, что бы на каменьях не писали. Смерть- так значит смерть! Двум Смертям не бывать, а одна уже за плечами сидит, в котомке прячется. Только имя назови- и вперед. Но что за имя? Не той ли, что всю свою жизнь Фай под сердцем хранил, из-за которой в путь пустился? Ну нет, коли Смерть ждет за какой-то надобностью, то вряд ли для того, чтобы в мир отпустить тех, кого забрала давно. Да и давно уже Фай знает, что ушедшим лучше не оборачиваться. То были детские мечты, желания. Несбыточные, но светлые и добрые. И никуда им не деться, только вот не для Смерти то имя. Она уже свое получила.
Так что же? Киршара? Так то не имя, а прозвание только. Да на то они и Всевидящие, чтобы не проглядеть чего важного. А сейчас Фай к ним по поручению, по поручению ясному- что, кому, и от кого. Так что самое время сказать, чей умысел завел сюда странника, чьим посыльным поневоле сделался бродячий сказочник.
- Лепра, Чумная Старуха.
И, прошептав ее растреклятое имя, вошел.
|
-
Не-ногти-в-ладонь.
-
(
-
+
-
И все вернулось на круги своя.
-
Вот так и стоит поминать.
-
Да.
-
хорошо сказано.
-
+(
-
спасибо
-
Какие еще тут нужны комментарии...
-
Даже слов как-то нет подходящих. Остаться равнодушным к такому просто невозможно.
-
+
|
-
отличная!
-
+1 классная)
-
Колоритная )
|
-
+1 прям вообще)
-
Это охуенно
|
Паладин пал. Пал, как душой, так и телом, на холодную плиту, пред ногами епископа. Взгляд Витторе приковали глаза умирающего, луч жизни чей, мерк в них, подобно солнечному свету, скрывающемуся за горизонтом.
Он видел недоумевающую душу, что святой рукой викария от пороков земных была очищена. « …Назад пути нет… …Ровно сутки… …В сей же час… …пред обелиском… » - Пронеслись в голове слова отца святого.
«Иди на свет…» - Шепнул медиум душе, что колебалась, подобно маятнику, меж двух миров. Душе, что над телом своим бренным скрестилась.
Кровь, обагрившая заснеженный мрамор, вновь пробудила демонов, что были упокоены клятвой.
— Кого ты обманываешь? Подобная судьба ждет и тебя! Вот увидишь: стоит тебе спиной повернуться, как крест епископа окажется и в твоей шее… – раздался мерзкий голос с парапета, напротив экзорциста.
« — Изыди в ад.» — Ответил Витторе крылатому демону, когда вышел из залы.
— Наконец-то! Ты со мной заговорил. Неужели ты вспомнил наш уговор?
« — Я никогда про него не забывал. Разве ты, тупорылое исчадье ада, не мог понять, что заговори я с тобой в доме божьем, на глазах у святого отца, нас бы обоих разорвали на месте? А теперь сгинь. Мне нужно побыть одному.»
Демон, видимо удовлетворенный ответом, исчез. Получив долгожданное уединение, Витторе сел на своего коня, и покинув границы Ватикана, отправился в спальные кварталы Рима, в поисках ночлега. К вечеру того же дня, он расположился в таверне у подножия Авентинского холма. Обставив комнату различными защитными символиками, он разложил на столе спиритические принадлежности, и зажег свечи.
Сев за стол, он достал нож, надрезал руку и направил стекающую струю крови в пустой сосуд. Обмакнув пальцы, он нарисовал ей на столе пентаграмму, исчерченную древними символами. После этого, он достал малую ступу и перемолол в ней сушеные ломтики пейота со спорами спорыньи, волшебными травами и прочими, не менее редкими ингредиентами. Получившееся «зелье» он поставил посреди пентаграммы и поджог. Накрыв голову лоскутом алой ткани, Витторе склонился над парами провидения, дабы войти в контакт с духами. Сегодня ему предстоит о многом с ними побеседовать…
…Очнулся Витторе к полудню следующего дня. Оставалось всего несколько часов до встречи, по этому Ди Лорето по быстрому упаковал свои вещи, стер следы оккультных практик и направился к выходу. Голова невыносимо болела. Судя по всему, за время вчерашнего сеанса, в ней поселилась еще парочка постояльцев.
— Завязывай с этим делом. До добра оно тебя не доведет… – С печалью в голосе произнес Михаель.
« — Ты же прекрасно понимаешь, что я не могу и не собираюсь» — ответил экзорцист.
Честно говоря, Витторе понятия не имел, как ангел поселился в его голове, но верный спутник сопровождает его уже второй десяток лет. Возможно, именно из-за него демоны не сожрали душу экзорциста с потрохами. Не то что бы они боялись ангела, просто они понимали, что случится с первым же, кто попробует нарушить контроль хозяина над своим разумом, по этому, временное перемирие в голове у Ди Лорето устраивало всех.
Перед уходом, он оставил на столике пару лир за постой, и вышел к рынку, что бы закупить в ближайшей бакалее припасы на пару недель. Когда он загрузил лошадь, было пора отправляться на встречу с Павлом и остальными. Не заставив себя ждать, к обелиску он подъехал точно в нужное время.
|
|
-
Прекрасный вампир
-
+1 Нравится. Нетипичный)
|
|
Под серым стальным небом. Закрытым покровом толстых облаков. Невидящим и ослепшим. Стоит, распластавшись во все стороны света - Ватикан. Обитель Веры людской. Оплот Надежды людской. Дом Мудрости людской. Дом Силы.
Тишина. В заметенной от снега главной площади. Под купелью резных потолков. Под сводами фресок. Меж колоннадой. За капителями. Под мраморной плиткой полов. Гуляет по залам. Правит этим миром. Закрывает глаза вошедшим. Заставляет прислушаться к едва различимому гулу славы Божественной.
- Отродья сатаны да возрадуются в сей час, видя павших служителей Бога нашего! Да вознесутся к небесам и прорвут клыками светоносные храмы! Как смеете вы, что присягали жизнью своей, кровью своей, Душою своей! Единому и бессмертному! Сейчас пасть ниц и дрожать в страхе, предавая все, чему веровали?!
Ни одна живая Душа не нарушает вечный покой. Ибо все они собрались в третьем Зале за потайным ходом. В помещении без окон. Без света дневного. Лишь с дрожащим пламенем канделябров и восковых свеч. В небольшом кругу из тридцати шести монахов, упавших ниц и целующих отполированный каменный пол, стоит фигура в простой серой рясе. С непокрытой головой и растрепанными волосами, седыми волнами упавшими до самой поясницы. С бородой всклоченной. Ногами босыми да в кровь сбитыми. И с крестом на шее длиной в ладонь. Золотым. Тяжелым. Походкой дерганной перемещается он меж монахами, не смеющими взор поднять. Оставляет следы кровавые в неверном свете свечей – черные. И голос его разносится под стенами тайной залы, что гром в преддверии весенних бурь.
- Как смеете, вы! Вы! Служители Господа! Сейчас отдавать Души свои сомнениям? Сейчас. Падать на колени пред злом, достигшем греховного апофеоза в сию годину? Вы!
Опускается старец рядом с одним из монахов. В руки лицо берет его. За бороду тянет. И в глазах его ярость Божья.
- Вы, которые кровь его пили, - шипит в лицо испуганное. Крест в пальцах сжимает. Бросает, словно сатанинское распятье, и дальше идет, вознося негодование свое.
- Когда мир на грани. Когда рушится Земля святая. Когда ангелы поют о конце. Вы являетесь единственной надеждой людской. Все эти века-а-а!
Кричит голос в хрип срывая. Глазами бешено вращая.
- Все эти века мы собирали по крупицам силу святую! Железный кулак Божий, готовый нанести удар последний и спасти павших. И сейчас. Сейчас…
Наступает ногой на спину одного из монахов. Вдавливает хребет к камню самому. Не слышит хрипа болезненного. Не видит крови, из уголка рта показавшейся.
- Сейчас вы струсили!!!
Лопается хребет. Хрустят кости. Издает последний стон монах под пятой старца. Корчится. И отдает душу свою Богу.
- Архиепископ… мы ничего не сделаем. Нам нечего противопоставить…
Бросается растрепанный старик к посмевшему голос подать монаху. Падает на колени рядом с ним. Сжимает в руках крест золотой. И вонзает его острым ребром в лоб прервавшему его. Охает неверный. Падает на спину. Прижимает пальцы к ране кровоточащей.
- У нас есть, что противопоставить, - шипит старик. Встает на ноги. Глаза к потолку обращает.
- Соберите лучших из них. Не медлите ни дня. Соберите их.
Смотрит на распластанные тела. Кривится от бешенства.
- Сейчас же!
И крик этот вырывается за стены тайного зала.
Наш мир пребывает в глухом неведении. Он спит, не открывая глаз. Все эти долгие века людей касались лишь мимолетные слухи. Легенды. О зле, воспевающем свои греховные молитвы. О страхе, поселившемся в сердцах. О демонах, ползущих в ночи и пожирающих души наши. И большинство из них не догадываются, что слухи эти – истина святая. Что миром правит безумие в тот день, когда воля Господня слабеет и истлевает.
Мы берегли наш мир. Нашу веру. Мы хранили заветы и соблюдали бесчисленные правила. Но не от нас, монахов, зависит хоть что-то в этот час.
Сейчас все зависит от негодяев и беглецов. От убийц и преступников. От демонов в обличье людском. От изгоев, ставших на путь служения и отдавших за это свои жизни.
Да будет вознесен каждый из них в Обитель Святую после завершения последнего контракта. Да будут прощены грехи их. Да будет слава их пронесена сквозь страницы истории и не забыта, в церковных архивах. Дай Силы им, Господи. Благослови их, Отец. Ибо от их решений и деяний зависит слишком многое. Освети их своим взором, не покинь в час сомнений. Не позволь повернуть назад, Отче.
Да будет слава Твоя, пропитанная кровью, во веки вечные.
Аминь.
- Приемный зал готов, Архиепископ, - тихий голос монаха врывается в мысли седого старца, стоящего в одной рясе на верхнем этаже главного здания Ватикана. Взгляд его устремлен на серебристую площадь, словно в надежде увидеть тех, кого он ждет.
- Они могут задержаться, - продолжает монах, теребя озябшие руки. Он одет в шерстяную хламиду и искренне не понимает, как Епископ сейчас может стоять в простой тонкой тряпке, босиком на ледяном полу.
- Вы оденетесь? – Спросил он, выждав еще несколько минут тягостного молчания.
Старик оборачивается, впиваясь взором в монаха. Тьма в глазах его – давит. В тишине покидает он свой пост у окна и проходит во мрак лестницы, а монах, словно молчаливая тень, тихо следует за ним.
-
Суровый Епископ) Одобряю)
-
))))
-
Хороший старт
-
С почином.
-
За пафос!
Ну и за сладкие вопли некоторых анонимных олдфагов )))
-
Круто-круто. Даже несмотря на несколько — о ужас! — недостающих запятых :)
-
Умница.
Как всегда)
-
Молодец ты, все таки
-
Отлично!
-
не зря я сюда вписалась:)
-
Красивый пост.
-
Отличное начало.
-
Всплакнул. Улыбнуло. Опичалило.... Бывает.
-
Хорошее начало. )
-
Хотел бы я так уметь =)
-
+1 Этому посту место на главной)
-
Шикарно, по моему.
-
Предвкушая гневные отзывы, мол, "Зачем ты, новичок, который нигде не отметился, критикуешь несравненного лидера хит-парадов, я все-таки скажу и заранее предупрежу, что в холиварах участвовать не буду и это единственный мой комментарий к этому посту.
Начну с того что с первых же строк данного "произведения" веет пафосом не добротным и эпическим, который иногда бывает очень даже к месту, а дешевым, клишированным.
Хромает также построение фраз. Такое ощущение, что автор не прочел в своей жизни ни одной нормальной книги или это школьник, который под страхом смерти пишет сочинение. Чего только стоит предложение "В заметенной от снега главной площади" и это далеко не единственное. Лев Николаевич крутится как волчок на том свете, да так, что к нему можно подключить динамо-машину и добывать бесплатное электричество для всего земного шара.
Опять же писать в стиле мастера Йоды - это что, так модно теперь??? Йода - отличный персонаж, но я начинаю его потихоньку ненавидеть после таких "подражателей".
В общем, если люди, которые ставили плюсы, действительно, считают, что этот пост достоин занимать лидирующее положение, то я искренне не понимаю, к каким чертям катится наш язык и наша литература. Если такие горе-авторы начнут еще и книги бешенными тиражами продавать, то мне на этой планете делать нечего.
P.S.
The Best!
"Под серым стальным небом. Закрытым покровом толстых облаков. Невидящим и ослепшим. Стоит, распластавшись во все стороны света - Ватикан"
Ну кто. Так пишет. Предложения?
А Вообще в планетарных масштабах или даже в масштабе Италии Ватикан не так уж и велик, чтобы раскидываться или как у вас "распластываться" во все стороны света.
"Обитель Веры людской. Оплот Надежды людской. Дом Мудрости людской."
Ну на фига столько раз повторять "людской", если вы думаете, что это красиво и драматично, то спешу вас заверить в обратном.
"В заметенной от снега главной площади"
Это мое любимое! НА заметенной СНЕГОМ площади!!!!!!!!!!!
"Под купелью резных потолков."
Полный разрыв шаблонов!!! Верх и низ в мире автора, наверное, имеют одинаковое значение.Если же купель была перевернута, тогда с натяжкой можно согласиться.
"Кричит голос в хрип срывая. Глазами бешено вращая."
Без комментариев. Кто не понял в чем "красота" этих предложений, сам дурак. Да простит мастер Йода этого автора. Но ДЕЕПРИЧАСТИЯ-то запятыми выделяются блин.
|
Никогда Стоун не думал, что ему так сложно будет переходить дорогу. Дело пяти минут ему вдруг показалось путешествием длиною в жизнь. Он даже уже чувствовал обжигающие пески пустыни в своих легких, а глаза его слезились от слои воображаемого моря. Яркие искры то и дело норовили попрыгать перед носом. Помотав головой, Сэм сумел разогнать их.
Поглубже вдохнув, Сэмюэль Стоун продолжил движение вперед. Где-то впереди пролетело огромное размытое пятно. Кажется, оно тоже пыталось попасть в здание с червем. Порадовавшись возможной компании, Сэм еще подналег на скорость движения.
Парадокс, но чем больше усилий он вкладывал, тем медленней двигались его ноги. Они словно издевались над хозяином. Хотя, возможно, дело и не в ногах было, а в кровопотере, которая так или иначе сопутствует ранениям навылет. Только, задумывать о тонкостях полевой медицины бывшему бойцу, в общем-то, времени не хватало. Тут бы через улицу перейти, а то с такой скорость и жизни на это не хватит. Любой дурак ведь знает, что жизнь короткая, как ум у "юной модницы".
Вслед за огромным пятном перед Стоуном проскользнуло и маленькое яркое пятнышко. Не утруждая себя его разглядыванием, Сэм поспешил вперед. Скорее. Всего пол улицы осталось!
Мила едва успела добежать до дверей, как внутри ее кафе застрекотал автомат. Вслед за этим чайный сервиз звякнул свое последнее слово, стул крякнул пару ругательств относительно обращения с ним и все стихло. С некоторым трепетом Куроки приоткрыла дверь. Тишина - хуже всего. Она олицетворяет неизвестность, а неизвестность может по-настоящему испугать. Сейчас был именно тот случай, когда маска незнания придавала угрожающий вид знакомому помещению.
Позабыв о мужчине на улице, девушка шагнула внутрь. Напрасно она вслушивалась - ее сердце трепетало в груди так громко, что запросто смогло бы заглушить взрыв ящика с динамитом. Проходя мимо столиков, она с опаской оглядывала весь зал, но при этом видела лишь картины смерти друзей, зажженные искорками изображения.
В самом кафе не было никого. Выглядело оно именно так, как ми должно было выглядеть кафе. Не было следов драки или пулевых отверстий. На секунду Куроки даже подумала, что дверью ошиблась. Возня этажом выше подсказала, что не ошиблась. А еще она означала, что там есть кто-то живой. Со всех ног Мила бросилась к лестнице. В сердце ее засветилась надежда. Мертвые не шумят.
Позабыв о том, что в живых мог остаться совсем не Ричард, она взлетела вверх по ступенькам. Движимая одним только желанием увидеть знакомые лица, она ворвалась в зал для встреч, что был прямо над кафе. Первое, что попалось ей на глаза - спецназовец. Тело его смятое, словно фантик от конфеты, валялось недалеко от входа. Чуть дальше на полу сидел и тот, кто его смял. Неестественно сгорбившись, он нежно, словно редкий цветок, прижимал к себе плачущую Аниту. Он мягко поглаживал ее волосы и улыбался, а под ним медленно но верно собиралась лужица крови. Заметив хозяйку кафе, он улыбнулся глядя ей в глаза.
- Не волнуйся, рана не серьезная. Чуть перебинтовать и буду как новый.
Все же ранение затянули потуже. Потом, конечно, еще и пулю достать пригодится и рану зашить. Но сейчас не до этого.
Спустившись на первый этаж, Мила добралась до двери и выглянула наружу. Мужчина, что переходил дорогу со стариком на спине, упал перед самой ее дверью. Воспользовавшись помощью Шо, Мила умела втащить обоих внутрь. Затем с его же помощью забаррикадировала дверь столами и стульями из кафе. Невесть что, но на большее нет времени.
Шо все это время прихрамывал на больную ногу - ранение пришлось на левое бедро. Пожалуй, единственное, что беспокоило Мику - кровотечение у парня. Вроде и сочится тонкой струйкой, а ведь надолго не хватит естественного запаса. Та же проблема у гостей обнаружилась. Точнее, у одного гостя. Старик, несмотря на то, что похож был на решето, кровью не истекал и вообще, похоже каким-то чудом стабилизировался. Даже в сознании был. Только ослаб сильно. Ни руками, ни ногами двигать оказался не способен. А вот его перевозчику хуже пришлось. Пуля прошла его тело насквозь в районе левого легкого и сам факт его нынешнего существования был родом скорее из чудес, чем из пыльного кабинета статиста. Правда, чудо вскоре угаснет, если быстро не помочь.
|
-
Стоило отлучиться, а уже дел наворотил! Нельзя никак Влада одного оставлять. Рискую пропустить самое интересное)
И спасибо большое, что за Линдой присмотрел)
-
ололо. Влад разбушевался.
|
|
-
Внезапно.
-
+1 Внезапнее некуда.
|
И все же настал тот момент, когда все начали разбредаться по комнатам. И Дэнни, уже забывший о том, что сегодня не собирался пить много, прихватив с собой какую-то из бутылок, галантно предложил Динаре проследовать с ним куда-нибудь в более тихое место. И все остальные для него попросту исчезли. А потом в окна начал тихонько заглядывать рассвет.
Эх, Динара… Кошка, кошка, kitty-cat, и не сказать иначе. Дэнни лежал рядом, задумчиво играя с прядью темных волос. Сегодняшняя ночь унесла его на годы назад, в то время, когда ему было 16, он был молод, наивен и еще верил в человеческую доброту, порядочность и крепкие чувства. Кэтрин, да, так ее звали. Начиная с имени-прозвища и заканчивая темпераментом, две девушки были весьма похожи друг на друга. Только разница – в том, что это всего лишь на одну ночь, что впоследствии Дэнни не потеряет голову из-за ерунды. Прошлое – в прошлом вместе со всеми ошибками и заблуждениями. Он больше не такой мечтатель, каков был раньше. Живи сегодняшним моментом и все будет в норме.
Ладонь парня пробежала по спине проститутки. Нет, он вовсе не был тем сопляком, строящим воздушные замки. Он просто сидел, с улыбкой вспоминая те моменты, которые стоило вспомнить. Как почти целую ночь, позабыв про все, сидели вдвоем посреди аллеи, потому что не хотелось никуда идти и лишь приближение рассвета заставило сдвинуться с места. Как, взяв на вечер машину, сидел с ней вдвоем на заднем сидении, а мир неожиданно сжался до нескольких квадратных метров, а все люди в нем исчезли. Все, кроме них двоих. Как почти месяц он каждый день ходил одним и тем же маршрутом, чтобы вроде как случайно встретиться с ней. Никто не удивлялся тому, что дорога длиной чуть более километра занимала не менее часу времени. Да, пожалуй, тогда он был по-настоящему счастлив.
А ведь все началось с того, что двум хорошим друзьям было одиноко. Да, он знал эту девчонку уже пару лет, но по-настоящему тесно общаться они начали лишь в последние полгода. Он видел, что у нее никого не было, она – что никого не было у него. Произошедшее потом казалось Дэнни вполне естественным. Нервный, вечно раздраженный подросток нашел человека, с которым ему было спокойно и хорошо. Человека, которому было хорошо с ним. И больше ему ничего не было нужно.
- Прекрасное было время, а? – задумчиво прошептал себе под нос Дэнни, перевел взгляд на лицо лежащей рядом девушки и с удивлением обнаружил, что в полумраке спальни ее волосы сложно отличить от, например, рыжих. Или это у него так разыгралось воображение? Да нет, это всего лишь такое освещение – хоть найденное тут же объяснение слегка успокоило парня, но растущее чувство того, что Динара – вовсе не Динара, а та самая, казалось, навсегда потерянная и забытая… Это чувство пугало. Сколько раз он себе говорил, что не нужно ни о чем жалеть, что нужно все забыть и оставить в прошлом… Все бесполезно.
А в голове всплывали все новые воспоминания. Небольшая книжонка в простой обложке, изданная в таком количестве, чтобы хотя бы окупить тираж – не то пятьдесят, не то сотня экземпляров, она попалась ему в руки совершенно случайно. Беглого взгляда хватило, чтобы парень понял – он возьмет ее. Он возьмет эту книгу, поставит на полку у себя над столом и будет время от времени ее перечитывать. Через год, через два или через пять – неважно. Важно лишь то, что первое ощущение было правильным. Среди всего прочего, в душу юноши запала одна из фраз, прочитанных в ней. На первый взгляд, весьма дико составленная, нескладная и не особо возвышенная, она, тем не менее, совершенно сверхъестественным образом производила впечатление. И, как и сегодняшним вечером, они точно так же лежали вдвоем, болтали ни о чем и ни о чем не задумывались. Тогда-то, по мнению Дэнни и наступил подходящий момент.
- Никуда ты не денешься. Я буду держать тебя вечно. Звезды выгорят и погаснут. Кости последнего сумчатого волка рассыплются в прах, - Кэт тогда крайне удивленно смотрела на него. Но, как ни в чем не бывало, он обнял девушку и продолжил:
- Ангелы поседеют. А я буду держать. И никогда не отпущу, - девушка расплакалась, а он лишь крепче ее обнял. Она все же улыбалась, а по ее глазам даже такой остолоп, каким был тогда Дэнни, мог догадаться – она счастлива. Момент был определенно удачным. Она лишь улыбалась, а по ее щекам текли слезы – на взгляд парня, это была самая чудесная картина из всех, что он когда-либо видел. А когда она чуть успокоилась – была его очередь слушать слегка торопливый, сбивчивый шепот, почему-то не желавший складываться в осмысленные слова, но, тем не менее, приятный.
- Что это за язык?
- Потом скажу. Может быть… А вообще, попробуй сам угадать!
Он угадал. Чуть позднее, правда, вспомнив, что его любимая девушка увлекается восточной культурой. Японский. «Я безумно тебя люблю». Уже тогда это было ложью. Но, к сожалению, тогда Саммерс этого не понимал – да, в общем-то, у него и не было причины понимать. Она появится гораздо позднее.
-Ски…
-Что? – парень чуть не подскочил на кровати. Черт возьми, он отчетливо слышал те самые слова, исходящие от Динары. Здесь и сейчас. Как? Как это возможно? Послышалось. По-слы-ша-лось. Показалось. Не было такого. Поразмыслив немного, парень решил что лучше было бы поскорей заснуть, но сон не шел.
Все становилось лишь хуже. Сперва рассказы про молодых людей, которые у нее когда-то были или могли быть. Зачем ему эти рассказы?! Дэнни не понимал. Возмущался, требовал прекратить издеваться… В результате – полные слез глаза и дрожащий голос девушки, как будто не понимающей, что именно она сказала.
- Но ты не думай, я не такая… У меня с ними ничего не было… Ты у меня только второй.
Это было началом конца. Первый, как оказалось, сейчас учился где-то за границей и должен был вернуться менее, чем через месяц. Она обещала его ждать и регулярно переписывалась. Только теперь до парня дошло, что об их романе, в общем-то, знают только они двое, для остальных же – они всего лишь друзья. А что же до самого Дэнни…
-Спасибо тебе. Без тебя я бы сошла с ума от одиночества.
«А я? Что мне теперь делать? Я без тебя не сойду с ума от одиночества?» - хотелось кричать, но он этого не сделал. Ведь он был спокойным, уравновешенным юношей, не проявляющим так эмоции. Он спокойно попрощался и ушел. А вечером спер бутылку виски, забился в какой-то переулок, выпил в одиночестве почти треть и в кровь разбил кулаки о ближайшую стену.
«Любовь не заканчивают дружбой. Разрыв есть разрыв» - Эрих Мария Ремарк. И любовь не закончилась тогда. Кэт пришла к нему первой. Убеждала, что любит, что бросит все ради него, надо только подождать. Ведь это неправильно, то, что он приедет, думая, что его тут ждут, и увидит такое. Я с ним расстанусь очень скоро, ты только подожди. И тогда Дэнни тоже промолчал. Не сказал про свои сомнения в том, что она так сделает, не сказал про то, что «неправильно» было вообще затевать всю эту историю. Он лишь кивнул, подтверждая, что будет ждать.
Прошло время. Тот молодой человек вернулся, но ничего не изменилось. Дэнни лишь больше уверился в своих подозрениях, стал меньше выходить из дома, потерял аппетит. Сложилась ситуация, которую мог сдвинуть с мертвой точки лишь случай. И он произошел – в лице общего друга, притащившего пару билетов на весьма неплохой концерт и позвавшего туда Дэнни и Кэт.
Полночи в дороге – и целый день парень был счастлив. Все омрачало лишь присутствие друга, но он был согласен терпеть его – ведь альтернативы представлялись еще худшими. Целый день. Так много и так мало одновременно. На смену дню пришла новая ночь, которая все расставила по местам. Они опять должны были провести ее в пути, все были уставшими, поэтому завалились спать, едва только погрузившись в транспорт. Но, каким бы уставшим ни был Дэнни, спокойно ему удалось выспаться всего час. А потом он проснулся, увидел Кэт, спящую в объятиях того друга, позвавшего их с собой. Разбудил, потребовал объяснений. И, к своему удивлению, услышал, что им было хорошо вдвоем, но все в прошлом, и вообще, «кто он такой, чтобы ревновать»? И, самое главное, теперь, когда все уже случилось так, как случилось, какие у нее еще могут быть варианты? Угадайте, что сделал вконец ошарашенный Дэнни? Да, он снова ушел. Пожелав напоследок доброй ночи, он попытался вновь заснуть, но сделать этого ему не удалось. Последующие четыре часа были адом, наполненным размышлениями, непониманием и сожалением. Ни к чему хорошему, как водится, это не привело.
Очевидно, она все же была такой. Ясное дело, врала. Со сколькими еще она спала? Юноше очень хотелось верить, но он просто не мог. Шлюха. Двуличная блядь. Он ненавидел эту тварь… И все равно не представлял себе жизни без нее. Без гнусной обманщицы, направившей когда-то его жизнь в более спокойное и мирное русло. Избавившей от одиночества и ненависти к счастливым вместе людям. А теперь - загнавшей его еще в эту яму озлобленности еще глубже, чем он был там когда-то.
А утром, по прибытию в Лондон, ей хватило ума обратиться к нему с каким-то вопросом. Дэнни не слышал ничего. Сам факт того, что она, как ни в чем ни бывало, что-то от него снова хочет, совершенно вывел его из себя. Глаза застилала кровавая пелена. Он не был спортсменом, но разницы в десять килограмм хватило, чтобы прижать схваченную за горло девчонку к стене так, чтобы она даже и не думала дергаться.
- Варианты есть всегда. По крайней мере, вариант «быть честной». Скажешь мне еще хоть слово – задушу, - он отпустил ее и ушел, не оглядываясь. А она осталась, и с того дня, действительно, не сказала ему ни единого слова. Даже несмотря на то, что у него в тот день окончательно слетела крыша, он заявился к парню-из-за-границы и попытался набить ему морду. Тишина. В чем-то этому, безусловно, помогли оборванные контакты. Стертые адреса и номера телефонов. Стертые, но не забытые. Не забытые и не используемые. Но и во время случайных кратких встреч – а были и такие – обе стороны хранили молчание. До этого вечера.
- А я тебе говорил, сука. Лучше бы ты молчала и дальше, - того факта, что вместе с ним в постели лежит уже совершенно другая девушка, Дэнни, ослепленный выпивкой и злостью, уже не понимал. Он обещал собственноручно задушить Кэт и он это сделает. Прямо сейчас. Прямо здесь. Ведь он же не был глупцом, мечтателем, живущим в своем иллюзорном мире, вовсе нет. Он понимал, что прошлое не вернуть, а раз так – то лживую шлюху должна была ждать смерть.
-
Молодец. Рад сотрудничать со столь талантливым игроком в деле убиения игроков.
Шутка!
-
Суров парень, суров. Грустная история, интересная развязка. Годно.
-
Здорово.
-
Даже странно что имя его не Джек
-
Отлично, просто великолепно.
-
+1 классно)))
-
Пипец
-
круто завернул)
-
+1. Могуч.
-
Злой такой злой, но все на одном дыхании.
-
Спасибо...прошелся по голым нервам. Теперь уверен что все правильно сделал.
|
-
+1 кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт)
-
Отличные дела, раз за разом
|
-
Но от выбитых зубов ещё никто не умирал, а выживем новые ему вставим, со стразиками и позолотой, в стиле города.
С учетом, что кто из них были Людьми из Мирграда, а "яростное насилие" ярко напоминало дело об одном серийном маньяке-насильнике, внутри у парня все похолодело. Именно сейчас он прочувствовал шутку про то, что "во время парашютного прыжка очко десантника способно перекусить стальной лом".
-
Исправить хоть что-то в этом триумфе эгоцентризма
Вот так, да. Справедливость, ёпт.
-
Я то в посте отписался, что очко напряг))
Это ты правильно сделал)) +1
-
Хорошо
|
Порвались нитки, разошлись петельки, лицо Тами, на ладони вышитое, растворилось, исчезло, только покалывает кончики пальцев. Или их вовсе не поэтому покалывает, а из-за того, что руки распахнулись крыльями во всю ширь небесную. Иртье огромной птицей, подхваченной восходящим потоком воздуха, взмыла ввысь. Растаял и исчез в дымке моря мост и поезд, или не было его никогда. Замерло солнце на кончике крыла, стало спутником Иртье до конца времен, разрешения не спросив. Синева внизу, синева вверху. Лишь изумрудная тень крыльев, скользит по поверхности моря.
Тишина.
Ничего, кроме шума ветра.
Ничего, кроме воды и неба.
Синева, с высоты которой вся жизнь кажется бессмысленной суетой. Бездарной тратой времени. Что может быть важнее этой синевы. Этой гармонии, где небо - это море, а море, это небо. Что может быть важнее крыльев, наполненных ветром.
Бесконечность.
Полет.
Забвение.
Вечность.
Истина.
Стрелки часов, песчинки, дни и ночи... Время течет, поток его непрерывен. Сотни, тысячи лет на кончике крыла. Иртье забыла себя. Забыла все. Она была птицей, летящей сквозь вечность. И не было ничего более важного для нее. Только абсолютная синева, где не было места никому, кроме Иртье.
И когда, тысячи лет спустя, край моря разлился молочной белизной далекого берега, Иртье испытала страх и боль. Чувство утраты острым лезвием полоснуло по сердцу. Кончики крыльев окрасило кровью. Это солнце клонилось к закату, высвечивая небо розовым золотом.
Мир рухнул.
Гармония синевы таяла на глазах, и ничего невозможно было сделать.
Близился берег. До него было еще сотни дней полета, но Иртье уже видела город на берегу. Маленький город, способный уместиться на ладони. Выбеленный солнцем, обласканный ветром. Город вечной осени. Приют светлой печали. Место, где дни все еще по летнему яркие, но ночи уже застывают на губах облачком выдоха.
Чем ближе был город, тем больше Иртье вспоминала себя. И боль утраты от этого становилась все сильнее, сжимая сердце тугим обручем.
Где-то там, в городе был дом. Настоящий дом. Место, куда каждый стремиться вернуться. И это тоже была истина. Не безликая истина синей бесконечности, а маленькая, живая истина тлеющего уголька в осеннем костре.
Полдень последнего дня сентября серебрил облака дождем.
Дом.
Место где тебя всегда ждут.
Надежда.
Свет.
Истина.
Боль сожрала сердце и принялась за душу. Выгрызла все без остатка, слезы застили глаза. А потом закатное солнце подарило Иртье новое сердце, осенний дождь серебряной нитью, по капле, соткал душу. И город лежал внизу, город ждал, крыши домов вздымались, как выброшенные на берег киты. Золотом листвы ложились под крыло сады. Прозрачная река несла свои воды к морю, рассекая город на две неровные половинки. Так нож делит яблоко. Испуганными котами горбатили спины мосты. Ивы роняли звонкие листья на гладь реки, манили цветные камешки на дне - мозаика, выложенная русалками в лунную ночь.
Дом. Там, где река впадает в море.
Иртье увидела его, и сразу же узнала.
Здесь ее ждали.
И будут ждать всегда.
Где бы жизнь не носила ее, здесь можно найти приют, покой и тепло в окружении простых и понятных вещей.
На пороге дома лежала Таба, помахивала хвостом. "Я помню тебя" - светилось в ее глазах.
|
-
Каждому мясовозу по Прохору!
-
Хорошо придумал =)
-
+1 Ты всех прохоров перепрохал. Крут)
-
Не, ну молодца же.
-
чотко
-
Не зря я любила Прохора )
-
Всегда радуюсь, когда игрок придумывает что-то, из-за чего мне приходится выкинуть из модуля примерно процентов десять придуманной истории.
-
идея на отлично.
Крут.
-
Спасибо, бро. Мы будем тебя помнить. И отомстим.
-
Красава
|
-
-
За остановкой патлатый. Хворост собирает. Как бы там черта какого-нибудь не нашел.
Который окажется маньяком и будет вырезать пассажиров по одному. И забирать лица. Ну или поедать… Эм. Носки?
Кошмар....
-
+1 потому что самый джентльменистый джентльмен)
|
"Вафли не можно, а нужно" - говорили глаза собаки. Она потянула носом в направлении лакомства, но наглости не проявляла.
- Сладкое собакам нельзя, - заметил владелиц голубоглазой красотки, устраиваясь на своем сиденье, как на диване, подложив рюкзак под голову. Сказал тихо, не понятно, то ли запретил кормить собаку вафлей, то ли просто так истину изрек.
Руку одну под голову положил, вверх куда-то уставился, поглощенный своими мыслями.
- Таба, - это уже к собаке. - Отстань от девушки.
Таба на пол шажка назад отступила, оглянулась на хозяина, махнула роскошным хвостом, мол, конечно-конечно, уже отстала. Но глаза ее говорили совсем другое. Таба хотела и вафлю, и чтобы за ухом почесали. Все сразу. Ткнулась украдкой прохладным носом в руку Иртье, подбивая на нарушение не озвученного запрета. "Давай вафлю, он не смотрит!" - читалось в голубых ярких глазах.
Владелец собаки и правда не смотрел, глаза закрыты, задремал может.
Поезд вдруг вздрогнул всем своим железным телом. Не так как раньше, при торможении или начале движения, нехорошо вздрогнул. Так от испуга или неожиданной боли вздрагивают.
Собака непроизвольно отскочила назад, напряглась, шерсть на загривке и вдоль спины, до самого хвоста, поднялась дыбом. Глаза прищурила, зарычала глухо. Владелец собаки подскочил, взглядом в глубь вагона полоснул, рюкзак подхватил.
- Таба, рядом, - сказал хоть и тихо, но у собаки не возникло желания ему перечить. Отступила назад, к нему, к самым ногам его прижалась. Напряженная, готовая рвать любого, кто приблизится.
Вагон кренился набок. С дальнего его конца послышался удивленный возглас. Картежники перестали играть. Карты поехали на пол с накренившегося столика.
А за окном вагона было море. Далеко внизу. Синее-синее, на горизонте сливающееся с безмятежным небом. И металлические ребра моста, по которому полз поезд, кренились вместе с поездом как пластилиновые.
Тетка картежница обернулась, и Иртье узнала в ней давешнюю цыганку, что липла к ней на улице, там, где был киоск с шаурмой из бабочек.
- Давай погадаю, - предложила она, хихикая. - Всю правду, как есть, скажу.
Потянулась руками. У Иртье на ладони тут же зачесалось вышитое лицо - Тами.
Пол вагона под ногами Иртье затрещал как картонка, расползаясь. Ширилась рваная щель. Посыпались вниз карты, упал стакан с чаем.
- Ну же, глупая, руку давай, - занервничала цыганка, зыркая хитрыми прищуренными глазами. - Быстрее. Акулам на корм пойдешь.
Собака рычала все громче, выбрав цыганку своей целью. Владелец собаки смотрел вниз, на лбу проступили морщины, о чем-то он думал напряженно. Собаке на загривок руку положил, удерживая ее от прыжка, на избранную цель. Взгляд на Иртье перевел.
- Прыгай, не бойся. Нельзя тебе здесь.
- Что ты мелешь, что ты мелешь, - зашипела на него цыганка. - Сгинет девчонка. Утопнет.
- Уходи, - владелец собаки смотрел Иртье в глаза.
-
Вот, если бы события так не развернулись, принятие решения о том, угостить собаку вафелькой или нет, стало бы самым сложным за весь модуль =)
Оооочень здорово, спасибо)))
|
Когда Василий был маленький и не мог запрыгнуть даже на стол или подоконник, его любимым развлечением была ловля бесиков. Незавершённые мысли, отброшенные желания, подавленные эмоции выпадали из людей и хаотично скитались по полу, медленно растворяясь в энергоинформационном плане планеты.
До появления Вааськи они полностью застилали пол, скапливались по углам и, притягивая всё им подобное, засасывали в себя взгляды людей. Вселяли в них депрессивную тоску, инфернальное уныние и мысли о суициде или ещё о чём похуже. Первые дни котёнка в новом доме были посвящены чистке старых завалов этих бесиков. Это ведь просто — вот он был, а вот махнуть лапой и нету. Кот, конечно, не осознавал, насколько важна эта работа, а просто развлекался. Лапой. Раз и нету. А вон ещё один. За ним, быстрей! Лапой. Раз и нету. А этого носом. Нету. Сергеевна с Сашей, тогда ещё четырнадцатилетним оболтусом, тоже ничего не понимали. Не понимали, почему дурацкие бои котёнка с невидимыми тенями так греют душу, будто открывают солнцу, снимая с неё слой застарелой грязи.
Это потом Вааська просёк фишку и начал дрессировать людей. Покормят творожком, погладят — очистит домик. Прогонят, обругают — так и таскайте за собой лишний груз. Отлично, кстати, резонирующий с чувством вины. Но это всё, опять же, потом. А тогда рраз и лапой. Бац, бац, хлоп, пыщ, тыдыщ. О, ещё один. Бегом к нему. И...
Рмммммяяяяяяяяяяяяяяя! Врезался в прислонённый Сергеевной к тумбочке противень. Раскалённый противень. Обожжённый нос болел так, что казалось лучше утопите. Долго болел. Несколько дней. Такая, можно сказать, травма детства. Порой Вааська опасливо подходил к противню, чуствовал исходящий от него жар и испуганно убегал из кухни от всплывшего воспоминания о запредельной боли. А иногда и во сне. Гонится за мышью, за игрушкой, просто за Сашиной рукой и баммм! Рмммммммммммяяяяяяяя! Просыпался, вскакивал, начинал нервно вылизываться. Всё реже, конечно, с годами, но не менее ярко. Так и не прошло ещё. Даже, вот, люди уехали, а противень всё ещё стоит.
И этот наглый белый мыш за ним прячется!
Василий помахал лапой в опасной близости от противня, убедился, что тот пылает жаром также как и три года назад, когда, собственно, он с ним и познакомился, выругался по-своему, по-кошачьи, прошёлся, следя за нечестной мышью боковым зрением, вдоль стены, заглянул в отдушину к моментально отпрянувшему далеко вглубь ещё одному мышу, понюхал пахнущий двумя другими воздух у щели в ту комнатку с ванной и, наконец, аккуратно подобрав хвост уселся прямо напротив противня. Принялся умываться, демонстративно игнорируя белого мыша. Выйдет, выйдет рано или поздно. Проголодается и выйдет.
И тут то Вааська его и съест.
|
-
fuck yeah
-
+1
Я тучка, тучка, тучка,
Я вовсе не медведь.
Ах, как приятно тучке
По небу лететь!
|
|
|
Ребров. Геннадий. Общее.
- Себе засунь, - резко сказал дядька, похожий на героя одного сериала и, переложив в левую руку баклагу с пивом, ударил нависшего над ним парня кулаком в нос. Парень увернулся и продолжая это же движение, саданул коленом в челюсть дядьке с пивом. Тот, впрочем, тоже увернулся. Автобус трясся немилосердно, потому на драку это не походило, так, какое-то вялое маханье руками и ногами. В завершение всего, парень упал на дядьку и оба они теперь были щедро политы теплым пивом из бутылки дядьки.
Салон автобуса замер в ожидании продолжения. Визг, писк и барахтанье, перемежающиеся угрозами и матом щедро разряжали обстановку.
Автобус резко затормозил. Из-за этого, Вадим хорошо приложился к стеклу за спиной водителя лбом, да так, что очки окончательно слетели с носа. Геннадий же выпустил бутылку с пивом куда-то в район своего чемодана и понял - это провал. Пускай и сшитую "русскими итальянцами", обувь с пивными пятнами покупать не будут точно.
В это время с шипением раскрылась передняя пассажирская дверь, в салон. Мотор затих, магнитола смолкла. Водитель вылез из автобуса и хлопнул своей дверью. На какое-то время в салоне повисла тишина.
Наконец, в салон, с шумом втиснулся водитель. Сначала вошло его правое плечо, затем показалась грудь, на которой сидела небольшая, лысая и красная голова, затем вошло левое плечо и ноги. Как оказалось, водитель был просто очень большой, чтобы войти сразу целиком.
Пыхнув папиросой, водила громыхнул:
- Как вы заебали, пидоры. Потолкуем, - утвердительно бросил он, взяв за шкирку сначала Реброва, который был сверху, а потом за грудки Геннадия, что был снизу. Экономным движением, водила вышвырнул наружу сначала Реброва, а уже потом, ему вослед - Геннадия.
Приземляться, конечно, больнее было Вадиму. Геннадию уже не так больно, все-таки он оказался на этот раз сверху. Пытаясь отползти друг от друга, да и выразить возмущение подобной ситуацией, они опять забарахтались на обочине дороги, а тут подоспел и водила.
Первая оплеуха досталась дембелю. Водила бил раскрытой ладонью, но все равно, в башне зашумело так, как никогда до этого, за год службы. Куда там дедушкам в расположении родной части, на этот раз даже звезды увидел, почти. Мотая головой, Вадим поднялся на ноги, пытаясь хотя бы встать в боевую стойку, но тут же отхватил коленом в живот, а сверху по спине пришелся локоть, хотя по ощущениям было похоже на кузнечный молот. Вадим Ребров упал на асфальт, выблевывая скудную хавку, которой он успел себя побаловать до посадки в автобус.
В это время Геннадий оперативно поднялся на ноги и пытался отступить, однако водила догнал его одним немыслимым броском. Схватив за правую руку, он тут же ее вывернул, до хруста, затем провел подсечку по ногам. В суставе что-то хрустнуло. Любитель больших сисек тихонько взвыл.
После этого, так и не издав ни звука, водила легко закинул оба тела обратно в салон, сел на свое место и закрыл двери.
- Ну что, господа и дамы, конфликт исчерпан, - пробасил водила весело и, заведя мотор, вы поехали дальше.
|
-
+1 Сразу видно: человек Просветлённый)))
-
Интересно, все католики такие, или только те, что с катанами?
Отлично))
|
-
Плюс конечно.
-
Джейс крутой парень. У него есть чему поучиться =)
Выпьем же тост, за перерождение Глейзера!
-
Ах, да. Хотел оставить голос, да забыл.
-
+1 Здорово. "Ах, друг мой, молодость тебе нужна,
Когда ты падаешь в бою, слабея.
Когда спасти не может седина..."
(с) И.В. Гёте "Фауст"
|
|
|
|
- Депортирует только полиция, - сказал Тами, напряженно всматриваясь в подворотню. - В остальном, на незарегистрированных можно охотится. За неучтенные сны хорошо платят...
Он вдруг отпустил руку Иртье. Снял с пояса один из своих пистолетов и протянул ей рукоятью вперед.
- Возьми, - сказал он, захрустел карамелью, ножку от чупа-чупса изо рта вынул и в карман сунул.
Пистолет на вес оказался гораздо тяжелее, чем выглядел. И он больше не казался глупой пластиковой игрушкой. На ощупь он был теплый и… живой. Бархатистая поверхность. Как будто держишь в руках животное. Неожиданно очень приятное ощущение.
- Потом вернешь. Ее Ева зовут. Чтобы выстрелить, просто наведи на цель и подумай о том, как сильно ты хочешь попасть.
Тами вдруг оказался старше, гораздо старше, чем казалось в начале. Ровесник Иртье как минимум, а может и еще старше. Но в росте и весе он не прибавил. Изменилось лицо, выражение глаз, манера держаться.
Из подворотни выскочила очень крупная крыса. Тами вскинул свой пистолет. На крысе была шлейка, тонкий поводок, подрагивая, тянулся куда-то. Потом показалась рука, вцепившаяся в петельку на противоположном конце поводка, костлявыми пальцами. Неопрятные длинные ногти, обшарпанный рукав серого пальто. Лицо бледным пятном надвинулось. Нос крючком, глаза завязаны черным платком, как будто для игры в жмурки. Космы седые торчат. Старик.
В распахнутом пальто виднеется футболка замызганная, да треники с растянутыми коленями. На ногах шлепанцы неожиданно розовые в мелких цветочках, совсем новые. Ярким пятном выделяющиеся в этом сером мире.
Крыса остановилась первая. Следом старик. Оба, как сговорившись, потянули носами воздух.
- Раз, два, три, четыре, пять, - прошамкал старик. - Я иду искать.
И глупо хихикнул, повернув нос в сторону Тами.
- Тьфу! - сказал Тами, опуская пистолет. - Старый дурак.
- Я Тусю вывел погулять, - виновато сказал старик, склонив голову.
Туся нагло обнюхивала ноги Иртье.
- Мы не туда свернули, - сказал Тами, непонятно к кому обращаясь. Судя по тому, как Туся вздернулась и уселась на задних лапах, сложив передние на груди, она была уверена, что Тами обращается к ней.
- Туда, туда, - улыбнулся щербатым ртом старик. - Шаман точит бритву. Пойдем.
Он повернулся и пошел обратно в подворотню. Потащил за собой Тусю. Туся упиралась, не желая расставаться с ногами Иртье.
- Идем, - Тами пошел следом за стариком, поддал носком сапожка крысе, чтобы не упиралась.
|
-
+1 Здорово))) Напомнило Людмилу Петрушевскую: ссылка
-
мило, сложно, смело!
|
|
-
+1 Крутота))) В носу, например будет ковыряться не удобно.
Не знаю как дальше с этим жить)))
|
Что Семён и сделал.
Погода стояла прекрасная - солнце приятно припекало со своей вершины, периодически лёгкий ветерок приносил с собой свежую прохладу. Только вот Семёну, было просто жарко, и никакой прелести, в царившей погодной анархии, он не видел.
Когда ушёл его отец, он перестал носить шорты, и старался спрятать своё тело от посторонних глаз, как можно тщательнее. Нет, он не считал себя некрасивым, просто так он чувствовал себя защищённее - чем меньше люди знают о тебе, тем меньше неприятностей они могут принести. Разумеется это было на подсознательном уровне, а сам он, свою нелюбовь к этим "недоштанам", объяснял просто - ну не нравятся они мне.
Потому, хоть и был он уже сегодня на улице и погоду знал, одел он те же джинсы, что и утром, и рубашку. Только кожаные туфли сменил на лёгкие, замшевые, в мелкую дырочку.
Сняв местной наличности, эквивалентной шестидесяти долларам, он отправился в магазин, с креативным названием "Злая собака".
Вдоволь налюбовавшись, прекрасно выполненными, разнообразными ножами, саблями и кинжалами, он отыскал взглядом то, зачем пришёл.
Кстати, ножи, тоже были неосознанной страстью Семёна. Он мог подолгу разглядывать особо хорошо выполненные экземпляры, и даже не понимать - чем он, собственно, восхищается.
Цена самого дешёвого, и компактного баллончика была неимоверно завышена - аж 20$!
Разумеется для него это были не деньги, но он не мог позволить себе переплачивать за предмет, который стоит минимум вдвое дешевле. Это осталось у него ещё с "послешкольных" времён, когда ему приходилось одному содержать и себя и мать. Он до сих пор помнил в каком магазине стоит покупать фарш, а в каком молоко и творог.
Долго разглядывая ценник, сломать он себя, всё-таки не смог. Напоследок, ещё раз оценив взглядом особо приглянувшийся нож, с вытравленным фениксом на фоне огня на лезвии, он покинул обитель, спящих на прилавках символов угрозы и безопасности.
Время было уже три часа и Семён решил отправиться на место назначенной встречи.
У парка располагалось всего одно заведение для насыщения желудка, и отдыха души, любителям побродить среди зелёных братьев наших больших, и подышать, хоть и относительно, но как минимум, более чистым воздухом.
Зайдя в ресторанчик, он присел за свободный столик и стал дожидаться официантку. Или официанта.
Время было - два часа до встречи.
-
+1 Скряга какой)) Погода стояла прекрасная...
Принцесса была ужасная?)
|
-
Это вам не какой-то там Manneken Pis)))
-
Ня!
-
нежное недоверие...
-
забавно )
-
Ваал такой Ваал
-
Кто-то все же подсматривал =)
-
вспомнил, что раньше планировал отплюсовать
-
Лаконично и просто замечательно.
-
памятник войне полов)
-
Загадочные артефакты.
-
"Суть лицемерия"
-
Какая-то хуета. Ударить копьем человека которого обнимаешь? о_О
|
-
+1 Беру шапочку из фольги! Или даже две!
|
- Доброе утро, Джез! Выспался?
- Доброе, Томми. Спалось хорошо, когда из постели выбирался твоя жена просила привет передать.
- Да иди ты - рассмеялся в ответ на шутку лейтенант Томас Кашинский - Лучше собирай вещички и пошли уже. Сегодня в Центральном Имперском Парке патрулируем, и лучше бы явиться туда вовремя. Майор рвет и мечет, в три ночи очередной труп нашли.
- Да ну?! - вяло удивился Фолксен, собирая свои вещи - И кто на этот раз?
- Дочка Ланселя Розетти. Безутешный папаша готов теперь любыми деньгами сорить, лишь бы отомстить убийце. Коль повезет обогатимся.
- Тоже мне, папаша. Как дочурку грохнули, так он деньгами рад сорить, а как нормальную охрану нанять в неспокойное время, так это не хватает мозгов, а нам работа лишняя. Труп уже в морге?
- Да. Потом посмотришь, там как всегда, тот же почерк, а сейчас пошли, опаздываем уже - Кашинский постучал пальцем по циферблату наручных часов.
- Да иду я, иду, дай только термосок с кофе возьму, всю ночь ведь шляться будем. Пончики у тебя?
- Ага, пошли.
- Ну пошли, пошли...
Центральный Имперский Парк и без того занимавший невероятно огромную площадь, в ночной темноте казался просто безграничным. А виной тому плохое освещение, которое с грехом пополам обеспечивали редко стоящие фонари. Прохожих было мало. Еще бы - за месяц своей деятельности маньяк успел поселить ужас в душах простых горожан. Тридцать дней прошло с момента как нашли первый труп. За эти тридцать дней произошло пятнадцать убийств. Все с одним и тем же почерком - ночью, в парке, без свидетелей. Поиски ничего пока не дали.
Офицеры проходили мимо огромной цветочной клумбы, засаженной ярко-красными розами, когда в ночной тиши раздался пугающий вопль. Недалеко. Метров сто всего.
Не сговариваясь полицейские кинулись на крик, но не успели. Как всегда - на примятой траве лежит тело, вроде бы девушка, но кто именно сказать невозможно. Нет головы. Опыт подсказывает, что она где-то рядом лежит в кустах, а вот внутренности лежат рядышком с телом.
С громким треском сухих ветвей, из кустарника появился другой патруль.
- Ищите голову и вызывайте подкрепление, пусть оцепят территорию! - крикнул вновь прибывшим Джез - Том, за мной!
Отдав распоряжения Фолксен во весь опор бросился в ту сторону, где, как ему показалось, мелькнул темный силуэт, который вполне мог принадлежать маньяку.
Наконец-то есть хоть малая, но возможность поймать преступника. Темный силуэт впереди уже совершенно очевидно не видение, а вполне реальный человек, и он убегает.
Позади слышно тяжелое дыхание Кашинского.
Сложно было сказать, сколько длится погоня, но в какой-то момент Джез поймал себя на мысли, что силуэт больше не убегает. Он не успел толком понять, что это значит, когда в отсвете фонаря, стоящего у дороги, в руке маньяка блеснул ствол пистолета...
- Эй, Джез, вставай, еще один бой пропустишь.
Фолксен открыл глаза. Сегодня его любимый кошмар прервали на самом интересном месте. И хотя он недосмотрел сон до конца, он итак знал, что будет дальше. Маньяк стрелял. Не сразу, удивленный Джез сбавил скорость, а вот Томас бежал дальше. Он-то и поймал первые три пули. И упал лицом на булыжники парковой мостовой. Другие три получил Джез. Его всего лишь ранили. А вот маньяку не повезло. Капитан Фолксен стрелял лучше и уложил своего противника одним точным выстрелом в сердце. Уже после, хромая на простреленную ногу, и придерживая пока еще свою руку он подошел к телу, чтобы взглянуть в лицо маньяку, что держал в страхе добрую половину жителей города. И нельзя передать словами его удивление, когда откинув капюшон он увидел не чудовище, не страшного и ужасного мужика, а хрупкую и милую девушку. Светловолосая, голубоглазая, тонкая словно тростинка, она лежала на мостовой раскинув руки в стороны. Если бы Джез не застрелил ее сам, то ни за что не поверил бы, что это милое создание может быть тем самым маньяком. Помнил он и еще кое-что, а именно глаза на выкате, словно затуманенные наркотиком и безумную улыбку, что застыла на мертвом лице, словно маска.
Присев на кровати, Джезерайя достал флягу с водой и налив немного на руку, плеснул себе в лицо. Утреннее умывание с поправкой на полевые условия. Умыв лицо, полицейский прополоскал рот. Сплюнул. на полу образовалась небольшая лужица, но вагон все равно необитаем, а к вечеру все высохнет, так что Фолксен не особо переживал по этому поводу.
Спрятав флягу, отрезал себе кусок сыра и заедая его сухарями ответил Николе:
- Не пропущу, уж поверь.
Настроение не задалось с самого утра. Еще бы - гребаный седьмой уровень больше похож на склеп, чем на место обитания людей, а веселые сны не располагали к тому чтобы прыгать от радости.
Но положение можно без проблем поправить, да и питаться в сухомятку не хорошо, а потому Джез достал другую флягу. Гораздо меньше фляги с водой, емкость на треть литра хранила в себе превосходный элитный коньяк и пара глотков этого чудесного напитка обычно помогали приветси мысли в порядок. Кроме того, как врач, Фолксен знал, что 30-50 грамм алкоголя с утра приносят ощутимую пользу здоровью.
Покончив с завтраком и собрав свою сумку, Джез собрался на выход.
- Пойдем, Ник, нам предстоит милая задушевная беседа с невероятно приветливым и интеллигентным местным населением. Надеюсь они возьмут с собой чай и плюшки, ну или тортик с кофе. Поможет разговор завязать, а то ведь нехорошо вышло. Паровоз шумел, колеса терлися, нас не ждали, а мы приперлися.
Мрачно усмехнувшись, полицейский пошел на выход из вагона. Походная жизнь в его понимании предполагала правило "все свое ношу с собой", поэтому свой рюкзак он по обыкновению закинул за спину, в очередной раз поблагодарив человека придумавшего плечевые лямки.
|
|
|
|
|
-
Словно озарение некое снизошло. Ты понял, причины того смутного томления, что изводит душу.
Не энергии вовсе и не жизненной силы ты жаждешь.
Тебе нужна корзина.
-
Почему-то ржал минут пять ))))
-
+1 до сих пор не отпускает xD
Красота форм. Совершенство функций. Корзина.
|
-
Красиво пишешь. Жаль, раньше не заметил
-
+1 Уже настроение, уже нравится)
Поехали ;)
|
Сцена 1============ Рекомендуемое звуковое сопровождение ссылка============ Лето выдалось жарким и сухим, но трава в Долине Холмов, что в семи лигах от Келлирона, была сочна и имела изумрудно-зеленый цвет. Лучшие земли королевства. Красота и плодородие объединились здесь. Нет, пожалуй, во всем мире такой земли как здесь. Но на полях меж холмами, против обыкновения, росла именно трава, а не пшено или рожь. В прошлом году нечего было сеять. Да и некому по большей части. Война забрала у крестьян все. Королевская армия крайне нуждалась в продовольствии и солдатах. Но несмотря на тот факт, что и то и другое было взято с избытком, продвижение дружины князя Владилена не удалось остановить, лишь замедлить на несколько месяцев. Теперь же воины молодого правителя Бельвира выстраиваются в боевые порядки меж холмами и на их вершинах. Опьяненные успехами, уверенные в своей победе, солдаты и наемники князя. На противоположной стороне готовятся к сражению последние силы Кледана. Уставшие, голодные, порядком потрепанные, но даже не помышляющие о сдаче солдаты короля. Гордо реют над их головами знамена с королевским львом, золотом на алом фоне. Если они потерпят поражение судьба королевства будет решена, ибо ничто уже не помешает Владилену взять Келлирон. Седовласый смуглокожий мужчина, с жесткими чертами лица, облаченный в массивные латы осматривал поле предстоящей битвы. Мастер над войсками, генерал Антон де Гретт. Срочно возвращенный из-за Штормового моря вместе со своим гвардейским корпусом "Мантикор", воины которого сейчас составляли костяк королевской армии. Солнце клонилось к закату, заливая Долину Холмов багрово-красным светом. Потрясающее своей красотой зрелище -высокая трава, ходила волнами под легким ветерком и со стороны могло показаться, что между холмами плещется кровавое море. Вечернюю тишину в клочья разорвал рев боевых рогов княжеской дружины. Трубили к атаке. Грохот сотен барабанов королевской армии стал ответом и приглашением к бою. Вместе бой барабанов и глубокое пение боевых рогов сплетались в страшную, но одновременно прекрасную и завораживающую музыку приближающейся битвы, к этой музыке примешивалось бряцанье оружия солдат, короткие команды, ржание коней, едва слышные напевы магов, готовящих свои заклинания. Молодой князь решил лично вести в бой свою дружину. Мастер над войсками Антон де Гретт стоял в первой линии обороны, на вершине одного из холмов. Сложно было сказать, в какой момент все началось, но сразу три клина тяжелой конницы устремились на позиции защитников Кледана. Владилен рассчитывал сломать сопротивление врага одним решительным ударом, но его планам не суждено было осуществиться. - Лучники!!! - короткая команда. Одно слово. Тысячи стрел. Свистящая оперенная смерть длинной от двух до трех футов. Пение отпущенных тетив, щелчки арбалетов, крики раненых, стоны умирающих. Два залпа успели сделать лучники Антона, прежде чем прозвучала вторая команда. - Псы! Впервые в королевской армии были применены специально выведенные и обученные животные. Мастифы. Огромные, ростом до полутора метров в холке, агрессивные, неуправляемые в бою, способные задрать даже льва. Всего несколько сотен псов, выпущенных из клеток обратили конницу Владилена в бегство. Лошади, обезумевшие от страха, сбрасывали всадников, которых ждала смерть от от клыков собак. Паралельно с битвой на земле шла битва и на поле магии. Мастера магии разрушения, выпускники магической академии Келлирона не выпустили на одного огненного шара и ни единой молнии с начала сражения. Казалось, что на поле боя их и вовсе нет, но маги князя могли с уверенностью сказать - они есть. Эту уверенность им придавал тот факт, что всякая попытка сотворить мало-мальски полезное заклинание встречала на своем пути непробиваемый барьер. Поняв, что решить дело одним ударом не получится, Владилен избрал другую тактику. Вперед пошла пехота. Несколько баллист метали через поле битвы свои снаряды, им отвечали королевские требушеты. Дружинники и наемники князя сошлись в схватке с солдатами корпуса "Мантикор". Обе стороны были закалены в боях и никто не желал уступать. Звон стали разнесся над полем, к нему примешивались крики и стоны, команды и проклятия, ругань и мольбы. Через некоторое время стало ясно - солдаты де Гретта превосходят умением воинов князя. Владилен вновь бросился в атаку возглавив конницу. На этот раз все три клина достигли цели. Королевские порядки дрогнули, прогнулись и были уже близки к тому, чтобы окончательно сломаться. Воодушевленные воины Владилена ломились вперед не щадя собственных жизней. И не думая о последствиях. Маги правителя Бельвира неожиданно ощутили облегчение, будто у них на шее болтался десятикилограммовый булыжник, а теперь кто-то снял его. И с возрастающим испугом ощутили они всплеск магической силы, но не успевали ничего сделать. Волна пламени, столь жаркого, что в нем доспехи и мечи плавились подобно свечному воску, прошлась по рядам княжеской дружины обращая в прах десятки воинов. Вместе с этим генерал Антон де Гретт вытащил из рукава очередной козырь - из-за дальних холмов показался отряд тяжелой рыцарской конницы. Опустив пики и выстроившись клином почти тысяча всадников, облаченных в сверкающие в лучах заходящего солнца латы, понеслась к месту сражения. Княжеская дружина к этому времени уже окончательно завязла с бою и не могла развернуться, чтобы отразить удар с тыла. Даже с такого расстояния было видно, что в бой идут не просто всадники, но личная гвардия самого короля. Удар их был страшен. Каждая пика находила свою цель, каждый удар обрывал чью-то жизнь. Большая часть наемников бросилась в бегство. Владилен и его дружина остались в меньшинстве. В бой вступил лично генерал де Гретт. Окруженный своими телохранителями он прорубал себе дорогу огромным двуручным клинком из морозной стали и путь его лежал непосредственно к князю. Исход битвы бел предрешен. Солдаты корпуса "Мантикор" перестроились и теснили дружину Владилена. Маги использовали самые смертоносные из своих чар. Всадники наносили удар, отступали, перестраивались и снова наносили удар. В конце концов в бою встретились Антон де Гретт и Владилен Гордый. И когда князь без сознания повалился на землю дружина его наконец не выдержала и обратилась в бегство. Это было началом конца для княжества Бельвир. В битве погибло без малого пятьдесят тысяч воинов с обеих сторон. Если перед боем казалось, что трава в долине покрыта кровью, то после боя это перестало быть просто иллюзией. Князь был взят в плен и доставлен в Келлирон, где его приговорили к смерти. Пожалуй, сам суд над бывшим правителем занял времени меньше, чем выбор способа казни. Но в итоге решение было принято. Владилену отрубили руки и ноги, затем выварили их в котле и насильно скормили князю, после чего беспомощного калеку на три дня выставили на главной площади Келлирона, где каждый желающий мог надругаться над ним любым угодным способом, и только после этого, все еще живого Владилена отдали на корм воронам. А то, что не доели вороны, облили кипящей смолой и подвесили над городскими воротами, на всеобщее обозрение. Пылающий жаждой мести король издал указ, что всякий, кто сражался на стороне князя Владилена является врагом короны и должен быть предан смерти. На разрозненные группы из бывших дружинников и наемников сражавшихся за князя началась охота, словно на диких зверей, их преследовали и убивали где бы они ни находились. Дома их были разорены, города и деревни преданы огню, домочадцы проданы в рабство. Кледанцы жестоко мстили за годы поражений. Теперь преимущество было на их стороне. А лишенные командования, сломленные духом, голодные, измученные, раненые и больные воины разгромленной дружины были обречены на смерть. Их отлавливали и если удавалось брать живыми устраивали из казни настоящее представление на потеху народу. ================ ================ Сцена 2================ С каждым днем сил все меньше, а проблем все больше. Благо, что сейчас лето, иначе пришлось бы совсем туго. Немногие пережили зиму, после битвы, в которой потерпел князь ваш отряд насчитывал больше сотни человек, сейчас менее двух десятков. Болезни, голод, королевские солдаты - три причины, по которым вас стало так мало. Утром умер Гарри. Умер с улыбкой. В горячечном бреду парень видел дом и родных, звал кого-то по имени. Он умер от странной болезни. Раньше никто с таким не сталкивался. Даже Альера, никогда не слышала о таких симптомах. Не помогало ни одно известное лекарство, а магия приносила лишь временное облегчение. Но Гарри еще повезло. Уже третьи сутки по пятам идет крупный отряд под предводительством графа Брентона. Вот уж кому лучше сдаваться мертвым. Кровожадный ублюдок просто обожает различные пытки. Единственное, что дает надежду - без Гарри можно идти быстрее. Солнце стояло в зените и от его палящих лучей спасала только зеленая листва над головой. В Локминский лес вы углубились пару дней назад - здесь конница графа бесполезна, и можно легко оторваться. К тому же добыть пропитание в лесу проще. Единственное, что настораживает, так это различная нечисть, за годы войны расплодившаяся просто в неприличных количествах, но с ней, худо-бедно, справиться можно. На сегодняшний день вас осталось всего тринадцать человек, за долгое время было много возможностей узнать друг друга. Все-таки маленький отряд, это не многочисленная княжеская дружина. Самым именитым в этом отряде можно было назвать Эдерика Вильенского. Старый маг, во время войны, был настоящей занозой в заднице для королевских чародеев, но участия в последнем сражении не смог принять, ибо накануне князь отправил его с поручением в тыл. Самыми же примечательными были рыцарь-альбинос, орк и дварф. И если рыцарь еще мог скрывать свое лицо под капюшеном, то дварф не мог не бросаться в глаза всякому, кто видел его, примечательнее его выглядел только зеленокожий гигант То'орэк. Да и в целом весь отряд представлял собою весьма странное сборище. Из-за чего часто бывали проблемы при попытке проникнуть в город. Но сейчас не это главное, главное, что есть часок на передышку, и нужно снова отправляться в путь, иначе чертов граф догонит, и тогда шансов уйти без потерь будет слишком мало.
-
Хорошо так написано, погружает в среду
-
+1 Нравится. Прямо совсем. И музыка отлично подобрана.
-
Эпично )) аж почувствовал себя героем саги . Красиво написал.
-
Сцена первая хороша.
|
|
Вагончик вполне приличный попался, на взгляд Джеза. Ему-то приходилось бывать в местах куда менее пригодных для ночевки и ничего - пережил.
Пока Шашлык насчет спирта торговался, а затем Итон выспрашивал разную псевдополезную лабуду, и решался вопрос уборки в вагоне, Джезерайя облюбовал себе ближнюю к выходу полку. Кинул на нее свой тяжеленный походный рюкзак. Плечи размял. Хлопнул ладонью по карману брюк - коробок спичек отозвался характерным шорохом. Маленькие радости жизни.
К этому времени декорации на сцене сменились. Ник уже предлагал выпить - будто не знает, что Джез на работе не пьет. Ну если только самую малость. Тощий глупую шутку толкнул про мочу в бутылке. И помаленьку начал подкатывать к мисс Адлер, которая решительно отшила ухажера. Браво, Милочка. Хотя павлинчик вроде бы не сильно расстроился.
Шашлык завалился спать, а Кощей и мистер Райтс обсуждали поиски пылесоса.
Как же все это утомительно.
Прихватив с собой трость, Джез вышел из вагончика, бросив остающимся что-то неразборчивое, что можно было толковать как "Пойду подышу".
На седьмом уровне царила вечная темнота, которую лишь немного рассеивали редкие огоньки вроде прожектора смотрителя и чьего-то маленького фонарика в отдалении.
Мыслями Джез был далеко отсюда. В операционной палате. Сраной палате хирургического комплекса. В той гребаной палате. Кожа покрылась мурашками и Джез постарался убедить себя, что это от прохлады, царящей на уровне.
- ..Черным перьям - белый снег
Пьяной крови - русла рек...
Слишком сложно быть собою,
И так просто быть как все... - попробовал тихонько напевать полицейский. Он любил эту песню, хотя и не помнил ее дословно. Там, наверху, все слушают какую-то напыщенную дрянь, по недоразумению называемую классикой. Раньше Джез тоже ее слушал, но сейчас он не понимал, как это было возможно. Раньше слушал, потом перестал, когда понял, что его тошнит от самого себя в такие моменты. Ему пришлась по душе иная музыка, которую слушали еще до первой Катастрофы. Слушали не все, но многие. Грохот ударных установок. Переливы гитарных риффов. Ритм. Текст. Смысл. Но любителей "классики" выворачивало от подобной музыки и... мистер Фолксен находил в этом своеобразное удовольствие.
Палата. Вечный полумрак. Мерцающее освещение. Самая дрянная палата. В самом дальнем конце сраного комплекса! Все думали что он уже не жилец! Все так думали! Его навещал только майор, да и тот сомневался, что Джез выкарабкается. Но он выкарабкался. Выкарабкался назло всем. Навстречу дневному свету, новой жизни, ночным кошмарам и медленному сумасшествию.
Палата. Палата №2311, центрального хирургического комплекса. Мерцающий свет. Запах гниющей плоти. Запах разложения. Тупая боль. Одиночество.
Левая рука заметно дрожала, но он все-таки достал из кармана пачку сигарет, сунул одну в рот. Затем в темноте чиркнула спичка - сноп искр и пламя от воспламеняющейся серной головки. Прикурил. Дым наполняет легкие. Сосуды судорожно спешат сужаться. Горло стискивает спазм. Табак забористый.
Палата. Хирургический комплекс. Операционная. Он дал согласие. Терпеть больше нет сил. Будь что будет. Местная анестезия - он сам так просил. Визг циркулярной пилы и брызги крови вперемешку с гноем. Сознание затуманивается. Больно. Последняя мысль - "Будьте вы все прокляты".
Джез брел по темным просторам седьмого уровня, ориентируясь на прожектор смотрителя. Он курил. Тело била крупная дрожь. Нужно было с кем-то поговорить, не важно о чем. Просто поговорить. Выкурить по сигаретке. Поболтать. Сбросить напряжение.
- Поговори со мной, Джез! - голос позади.
Доктор Циршер. Иммельман Циршер. Проклятый мясник с чертовой пилой!
Но его тут нет. Это просто разыгравшееся воображение. Добро пожаловать в театр галлюцинаций! Билет в первый ряд, для мистера Фолксена, будьте добры! Свежий бред от больной фантазии озлобленного калеки, дамы и господа!
Прожектор смотрителя стал ближе, но идти все еще далеко. Да и сигарета уже выкурена.
Дымящийся мерцающий окурок летит в темноту, подобно багрово-оранжевой комете. Идти к смотрителю расхотелось. Кровь бурлит. В таком состоянии можно много лишнего наговорить. Да и ногу немудрено в такой темноте сломать. Лучше пойти спать.
- Черным перьям - белый снег,
Пьяной крови - русла рек...
Тихонько напевая Фолксен бред обратно к вагону. Место у выхода он не зря выбрал - если остальные уже спят, то он их не разбудит. И это хорошо. Незачем им смотреть на перекошенную злобой гримасу единственного квалифицированного медика в округе.
-
вон мы какие оказывается. Грустно (
-
+1 Это здорово.
-
Хорошая история
-
Эпично, но где хоть слово про однокрылого ангела Николы? Одно крыло сгорело - это типа подсказка почему однокрылый))))
|
А-а-а-а я понимаю вас госпожа!!! - Азерал укоризненно и в тоже время несерьезно весело помахал ей пальчиком.
Отвечать на ее вопросы было пиком блаженства, к тому же в последние две минуты перед ним сидело уже две госпожи Таларры, а это уже в двое больше счастья. Про себя он решил - госпожа довольна и ,что он все делает правильно, а по сему все больше и больше госпож Таларр приходит его послушать.
- Я понимаю вас . Понимаю. Вы думаете что если господин Карагел внешне был похож на содержимое опрокинутого ночного горшка, то и в душе он слыл большим извращенцем. Не ну моральным уродом он конечно же был и скажу вам не из последних, но есть в нем одна тайна госпожа. Ох какая ..... !!! - эльф на минуту замолчал собираясь с мыслями - И тайну эту даже я толком не знаю, так могу лишь догадываться.
Увидев искру интереса во взгляде жрицы Азерал продолжил:
-Он ведь не всегда был таким пупырчатогнойным жабоглотом. Не-е-е-т! - Эльф многозначительно поднял палец вверх стараясь показать что сейчас произнесет такую новость, от чего Таларра охнет от удивления на своем месте. - Он когда то был очень красив госпожа. Да как это не странно - я сам чуть от удивления не описался увидев его портрет! Это он потом стал таким, а со временем и мозг у него наверно стал таким, ибо он лихорадочно искал как вернуть себя прежнего. Причин сего недуга я не знаю, могу сказать лишь, что связано это было как то с той историей, которую он мне по пьяни парой пытался рассказывать. И так же могу с уверенность утверждать, что после нее же он стал ненавидеть женщин. Не поверите госпожа, но от его откровений, я порой думал, что мне конец ,стоит только магистру придти в рассудок от хмеля. Что после его рассказов он непременно прирежет меня , только бы ни кто не узнал про тайну.
Азерал судорожно сглотнул и провел рукой по своему горлу, проверяя не зияет ли там рана от лезвия - до того был силен тот страх , который испытывал тогда эльф.
- Однажды он водил меня на занятие в школьный морг, госпожа. На столе анатома лежало тело молодой рыжеволосой девушки с поверхности. По видимому она была человек - я могу ошибаться. Магистр начал рассказывать мне про строение тела, о сути силы и ее взаимодействия с мертвыми тканями.
"Смерть — это счастье для умирающего человека. Умирая, перестаешь быть смертным" - сказал он мне тогда. Руки его нежно гладили обнаженное тело девушки, пальцы как бы ненароком задевали посиневшие, но все еще торчащие соски некогда упругой груди. Покрытая струпьями ладонь трогательно и аккуратно прошлась по прекрасному лицу девушки ,не забыв прогладить ее нежные губы, прямой носик и захватить локон рыжих волос. "Лишь любовь, когда она умирает становится ядом. Ядом сильнее слюны самого мерзкого арахнида в пещерах Небит-Дага" . После чего он с силой вогнал два пальца в глазницы мертвой девушки. Послышался мерзкий щелчок лопающихся белков и хруст разрывающихся век. На подол мантии наставника брызнула желеобразная жижа, пополам с трупным гноем начавшего разлагаться тела. Брезгливо вытерев руку об мое плечо он с злостью что то рявкнул и ,яростно хлопнув дверью, поспешно вышел. На этом весь урок и закончился.
- Что же это за тайна , что вызывала столь бурные приступы жестокости и богохульства спросите вы меня. Как я понял из пьяных речей наставника - это страсть. Вы не поверите госпожа неуемная страсть к матроне одного из домов. Я не знаю что это за дом - Магистр Карагел говорил про него, что он младший палец на черной ладони Ллос. О это была всепожирающая взаимная страсть, полная чувств, тайн и интриг - ни кто не знал про этот роман. И я старался чтоб ни кто не узнал и про то что знаю я.
Эльф еще раз потрогал свое горло. После наклонившись по ближе к Таларре, огляделся по сторонам и шепотом добавил.
- Однажды он про молвился , будто бы после сего союза у него остался сын. Но это тс-с-с-с-с-с госпожа. Только между нами. Я всегда боялся этой болтовни. И вам советую забыть. Как я щас понимаю спасало меня непомерное пьянство моего наставника и его любовью подмешивать в вино пыльцу черного пещерника. Этим он старался снять периодически мучавшую его дикую боль и уйти в небытие хотя бы на время.
Неожиданный хлопок дверью где то вдалеке заставил Азерала резко замолчать. Тело эльфа инстинктивно съежилось и напуганные глаза быстро забегали по комнате ища источник данного беспокойства. Убедившись , что все страхи были напрасны и они по прежнему в одиночестве , Дроу мотнул головой и сконцентрировав свой мутный взгляд на жрице продолжил.
- Простите госпожа, о чем это я? А вспомнил. Ну так вот значит - когда я впервые увидел господина Карагэла, то думал сам Великий Балор пришел за моей юной душой. До того он показался мне страшным и отвратительным. Еще хуже оказался его характер. Магистр Карагэл был непомерно капризен и жесток - не раз мне приходилось отведать вкус его жезла у себя на хребетине или ягодицах. В свободное от занятий время я только и делал , что либо занимался хозяйством, либо намазывал его тело различными смягчающими благовониями.
Неожиданно Азерал задористо рассмеялся и по детски захлопал в ладоши, стремясь донести до слуха Таларр как казалось ему очень интересную вещь. Но не прекращающееся хихиканье ни как не давало ему это сделать. Наконец успокоившись эльф продолжил.
- Вы знаете госпожа, а все таки был у него один грешок. Понимаете магистр Карагэл мнил себя истинным натуралом и в отличие от магов других домов ,кои от недостатка таланта и в силу этого женского внимания нет-нет да и промышляли со своими учениками мужеложством. Ну так вот наш натуральный натурал имел одну слабость.
Азерал задорно потер руки.
-Понимаете госпожа, когда я делал ему массаж и смазывал маслами его гниющую плоть, то время от времени мне приходилось дотрагиваться до его сосков. И каждый раз когда я задевал их или же умышленно протирал маслом, то вы не представляете что творилось с наставником. Тел его словно пробивал мимолетный разряд молнии, лицо напрягалось и из утробы вырывалось еле уловимое похрюкивание. Не поверите госпожа, я тоже не сразу сообразил, а потом умышленно проделав это несколько раз , окончательно уверился в правоте своих догадок. Лицо его одновременно источало лик блаженного удовольствия и хмурную брутальную физиономию истинного мужчины. Порой это становилось для меня в каком то роде игрой и небольшой отдушиной за все перенесенные за день побои и гонения.
Эльф счастливо заулыбался.
Пару раз после подобного массажа магистр отправлял меня с запечатанным свертком в Бордель «Паутина», откуда ему каждый раз приводили по две иблис, но в результате все эти затеи оканчивались большими проблемами для несчастных рабынь. Одной из них он вырвал язык, а во втором случае обоих ошпарил кислотой так , что и на алтарь Ллосс в наибеднейший дом стыдно продавать.
Закончив свой рассказ эльф смачно зевнул и в очередной раз направил ожидающий взор на свою жрицу.
-
Это прекрасно!)
+1 жаль, что нельзя поставить больше.
-
Я восхищен.
Этого стоило ждать.
И это стоит перечитывать.
-
Сорвал покровы на твердую пятерку)))
|
Глейзер не испытывал ни малейшего сомнения, что остальные пойдут за ним. В конце концов, какие у них еще варианты, кроме как следовать? Так было и будет. Ему вести, а им следовать. Все правильно. Пока он не поймет все до конца. Поиск истины и знаний для него, ответов для них. Есть разница, да.
Его размышления прервал Вик:
Эд. Я немного обеспокоен уязвимостью моей тушки к физическому воздействию. Может мне нашаманишь броне-латы какие-нибудь, эконом класса? На твое усмотрение что-нибудь, чтобы полубезумный падший ножом ржавым не обрадовал. Ну и на крайняк перчатки какие латные. Мне меч ни к чему - не умею. А вот кулаками вполне.
Глейзер посмотрел на Сергеева задумчиво, пару секунд подумал, потом ответил.
- Я хотел подбодрить Светлану - легкий кивок за спину, - и сделал ей розу. Самую прекрасную из тех, что я видел. Но стоило мне подарить ее ей и отойти, как роза рассыпалась прахом. Она думала, что я не заметил, но я заметил... просто не хотел огорчать ее еще больше.
Он поглядел на Вика, пытаясь определить улавливает ли тот его мысль.
- Город дает нам все, что нам нужно. Скорее даже не то, что нужно, а то, что мы считаем нужным, то, что своим желанием и волей сотворили тут. Я могу сделать тебе доспех, но он тебе не поможет. Дело в том, что всех этих вещей тут не существует. Вернее существует, но как бы в том виде, в котором их формирует наша воля. Или та воля, которая ближе всего к вещи. А вот те вещи, которые мы принесли с собой трансформируются хуже. Но тоже трансформируются. Тела наши например...
Вздохнул
- Но вернемся к твоей броне. Если я ее тебе сделаю, то твоя защита будет зависеть от моей воли и желания тебя защищать, понимаешь? Так что ты лучше себе броню сам создай. Тогда только твоя воля тебе защитником будет. От стальной воли Жрецов не убережет все равно, а вот от ржавой воли падших вполне.
Отвернулся, снова вдоль улицы посмотрел
- Это просто. Не надо быть магом или души жрать. Тут место такое, особенное. Тут это любой сможет, у кого желания и воля есть. У кого-то лучше получается, у кого-то хуже, но это не важно. Вон она - на Линду головой указал - колдун поразительной силы. Она даже не замечает, как реальность под ее желаниями плавится. Но не гармонична, да. Перекошена вся. Дисгармония ее и убьет, если она не выучится, как компенсировать мощь.
Посмотрел в глаза Вика.
- Так вот, представь что тебе нужно, до малейших деталей, и смотри в оба. Будешь очень верить в себя - сможешь даже из воздуха достать, сотворить. Как Влад свой штырь достал, или как Василий сигареты. А если не захочешь напрягаться, так просто за углом найдешь. Все просто.
Улыбнулся.
|
Люди. Они всегда одинаковы. Эгоистичны, амбициозны, мелочны. Даже в критической ситуации. Даже когда получили власть и силу - особенно тогда...
Максим переводил тяжелый пристальный взгляд с одного на другого. Слушал их разговоры. Нападки резкие, споры, обвинения. Заигрываются ребята мощью своей, хвосты павлиньи расправили, давят друг друга авторитетом непомерным.
- Хватит! - внезапно отрезал Максим, теряя терпение, но тут же взял себя в руки и продолжил гораздо спокойнее, - Посмотрите на себя. Что с вами случилось? - на Глейзера посмотрел, - Неужели забыли как спасались мы из вагона, как со свалки вместе выбирались, как спутников навсегда теряли? Ведь были все заодно тогда, - обернулся на Линду и Влада, - И вы наверняка точно также, когда своим путем сюда шли. А что теперь? Неужто изменила так вас сила эта проклятая?
Потер устало лоб и виски. Вздохнул. Почувствовал как одолевает отчаяние. переполняют душу печаль и горечь. Захотелось сесть на мостовую и отдохнуть, выбросить все из головы хотя бы на полчаса. Но мягкое тепло инстинктивно прижавшейся к нему Светы напомнило - нельзя. Не имеешь ты на это права, Макс. Не сам по себе сейчас.
- Говорил же старик: у власти здешней есть оборотная сторона. Не только внешне меняетесь - внутренне тоже. Пока не поздно, надо остановиться, иначе потеряете себя безвозвратно...
Погрустил немного и продолжил уже совсем спокойно.
- Теперь о деле. Помните что дед покойный рассказывал о местных раскладах. Жрецы, методы которых уже известны, служат Высшим Лордам. Им старик противопоставлял Ангела, что сам "Ангел Господень и есть". Признаться, я никогда не был очень уж религиозен, но Библию читал. Крылатые слуги Всевышнего тоже существа непонятные и неоднозначные, но все-таки, вроде как за нас, за людей, то есть. Значит, из того, что мы знаем, это наш единственный шанс. Будем искать Ангела последовательно - сперва на заводе, хотя вряд ли он там, но мало ли. Потом, если не найдем, придется в город идти. Постараемся не светиться особо. Из местных, тех что попроще и по тупее, аккуратно информацию вытягивать. Жрецов, если появятся, попробуем нейтрализовать по возможности быстро и по-тихому. Ну и само собой, разделяться нельзя.
|
|
Мила очнулась в маленькой комнатке, напоминающей каморку. Маленькое окошко, нарисованное голографическим проектором, издевательски подмигнуло ей ярким пейзажем. Тюремщики называли это терапией. Мол, смотрит заключенный на голограмму, вспоминает дом и не так ему грустно и одиноко в камере. Но ведь это чушь, в которую только столичные бюрократы верить и могут. В действительности оконце дразнило, манило, обманывало. Сама мысль о том, что ты навсегда потерял для себя такой вот яркий и радостный мир, угнетала и человек медленно сходил с ума. Закусив губу, Куроки старалась не думать о том, что будет дальше - незачем радовать тюремщиков, патрулирующих ее закуток с голограммой окна на одной стене и дверью в стене напротив.
Прикрыв глаза, девушка постаралась впасть в забытье.
Не вышло. Истошный крик, вырвавшийся из глотки какого-то отчаянного парня, разнесся по коридорам тюрьмы. Голос лишь часть силы воли парня нес, но это не помешало ему с легкостью преодолеть толстые стальные двери и достигнуть ушей Мики. Пусть едва, но она услышала его, услышала этот бессловесный призыв. И узнала.
- Шо... - слипшиеся губы не хотели слушаться. - Шо...
Повторяя это имя, словно магическую поговорку, способную защитить ее от невзгод, девушка медленно поднялась с пора, на котором сидела с самого момента, когда ее бросили сюда.
- Шо...
С каждым новым разом голос Куроки крепчал. Обреченность, испугавшись огонька надежды вспыхнувшего на пустом месте и моментально разогнавшего все тени, забиться попыталась в самые дальние уголки души. Но конец ее уже был близок. Ланкастер Мила поднялась и, полную грудь воздуха набрав, закричала:
- Шо!!!!
Но ответом ей было лишь молчание.
Мечась словно дикий зверь по клетке, девушка искала способа выбраться. На дверь бросившись, она ее попыталась растерзать, но потерпела неудачу. Оглядев царапины в искусственной коже оставшиеся, с досадой еще один раз в дверь кулаком ударила. Пустое это. Так дверь не обойти. Но тут же в голову идея пришла голограмму осмотреть. Всю стену осмотрев, сумела она найти микроотверстия для голографа, из которых то и дело выглядывали усики-антенны проектора, ионизирующие определенные участки воздуха. За одно уцепившись, с силой его потянула и вырвала.
Теперь уже совсем просто. К двери подойдя, Куроки принялась осматривать каждый ее миллиметр. Надежды ее оправдались. Маленькая панель оказалась достаточно хорошо спрятанной, но не полностью невидимой. Проведя антенной по тонко линии стыка, Куроки приподняла панель и подцепила ее ногтями. Пластика металла упала на пол, обнажая плату ремонтного интерфейса. Где-то здесь должны быть и интерфейсы аварийного открытия. Симулировать только экстренную ситуацию...
Замкнув два провода все той же антеннкой, Мика услышала как внутри заворочался вал отпирающего механизма. Еще чуть чуть и дверь уползла в стену, открывая перед взором девушки серый коридор, утыканный такими же, как и ее ходами в камеры-подсобки.
Камера девушки была в самом конце коридора. По левую руку от Куроки была дверь, ведущая, видимо, в другие секции тюрьмы. А по правую руку коридор оканчивался хорошо защищенной будкой с охранником внутри. Тот побег уже заметил и, криво ухмыляясь, что-то набирал на виртуальном терминале, видимом только ему.
Дверь в том конце коридора рядом с его будкой была куда массивнее и прочнее, чем те, что держали пленников в их камерах. То была толстая конструкция из нескольких слоев металла, плотно подогнанных друг к другу. Но это был выход, через который ее сюда привели. Не так уж и много Мила видела через маленькое оконце своей капсулы, в которой ее сюда доставили, но то, что то была именно эта дверь, она не сомневалась.
|
Боль. Этим одним словом можно описать то что почувствовал Маркус, когда его рука в латной перчатке обхватило плечо Лорны. Боль, словно хлыст, бившая по его телу, ударявшая по его мышцам, выжигающим его нервы... Ледяные иглы, вонзающиеся и затем зарывающиеся в его позвоночник, отдача от его предохранителя - психокапюшона. Боль, бившую по его разуму и сознанию... Но это было то, справляться с чем его учили еще на ранних стадиях инициации. Переносить боль и усталость, превозмогать то что казалось убьет тебя, это было еще в первых его тренировках. Потому, Маркус просто отрешался от чувств, он игнорировал боль, слушая как бьется его второе сердце... Если первое, человеческое сердце стучало как тамтам орков, бившись словно дикая птица в клетке, то второе било размеренно и уверенно как кузнец стучит по новому клинку, придавая ему форму. Удар за ударом, неторопливо и размеренно... Конечно, сам факт что второе сердце начало биться вместе с первым уже говорило о серьезности ситуации, но эпистолярий знал что здесь нет ничего такого с чем бы он не мог справиться... Ведь даже его разум сражался далеко не с болью...
Могучий разум библиария вступил сражение со своим самым страшным врагом, а именно гневом... Все силы Маркус бросил на то чтобы не позволить себе потерять контроль над собой, не потерять хватку над эмоциями и злобой, которая могла вновь коснуться его... Ведь боль была одной из тех вещей, естественной реакций на которую был гнев. Именно потому, эпистолярий бросил все силы на поддержание контроля, ибо дав слабину сейчас, Маркус мог бы дать ее и потом, потому эпистолярий не жалел сил, сдерживая чудовище в пурпурной броне в обисидианово черной клетке своего разума. Там, где он заточил олицетворение своего гнева, не давая ему вырваться наружу. Потому, когда волны псионической энергии били по Маркусу, когда по его телу проходили волны боли, способные отключить сердце обычного человека, библиарий просто не обращал на это внимания... Он не мог позволить себе отвлечься от концентрации, именно потому его челюсть была судорожна сжата, зубы стиснуты словно тиски а глаза напряженно смотрели вперед. Впрочем, совладав с собой и убедившись что гневу не вырваться наружу, Маркус аккуратно ослабил контроль, ведь боль уже не могла влиять на него, ибо она была задвинута на грань сознания. Одновременно с этим, пришла и разгадка, что было не так с Лорной и почему она не смогла совладать с психической энергией. Она исполняла сложный прием, но она исполняла его до этого не раз и не два, просто на этот раз все было иначе...
- Кто же такое с тобой сделал, дитя? И почему? - Маркус знал что тварям из варпа не нужна особая причина, для того чтобы пытаться убить людей, или мешать исполнению их планов... Но, также он знал что такие существа никогда не делают ничего без какого-то плана, пусть планом иногда и было "убить всех и вся"... То что она смогла уберечь свою душу от вредоносного воздействия варпа говорило о многом, это значило что девушка сопротивлялась воздействию и сопротивлялась успешно, ибо тьмы не было на ней, но ее душе была нанесена рана и сейчас, словно кровоточащее разодранное, вызванное цепным клинком ранение, причиняло душе Лорны жуткую боль. К тому-же, ранение мешало ей концентрироваться и любая психическая техника также требовала большей энергии... Что и привело ее к данной ситуации... Будь Лорна одна, окажись она одна на этом корабле, со сломанной рукой и неспособная к контролю над этим судном, она все равно что оказалась бы трупом. Даже если бы она смогла встать, даже если бы она взяла под контроль свои эмоции, что, как уже понял Маркус, не является ее коньком, рыжеволосая девушка все равно не смогла бы управлять судном... Потому, прибытие пятерки астартес спасло ее жизнь. Этого уже было достаточно для эпистолярия чтобы понять одно - это не случайность. Кто-нибудь другой мог так подумать, но наблюдая за потоками варпа и видя в нем отголоски будущего и прошлого ты быстро понимаешь, что никаких случайностей нету... Есть лишь долг, Его воля и, если будет на то Его желание, судьба... Потому, если это была Его воля, то кто Маркус был такой чтобы противиться этому? - Как бы то ни было... Теперь ты не одна. И если кто бы ни попытается вновь повторить содеянное, он быстро узнает каково когда на тебя обрушивается вся психическая мощь эпистолярия космического десанта. - от Маркуса не ускользнуло то, что ранение оставило Лорну беззащитной перед атаками извне... И это также говорило о том, как близко к исполнению своего плана были те твари "извне", что атаковали ее... Лишь чудом и милостью Императора девушке удалось выжить. Именно поэтому, пока девушка концентрировалась и вела судно на посадку, Маркус вновь собрал свою психическую мощь, концентрируя свою силу. Руны на его броне вновь засияли, и вокруг души девушки начал выстраиваться мощный псионический барьер. Маркус не собирался рисковать... Раной ее души, он собирался заняться позже... Какой будет смысл в ее лечении, если она беззащитна перед нападением извне, ведь если кто-то нападет, то она так или иначе погибнет? Никакого, потому эпистолярий и создал мощный барьер, не полагаться на случайность было первой заповедью вдолбленной в него при обучении. Впрочем...
Впрочем, эпистолярий решил на этот раз забросить логику подальше. Помимо логики, оставался долг, его долг и долг всех Сынов Тарвица, всех кто служит в Ордене, всех кто уже погиб и кто еще не родился... Долг перед человечеством. Именно поэтому, он аккуратно положил руку своей псионической проекции рядом с ее раной, видя как по ее душе распространяются маленькие капельки растопленных снежинок. Еще одна особенность контроля Маркуса, холод который он всегда носит с собой, и теперь она помогала ему, словно охлаждая ожог, но это имело и другое направление. Маркус забрал боль на себя, чувствуя как вновь в его позвоночник вонзаются иглы... Но эпистолярию было все равно.
Неожиданно все прекратилось. Психическое напряжение ослабло, боль ушла и органы чувств, одни за другим начали процесс реактивации. Первым активировался слух. Глухое биение его сердец, седрец Деомида и сердечка Лорны. Осязание было вторым, он почувствовал жуткий холод который сковывал его тело. Следствие псайк отдачи, ибо псионический лед теперь покрывал броню Маркуса, его нагрудник, поножи, наплечники и даже перчатки, чуть уходя на разодранную одежду Лорны, примораживая библиария к девушке. Третьим было зрение, тяжелые веки поднялись, и фиолетовые глаза вновь обозревали окружающую его обстановку. Последним было обоняние, благодаря которому эпистолярий учуял запах озона, следствие применение такого количества психической энергии... Теперь, когда все его чувства действовали, Маркус понял что он не может пошевелиться вовсе не из-за тонкой изморози покрывшей его броню, а из-за того что силовой доспех был обесточен. Мысленно проклянув тех кто виновен в этом всем, эпистолярий отдал команду на активацию самодиагностики и реактивацию брони, заодно нащупав механический, пахнуйщий маслами и сгоревшим прометием разум Корнелия.
- Деомид... Ты в норме? - Маркус удивился тому, каким хриплым звучит его голос. Похоже лед немного прошелся по его связкам, потому, кашлянув, библиарий продолжил уже нормальным голосом - Ты в порядке?
|
Медленно. А может быстро, но не достаточно быстро? Или быстро, но кажется, что медленно? Или...
К черту. Все равно медленно.
Джез сидел нахмурившись, по своему обыкновению, и размышлял, что все не так уж и плохо. Сейчас приедут, проверку проведут, и обратно. Нужно только еще немного потерпеть общество этих павлинов, чтоб их наизнанку вывернуло всех! В первые дни совсем печально было. Павлины драные, что взять с них? Сами на комплименты напрашиваются чуть ли не ежесекундно.
Более-менее терпим из всех был только Шашлык - такое прозвище выбрал Фолксен для человека с обожженным лицом. Вообще он для всех подобрал прозвища, исходя как из внешности, так и из различных качеств проявлявшихся по ходу.
Шашлык - весьма подгоревший и черствый надо сказать, с изрядной коркой плесени. О такой и зубы поломать можно. Замкнутый в себе, малообщительный, обгоревший. Но умный, значит сердцевинка еще вкусная. Такой вот занятный Шашлычок. А зовут его, вроде бы, Никола. Майор на него что-то копал. То ли техник, то ли механик. Хрен его разберет.
Милочка - употреблять только с хорошо выраженным, подчеркнутым, жирным сарказмом, ибо назвать Милочкой Ирэн Адлер, самую незавидную невесту всей Империи язык не поворачивается при всем огромном желании. Внешне она еще ничего, но вот ее характер... Дьявол плакал, когда она родилась - у него появился достойный конкурент, что мисс Ирэн уже успела продемонстрировать за время спуска. Лучше бы она мужиком родилась! А что? Хороший был бы мужик, веселый, сильный, умеющий пить. И не пить тоже. А так - Милочка (с чудовищным сарказмом).
Дальше шли те, кто уже попадал под категорию павлинов.
Кощей - ага, именно так, как в сказке, худющий, бледнющий, упертый как баран и знающий столько об истории, словно сам присутствовал при событиях тысячелетней давности. Надо бы сказать, что это его старит. В остальном же тихий, мирный, ботан-пацифист. Кощей, одним словом. Так бы уже и представлялся окружающим, а он нет. Все что-то изображает. Итоном зовется.
Братец Кощея - такой же худой, бледный, но историю не любит и уперт не так сильно. Кстати, братец-то не родной, как майор незабвенный сообщил. Хотя сходство внешнее все равно какое-то есть. А еще одевается безвкусно, так словно нацепил на себя первое, что из гардероба выпало. Потому и получил почетное прозвище - Вешалка. Хотя, чуть позднее, это прозвище было признано самим Джезом неудобным и заменено на Тощий. Вот так, Кощей и брат его Тощий.
И самый главный павлин, чтоб его понос три года мучил!
Глист. Вроде и одет с иголочки, вроде и лощеный весь, и говорит красиво, и вежлив, и культурен, и бла-бла-бла. А поболтаешь с ним, и ощущение как-будто в дерьмо рукой влез. И весь его блеск и лоск уже не кажутся такими уж привлекательными. Скорее как блеск влажной кожицы глиста, когда он в туалете барахтается среди кучи дерьма.
Но из всех попутчиков, больше всего импонировал Джезу именно Шашлык. За умение говорить только по делу, коротко и понятно. А еще, как знал Джез, он владелец сети магазтинов игрушек, но не кичится своим состоянием. Можно даже зауважать. Хотя поет дерьмово.
От размышлений Фолксена оторвал Глист, предложил бридж. Джез не ответил, только головой помотал, мол, "Я пас"
|
-
Со стартом))) Поехали))) ссылка
|
|
…Лисица побежала в обход по степи, решив, что выйдет к железной дороге в таком месте, где не ходят поезда…
Поезда в этих краях шли с востока на запад и с запада на восток…
А по сторонам от железной дороги в этих краях лежали великие пустынные пространства — Серединные земли желтых степей.
В этих краях любые расстояния измерялись применительно к железной дороге, как от Гринвичского меридиана…
А поезда шли с востока на запад и с запада на восток…
Ч. Айтматов. И дольше века длится день
---------------
…А когда сил уже не осталось совсем, крылатый человек упал на землю и разбился насмерть. Вот был он, вот нет его. Грустная судьба. Никто не плакал над бездыханным телом, не приносил цветы на могилку, не жалел, не скучал и не вспоминал даже, - разве что ветер поскулил немного обиженным псом да солнышко погладило золотистым лучом бездыханную тушку. Вообще. Этот необычным был, Этот боролся до конца. Рвался куда-то, сражался, бессмысленно напрягая измученные мышцы свои, стремился улететь. Потом сдался, конечно, потом не выдержал, обмяк, надежду потерял, веру, отчаялся видимо - понесся стремительно навстречу земле, как и полагалось ему, стае его и всем родным его. Навстречу смерти своей понесся, оглашая окрестности горестным криком. Не рассчитал, правда, немного. Треснулся о рекламный щит сначала с громким хрустом, ломая собственные кости, потом уже сверзился прямиком на автостоянку, оскалившуюся гнилыми остовами изломанных, невидимым великаном закрученных в штопор, бесхозных автомобилей.
Кости не выдержали, ржавое хищное железо проткнуло живое тело без сожаления, кровавой шрапнелью брызнули внутренности. Большие широкие крылья остались, однако, целыми – разноцветные перья блестели на солнце, фиолетовые, зеленые, синие да красные капли. Волшебные мазки, сюрреалистические узоры. Таинственно мерцали, привлекая взгляды к себе. Прекрасные перья! Чудесные крылья! Озорной ветер подхватил и понес желтый пух по шоссе, котенком шаловливым подкидывая импровизированный мяч. Ветер не умел грустить долго, поломал пернатого, убил нечаянно, вздохнул печально, выдохнул да и новой игрушкой тут же увлекся. Позабыв о прошлом. Умный ветер.
Чуть ближе детки подошли, озябнув порядком. Странный мир, серый мир. Труднее всего было привыкнуть к новому солнцу – звезде красивой такой, сияющей такой, ярко-ярко рыжей и большой очень, раздувшейся мандарином перезревшим. Словно. Звезде прекрасной, звезде холодной, бездушной нынче и пустой.
Мертвое тело Крылатого совсем не страшным было вблизи - на изуродованном лице даже подобие блаженства застыло. У Них всегда так – крови много, а умирают, едва коснувшись земли. Умирают с улыбками на морщинистых своих физиономиях, между прочим. Вот и этот помер, изломанная рука ощерилась белоснежной костью, деформированная кисть походила на уродливую птичью лапку, украшенную неправдоподобно длинным указательным пальцем с загнутым тонким когтем.
Попугай. И, наверное, из последних, слишком уж много тел валялось в округе. Сходили они с ума потихоньку, вымирали пугающе быстро, наверное, скоро совсем не останется. Есть ли у них разум, нет ли? Остается загадкой, Попугаев и раньше редко встречали, кометами в небе проносившихся счастливых созданий. Теперь видели только мертвыми. Говорили что они младшие братья ангелов, говорили, что они тупые совсем, безмозглые и глупые создания, сродни голубям площадным. Разное всякое болтали, в общем. Но все равно жалко их было, радиация, ветер моровой сводили уродцев с ума, так похожих на людей отчего-то. Мозги у них выгорали, теряли направление свое крылатые люди, и убивали в конце концов себя. Девушка на плакате, рекламирующая губную помаду, опечалилась даже, кровавая клякса на месте столкновения расцветила потускневшую прическу алой розой. Но девушка все равно была печальна, прохладна была и грустила. Да и чего веселиться ей, спрашивается, красавице сказочной с фиолетовыми глазами? Помада есть, и личико прекрасное такое, бледное очень, щедро припудренное - а город мертв уже, остается только улыбаться театрально, до конца играя свою роль. Предлагать дешевую косметику.
Ветер снова вздохнул, потеребил кончики драгоценных перьев. Холодный бездушный вихрь. А ведь перышки, по слухам, удачу приносят! Только торопиться нужно. Поезд отправляется ровно в 10, последний поезд. Автомат. Уедет с Синей платформы и никого ждать не будет, - автоматы, они такие, никого не ждут - ровно в десять ноль-ноль отправится поезд в свое последнее путешествие, прокладывая верный курс к безопасному убежищу, а для этого надо еще до вокзала добраться. Отсюда шпили видны. Вон они, серебряные купола, обманчиво близкие на расстоянии. Но это вранье, мираж и иллюзия, топать добрых полчаса. А Малой совсем скуксился. Малой хнычет и растирает сопли по лицу, громко сморкаясь, снова зовет маму. Злость берет и жалость одновременно. Малой ноет по привычке:
- Маму, маму хотю! Потему мамы нет, потему…
-
Нормик
-
Правда, хорошо.
-
птичку жалко))
а если серьёзно, то вводная впечатляет своим трагизмом. пробрало прямо
-
Класс. В духе Стивена Кинга прям.
-
Действительно здорово. Образно и проникновенно. И стиль интересный, односложные предложения именно для этой картинки - просто супер.
-
цепляет
-
годно.
-
В рамочку и на стену.
-
Хожу кругами. Просто нравится. Слова как музыка.
-
За Айтматова - во-первых.
За прекрасные, вдохновляющие описания - во-вторых.
И просто за сам модуль.
-
Сильно!
-
Жаль что такие сообщения в небольших модулях часто остаются незамеченными, будучи "перебиты" сообщениями из модулей в которых больше игроков и наблюдателей.
-
да, написано так, что остаться равнодушными просто нельзя
-
Проникновенно...
-
Попугай и рекламный щит.
-
пробирает
-
+1 Это очень здорово)
-
ох, как славно я сюда заглянула!
-
Пожалуй лучшее из того что видел на главной, за последнюю неделю. А то и две.
|
|
-
+1 Чувствую, по мою душу пришло Радикальное Добро))
-
Пробужденные жрецы... весьма пафосные парни. Зуб даю круче обычных в миллион раз =)
|
- Чего хочу? - Лоу усмехнулся - Дай-ка подумать, может президентом стать? Хотя нет, не то.
Джастин хотел было еще что-то сказать, но тут Никола стала странно себя вести. Хотя странно это не то слово. Пророчить стала. Ну вот, теперь не удастся план до конца довести - времени нет.
"Голубая Стрела" без сигнальных огней,
Разбивает стекло - исчезает в окне,
Твой игрушечный поезд летит под откос,
Только это уже почему то всерьез.
Руди тоже ошеломлен предсказанием - умереть бессмертному? Ага, как же. Такая участь не по душе.
Недобро смотрит на демонессу. Не нравятся немцу ее слова. Но молчит, агрессии не проявляет открыто. И не проявит, пока Редберри здесь.
Оловянный солдатик на фланге стола,
Ты почти окружен - плохи ваши дела,
Перевяжет сестра рассеченную бровь,
Только это уже настоящая кровь.
Девушка в руках бессмертного мелкой дрожью бьется, боится. Клинок ангела к горлу прижимается, кровь все еще течет потихоньку. Интересно о чем сейчас она думает? И о чем думает Редберри? О чем Никола думает? Девушка скорее всего просто боится, ибо люди хрупкие создания. Демон думает как бы поскорее разорвать бессмертных в клочья. Все его посулы об исполнении указаний - не более чем отвлечение внимания, стоит отпустить девушку и он покажет свое лицо. А Никола... сложно сказать о чем думает она, хотя, судя по всему ни о чем. Просто в прострации пребывает.
Это те же картинки прочитанных книг,
Первозданная сила исходит от них,
Только в книгах от ран не осталось следа,
Там за Красной Горой есть живая вода.
И что значит "он уже здесь". Хотя, если подумать, то ожидали тут появления Люцифера-старой-перечницы. Значит, скорее всего, именно он сюда и направляется. Развалюха старая. Становится ясно, почему Руди предрекли гибель. И не ему одному. У Люцика найдется чем удивить всех собравшихся.
На пылающий лоб ляжет мамин платок,
А в руках у нее - апельсиновый сок,
Можно в синее небо с тоскою смотреть,
Только это уже настоящая смерть.
А встречу все-таки надо отложить. Не готовы еще к таким гостям. Да и делать тут нечего уже, все кто был нужен мертвы, а те кто нужен не нужны вдвойне. Резкое движение клинком и голова девушки падает на пол, белокурые волосы перепачканы кровью. Вместе с тем удивленно-испуганное лицо демона, которому менее секунды жить осталось.
А что смотришь? В Челябинске только так демонов и изгоняют, так что будь добр умереть и освободить пространство.
А по правую руку огни казино,
А по левую руку сгоревшая рожь,
Если прямо пойдешь, то что ищешь найдешь,
Только это уже настоящая ложь.
- Действуем быстро.
Руди в ответ кивнул. Трость Редберри подобрал - мало ли оружие какое, и в окно кинулся. Как гласит народная мудрость - выход короче через окно.
Джастин в это время взял демонессу за руку, и за собой потащил. Ну не бросать же ее тут. Девушка не в себе, а Старая Перечница вот-вот будет здесь.
Двери, коридоры, коридоры и двери. Бегом, вслед за Рудольфом. Пока еще есть время. А то невежливо как-то - Люцик при параде, а мы и не готовы.
В окно выпрыгнул вслед за немцем.
И выходит старик, из воды, из огня,
И выводит из леса гнедого коня,
Если хочешь - скачи, сколько можешь держись,
Только это и есть - настоящая жизнь.
Свежий воздух в лицо. Неужели успели?
-
Лучший способ это удалить кольцо из носа, но нет головы нет носа, нет носа - нет проблемы)))
-
+1 Челябинские экзорцисты - самые суровые. xD
-
Изгнать? Ты его убьешь вообще-то.
|
|
Отчаянные попытки Мики дозвониться до клиники не увенчались успехом. Вместо дежурной владелицу кафе вновь поприветствовал автоответчик. Сбросив Мика повернулась к Шо. Парень покачал головой. Вновь попытки дозвониться...
Долгожданный ответ пришел через четыре часа, когда Мила уже опустила руки. В ее поле зрения неспешно вполз прямоугольник окна видеосвязи. С той стороны у телефона оказалась миленькая, но ничего не понимающая в медицине дурочка, в обязанности которой входило зазывать клиентов, да аккуратным почерком заполнять бланки под диктовку. Куроки даже не сразу удалось объяснить ей ситуацию. Но, как говорят, терпение возвращается в стократном размере. Услышав, что медики "уже выезжают", девушка вздохнула. Теперь оставалось только ждать.
Со скорой прибыл и отряд местной полиции. Только вот, вместо обычного патруля SDF в кафе ворвался отряд агентов USS. Хорошо хоть, в пиджаках, а не в бронежилетах. Они отогнали медиков, собравшихся было положить тело в криокапсулу, которую прикатили с собой, и принялись досконально обнюхивать заведение. Несколько криминалистов немедленно включили ультрафиолетовые лампы, вооружились портативными сканерами отпечатков, да разбежались кто куда, проверяя по пути каждую пылинку, попадающуюся им на глаза.
Возле тела собралась группка экспертов с мутными грустными глазами. Они принялись наперебой выдвигать теории о том, как умер пострадавший. Мику эти теории в дрожь в гоняли: одна хлеще другой. Некоторые их предположения вызывали желание спрятаться в маленький черный ящик и закрыть уши руками, предварительно проткнув барабанные перепонки спицей. Другие просто заставляли кулаки Шо, находившегося все это время подле работодательницы, сжиматься.
Среди всех этих "экспертов", неумело играющих роли в этом фарсе, более всех выделялся высокий блондин с голубыми глазами в сером пиджаке с медной брошью, выполненной в виде орла, в петлице. Выдав очередную порцию идиотских предположений, он развернулся и уверенным шагом направился к Миле.
- Здравствуйте, мисс Ланкастер. - Галантно поприветствовал он Мику.
Немедленно передающее устройство в голове девушки получило открытый ключ и визитку. Быстрее, чем показать значок. И куда надежней.
Итак, агент Смит. Имя, возможно, не настоящее, но сейчас это никого не волнует. импланты в головки Милы загудели, пытаясь отыскать в базе информацию на этого человека. Ан нет. На этого человека досье не найдешь - больно важная шишка.
- Давайте отбросим длинные приветствия. - Смит немедленно пресек попытку Мики поздороваться и продолжил. - Смерть в вашем кафе - трагичная случайность. Особенно она трагична оттого, что умер человек из администрации. Мне хотелось бы узнать, почему вы не вызвали скорую.
Мика открыла было рот, чтобы возразить, но в руках агента уже был планшет со статистико звонков на экране с телефонов кафе, включая личные телефоны сотрудников. Глаза девушки расширились от удивления: ни одного звонка в DNA. Вообще ни одного звонка за последние 12 часов.
- Более того, мне интересно почему вы не заключили обязательный медицинский договор с сетью клиник DNA? Вы в курсе, что это делает Ваш бизнес, мягко говоря, незаконным?
Мягкий, но настойчивый голос Смита эхом отдавался в ушах Милы, потерявшей дар речи. Девушка замерла, чувствуя как тело ее немеет, а не шее затягивается неприятная петля. Со стороны могло даже показаться, что Смит голодный змей, а Мила - загнанный в угол добыча.
Ибо смерть человека из администрации от рук рядового киборга каралась разборкой всех имплантов, что было изощренной и мучительной формой смертной казни, совмещенной с бесхитростной, но болезненной пыткой.
- Мисс Ланкастер, думаю, вам стоит пройти с нами. - Смит грубо схватил Милу за локоть и почти поволок ее к выходу, где ее ожидала криокапсула, предназначенная для перевозки преступников.
У дверей Смит остановился и крикнул через плечо:
- И этого захватите! - палец его ткнул в Шо.
|
|
Сон. Беспокойный, будоражащий сознание. Холодный, бросающий в дрожь. Жаркий, заставляющий потом покрываться. Кошмарные видения.
Коридор. Длинный, темный. Освещение тусклое. Шаги за спиной. Все ближе и ближе. Бежать. Бежать как можно быстрее. Дыхание сбивается. Грудь горит от недостатка кислорода, но нельзя остановиться, нельзя позволить, чтобы шаги за спиной настигли...
Все ближе и ближе. Легкие, тихие шаги. Как будто по гранитному полу что-то в бархатных тапочках бежит. Все ближе. Не убежать, не скрыться. Голова кругом. Тошнота. Кислорода не хватает. Страх ледяной, липкой ладонью с длинными костлявыми пальцами схватил за горло. Клубок осклизлых червей в животе шевелится. Нет. Нет! НЕТ!!! Бежать. Не останавливаться! Бежать!!!
Шаги совсем рядом. Ладонь чья-то на плечо ложится. Рывком разворачивает. Денам. Или не Денам? Лицо его, но... бледно-серое. Мертвое. Глаз нет - в пустых глазницах черви копошатся. Рот открыт в безмолвном крике, а из него змея с шипением высунула голову. Кровь течет из ран многочисленных. Смрад стоит невыносимый. Хочется кричать, но страх сковал горло. Лишь сжатый хрип вырвался. лицо мертвеца все ближе и ближе. Отойти. Оттолкнуть. Убежать. Рванулся. Еще раз. Толкнул Павела. Развернулся и бегом по коридору кинулся. Дверь из черного дерева.
Вспотевшей ладонью за металлическую ручку схватился, распахнул, вошел, запер за собой от жуткого видения оградившись.
Тихая музыка донеслась слуха коснувшись легонько. Церковный хорал. Комната ярко освещенная.
Шесть каталок медицинских. Тела на них лежат простынями прикрытые.
Музыка все громче. Вплетаются в нее посторонние звуки - крики, хрипы, стоны, скрипы... образуют жуткую, пугающую какофонию.
Назад пути нет. В коридор нельзя вернуться, да и дверь уже исчезла. Первую простынь откинул. В испуге отшатнулся - Роналд Этерсон. Глаза закрыты, из жуткой рваной раны на теле кишки цветными лентами выглядывают. Плоть разлагается уже. Нижняя челюсть вырвана с корнем, на верхней зубов нет.
Вторая каталка - Дубаев. Вернее то что им было. Фарш. Кровавое месиво с костяной крошкой. Только голова цела. Глаза открыты, смотрят с укором. Стоило простынь откинуть до конца, как месиво прогнило моментально, будто уже многие сутки тут лежит. Черви из него полезли. Едва не вырвало.
Третья каталка - Фрида. На лице улыбка застыла. Вторая улыбка, гораздо шире, на шее расположилась. От уха до уха горло вскрыто, рана так глубока, что голову с телом соединяет только позвоночный столб. Туловище вскрыто. Ребер нет - кто-то удалил их, из-за чего тело похоже на мешок с мясом. Ног ниже колена тоже нет. И рук нет. А еще, что более всего пугает - кожа содрана.
Четвертая каталка - Фредериксон. Этот цел почти. Нет только глаз, ушей, носа, да мозг из черепа извлечен, о чем красноречиво говорит отсутствие части черепной коробки, что открывает пугающий вид.
Пятая каталка - Крад. Картина не менее жуткая, но тут все дело в ином. Чести плоти просто нет. Следы укусов. Как-будто пытались сожрать его. На туловище, на ногах, на руках, на лице даже - откушены куски.
Последняя каталка. На ней должен лежать Денам. Страх еще сильнее сжал свои тиски. Неужели опять Денам? Но руки сами тянутся к простыни. Рывком ее убирают. Не Денам. Алан Келли.
Странно на себя со стороны смотреть. Тело вроде целое, но кровью покрыто с ног до головы. Но... не его кровь. Глаза открыл. Встал. Руки протягивает. Ухмыляется.
- Неплохо ты поработал Алан - голос как скрип не смазываемой металлической двери. Режет слух и нервы бритвой зазубренной.
- Нет. Нет... - собственный голос тихий, едва слышный, слабый - Это не я...
- Ты Алан. Помнишь как все они кричали? Ты помнишь? Как сладко было смотреть на их смерть, как сладко их пытать? Помнишь ли ты?
- Я не помню...
Смех, еще более противный, чем голос. Церковный хорал уже гремит так, что вот-вот перепонки лопнут, но смех двойника его перекрывает.
- Ты ведь знаешь что это ты.
Холодная боль, чуть выже поясницы, справа. Взгяд вниз. Скальпель, бритвенно острый, сжимает рука двойника. В печень всадил. Сука.
Сказать ничего не выходит. Только хрип. Сердце колотится от избытка адреналина. Хорал гремит. Двойник смеется глядя в лицо.
- Думай и вспоминай. Ты виноват, Алан!
На губах пенится кровь. Во рту ее вкус солоноватый. Перед глазами плывет все.
Крик. Подобный тому, который младенец новорожденный издает. Испуганный, неосознанный, очищающий. Пронзающий душу.
Рывком поднялся. Одежда к телу прилипла. Холодный пот ручьями стекает по лицу. Сердце бешено колотится. Страх все еще рядом. Взгляд полубезумный из стороны в сторону мечется. Трупов нет. Живы. Все живы.
"Пока живы" язвительно напомнило подсознание.
Губы что-то бессвязно бормочут. Звуки в слова складываются.
- Sáncta María, Máter Déi, óra pro nóbis peccatóribus, nunc et in hóra mórtis nóstrae. Sáncta María, Máter Déi, óra pro nóbis peccatóribus, nunc et in hóra mórtis nóstrae* - повторяется как на зацикленной записи.
Руки дрожат. Трясет всего.
Выпить бы чего покрепче, но нет сил даже слова сказать. Хорал жуткий все еще в ушах гремит. Голова кружится. Тошнит. В глазах то прояснится все, то темнеет, то "мурашки" пляшут.
Дыхание глубокое, резкое, неровное. Еще немного надавить - сорвется. Страшно. Плохо. Мерзко.
Мышцы все как ватные.
В себя пришел минут через пять только, и то не полностью. Дрожь мелкая осталась, но не в пример лучше самочувствие.
На руки свои посмотрел. Подумал. Решение принял. Сам себе кивнул. Сел на лавке. Спать больше не хочется.
-
Это восхитительно!
-
Фрида одобряет этот пост, ня! ^-^
-
Атмосферненько. Заодно и обоснование резкой смены поведения персонажа (а она ведь будет).
-
Здорово) Мне нравится. +1
-
Нихера себе пост отфигачил.
|
-
Какая экспрессия)))
-
Аыы. Вакханалия xD
|
- А вы знаете, господин президент, я внезапно осознал, что я - хуйло ебаное. Поэтому лучше будет, если я тут сдохну под камешком и больше никого не потревожу своим существованием. -
И действительно, лег в уголке и ухмыльнулся только горько судьбе своей.
Что же дерьмо-то сплошное в жизни было?! Даже то, что счастьем даже можно назвать с натяжкой - в итоге в пустыне где-то, в кучке костей обглоданных валяется. С ворохом имплантов рядышком. И только синего комбинезона с планкой именной "Василевский Н." показывает, что да, действительно, тут сожрали труп хуйла ебаного одного.
- Знаете. Я вообще жизнь хотел заново начать. Памяти нет нихера ведь. А то, что вспоминаю - сплошная чернуха. Когда в капсуле себя осознал, с орбиты когда летел на скорости хуической, думал - механик простой. Палуба там, хуябула, челноки. Просто парнишка-техник, младший состав командный. Потом вспоминать начал, только лучше бы не вспоминал. Как на станции рудодобывающей родился и вырос, как отца с сестрой потерял на этой бурильне ебаной. Потом, смутно довольно, как в колледже учился, только тот момент, когда все, не закрыл академическую задолженность - блять, и откуда слова-то такие знаю! И как тебе, Том, в харю твою телевизионную чашкой пустой - без обид только. Как потом в армию попал, Два года, шесть месяцев, девять дней. Колониальная пехота, тут тебе не там, блять! Мы проводку не изолированную зубами рвем! Какой, нахуй, десант орбитальный, очконавты они драные. Рядовой Василевский, позывной "Апостол". Только вот не задалась служба. Все умерли, понимаете? - спросил у остальных. Только на них не смотрю ведь, куда-то еще смотрю, а слушают они, не слушают - какая, собственно, разница? - Мидмирцы-хуирцы. Операция, "Черная, ебать ее в очко, Звезда". Вторую семью свою оставил на той станции, сестру названую оставил, "Белку", с которой вырос вместе, неразлей вода были. Да и остальные все... Блять, да что я говорю! Сдохли они там, K.I.A. А хуйло одно откачали. Пол-тулова полимерным сделали, имплантанты-адаптанты. И на "Таурман" списали, техником. У меня как раз и корочки были на капрала. Пока командир жив был, сержант, должность занята была, звание не давали. А тут, стало быть, перевели. -
Дух перевел. Отдышался слегка. А злоба изнутри так и рвется, словами рвется, не удержать ничем.
- И начал я бухать. Гнить заживо. По черному. Знаете, я ведь кандидат в мастера по Хандирской Блиц-борьбе. Вот ведь, ни одной тренировки не вспомнил, зачем осваивал ее - пусто. А то, как по пьяной злобе в корабельном баре руки ломал летунам, зубы десантников жевать заставлял - это помню. Все танцуют, все смеются. А вместо пива - кровь. Капрал Василевский, вам присваивается почетное звание заслуженного наркота москитной эскадрилии "Таурманские Ягуары"! - бодро продекламировал я, опять усмехнулся. Закашлялся, тщетно пытаясь пыль из легких выбить.
- И была у меня любовь. Клеопатра, Клео. Которая меня выходила, в чувство привела, отбила привычку каждый вечер допиваться до синих ульевцев. Медицинский андроид она была. Самый настоящий. Робот, у которого программа засбоила, и в ИИ появилось чувство к одному хуиле. Можно рожу кривить, можно нос морщить. А мне в общем-то мне похуй было, потому что и сам я не человек был уже. Да, Том? Ты сам-то себя человеком чувствуешь? С таким обилием железа в теле? Вот-вот. Она живая для меня была, я ради нее из бутылки вынырнул. Ильхам Мафусаилов, братан. Отдал мне ее, на флеш-карте. И была она при мне, когда мне череп пробили в той пустыне. И лежит она, не зная, что меж костей лежит. В ворохе металлического мусора, который из себя импланты мои представляют. Я думаю, гвеллеры и прочие твари были разочарованы, когда мяса на мне почти не нашли. Клео, Клео, прости, что свела тебя судьба с полным хуйлом. Прости. -
Заплакал я тихо. Просто замолчал разом, потому что слова кончились, и спазмом сдавило глотку. А слезы по пыльному лицу покатились.
-
судьба 99% жителей тучемодулей in a nutshell
-
+
-
Эх.
-
О-о-о, дикая чума! Жжжесть! А вот матофильтр ДМ.ру с таким изобилием нецензурщины не справляется ни разу - наводка Ракоту. :)
-
+1 Душу рвёшь)))
Не зря национальный бестселлер недели)))
-
+
-
Жестокий мир жесток.
-
Сильно
-
Как-то... проняло прямо.
-
+
-
Не знаю насколько кого проняло, меня нисколько, по причине количества мата на текст.
На ДМе порицают безграмотность, и это правильно. Но отчего то возводят в ранг, мат, нецензурщину, и прочее непотребство, кое достойно порицания, даже в малых количествах, хоть и допустимо в них же.
Я верю, ты мог написать не хуже, без этой порнографии, передать смысл, и идею, словами и фразами куда достойнее.
Считаю литература это не общение - "че по чем", а потому даже самый выразительный пост, с матом, не должен получать плюсы, ни при каких обстоятельствах и мыслях.
Автор, позор тебе и порицание на твою голову, за этот образчик мата. Пусть тебя мучает совесть или гордость, каждый день за каждый полученный плюс в соответствии.
Стремись писать достойно, во всех смыслах.
-
Это да. Хорошо так, проникновенно.
|
-
"Город сделал вас бессмертными, кроме случаев, когда на вас падает бестиоморфная персонификация мастерского кирпича"
+
Мировой коммунизм, лол.
=
+1
-
Ох, такой дедуля душевный))
+1
-
Хитрый старикан =)
|
Красиво было бы сказать, что дело шло к вечеру. Рассказать, как прохлада разнеслась по пыльным грязным улочкам и дорогущим кварталам, вызывая улыбку и у первого нищего, и у последнего богача. Как закат красил небо, а затем кто-то, обняв девушку в беседке, рассказывал по этому поводу красивую легенду. Рассказать про многое хорошее и доброе, что просыпается в человеке когда природа делает его жизнь чуть полегче.
Но это будет лишь через семь часов. А сейчас солнце выжигает всё на своем пути. Вместо вечерних пальчиков-лучиков гладящих всё живое, сейчас хлесткие кнуты и стеки. Пыль крутится буранами. Проходит поливочная машина, но даже это вызывает ощущение смерти. «БОЖЕ МОЙ!!! Они убили пыль!» А до этого пыль убила кого-то на операционном столе. А теперь возмездие. И вся эта ненависть, вся наша усталость, всё ощущение убожества жизни – это словно марионетка в лучах-руках солнца. Оно жарит - и мы злые. Оно доброе и мягкое – и мы тоже размякаем. Оно месит нас. Мнёт. Жарит.
А мы как стадо баранов идем под эту дудочку. Слишком тупые, что бы считаться крысами.
Но в кафе было прохладно и уютно, и ничего такого не чувствовалось. Соусы на пасте мягко контрастировали на фоне друг друга. Атмосфера была дружественная, а чай – как надо.
Джузеппе улыбнулся твоему вопросу. Он некоторое время помолчал, видимо думая куда направить беседу, но затем улыбнулся. На самом деле тут часто улыбаются и Испания не Россия. Да и не так там пыльно как я описываю. Ну да ладно.
- Если тебя интересует чем я зарабатываю на жизнь, то скорее всего игрой на бирже. Акции там. Облигации. Фьючерсные контракты. Опционами увлекся. Всё в этом духе.
Он помолчал, поскольку хотел разделить работу и дом.
- А если ты имеешь в виду вообще. То, что обычно называется «хобби», то вот церковь, но ты знаешь, а ещё я.
Он несколько задумался, но было видно, что это не «Сказать-не сказать», а он подбирает слова.
- Я занимаюсь Церковью.
И по его виду было видно, что это совсем не то же самое, что постройка с крестиком. Некоторое время он помолчал, а затем продолжил:
- Хочешь покажу?
- Да.
И это коротенькое «да» приносит вечер. Прохладный, но всё уже не так как ожидалось вначале. Тот вечер был тихим, уютным, домашним. В тот вечер папа с мамой выводили детей на прогулку. То был вечер буржуазии.
А вы шли по вечеру люмпенов. Словно воры шли, хотя не прятались и не таились. Какой-то маленький человечек внутри вопил, что что-то-то-то. Но пальмы родины, кусочек рафинированного кубинского сахара в кармане – всё это не уходит, когда босиком идешь по раскаленной мостовой. А ты идешь, перекатываешь кусочек сахара между пальцев и внезапно понимаешь, что мостовая-то не такая и горячая. И дома было горячей. Да и вечер уже.
Вы проходите по окраине города. Возможно, тебя ведут в какой-нибудь нищенский район, а там в нищенское здание, а там нищие нищего города, творят свои нищие молитвы своему нищему беззащитному и даже в идеях обворованному богу.
А затем резко поворачиваете в центр. Глаз радует совсем иная картинка. Вы уверенно входите в квартал богатеньких. При этом видно, что тут добыли не своим трудом, а досталось от предков. И в этом вечере, в этом зное, в этом прохладном бризе рвущем зной появляются новые кладбищенские нотки.
Вы заходите в какой-то старинный большой дом со свежим евроремонтом. Тут было изнасилование старины модерном. Тут забили до смерти хороший вкус ногами, а остатки зарыли в саду среди так называемого современного искусства.
Вы проходите в холл, где уже собрались всевозможные люди. Они в белых балахонах и белых колпаках.
Вы – нет.
Они приветствуют Джузеппе. Жмут руку Масато. Улыбаются (наверное) и смеются (факт).
Джузеппе отшучиваясь протаскивает тебя через всю толпу. В какой-то подсобке быстро напяливает такой же балахон и колпак и сует твой набор тебе.
- Ну…С Богом, как говорится. Одевайся и идем.
|
|
-
Оп. Хорошо. Плюса достойно.
-
Как ты и просил, отметил все ошибки. Исправления - в квадратных скобках. Текст:
После первого сигнала Мао почувствовал как быстро кровь начала бежать по венам, принося адреналин в мозг. Ощутил легкую вибрацию легочного насоса и дуновение ветра по бокам от шеи.
Вместе со вторым сигналом Мао ощутил присутствие своего тела. Движения стали легкими, тело начинало свое движение еще до того, как он даже успевал подумать о нем. Но одновременно с легкостью движений появилась и тяжесть собственного тела. От непривычки сильно он пошатнулся, чуть не упав.
Секунды ожидания третьего сигнала тянулись невообразимо долго. Но ожидание стоило результата. Сразу после сигнала Мао как будто был слепцом прозрел [лучше:”был слепцом, а сейчас вдруг прозрел”]. Мир приобрел ранее не существующие краски. Звуки приобрели такую четкость[пропущена запятая] что он мог услышать неровное сердцебиение патрульного. Поверхностью своего тела он ощутил тепло солнце и давление ветерка. Не ясно откуда но он точно знал температуру окружающего воздуха и скорость его движения.
Одновременно с третьим сигналом три окошка загрузки вдруг начали двигаться у него перед глазами, сливаясь воедино и образуя полноценную фигуру человека. Человека с нимбом над головой.
"Как иронично. Кем, [не запятую ставить нужно, а тире (кем-кем) ] кем, а человеком я уж точно не являюсь."
С горечью успел подумать киборг под нарастающий в ушах гул. Гул схожий с тем, который издает мотор сверхмощного гоночного автомобиля, разгоняющегося до 100км\ч.
Но шум длился всего мгновение и стих. Силуэт человека подсветился приветственным декоративным окошком, приятный женский голос в ушах сказал "Saya Mk1 готов к работе. Удачного дня пилот." Изображение пропало [тут тоже запятая нужна] и Мао осознал что с этого мгновения тело настроено и откалибровано под него. И что оно в его 100% распоряжении.
Но [и тут запятая] не успев даже привыкнуть к горе свалившейся на его мозг новой информации, поток которой с каждой секундой все увеличивался, Мао вдруг заметил что двигается вперед. Причем двигается как то странно. Он точно не знал в каком положении будет его тело в следующий момент времени, и видел несколько вариантов. Компьютер предлагал ему выбирать. "Чертовски любезно с его стороны".
Маленький красный маячек [пишется «маячок»] мигал на переферии [перИфирии] его зрения, сигнализирую о том, что внего [а тут раздельно: «в него»] целятся.
Продолжая двигаться вперед, к патрульным [запятая] Мао видел себя как бы со стороны. Сейчас компьютер работал с его подсознанием, разгружая мышление для принятия наиболее оптимальных решений.
Киборг отметил для себя интересное явление: окружающие двигались как то уж больно медленно.
Тело приближалось к вооруженному патрульному с пугающей скоростью, уходя с линии выстрела вниз и направо, согласно наиболее пригодной для статистике. Одной рукой бьетспереди [нужен пробел «бьет спереди] в кисть держащую оружие. Другой, одновременно с первой под локоть, распрямляя руку держащую пистолет. Сустав ломается и локтевая кость [запятая] разрывая кожу [запятая] показывается на поверхность. Сломанная рука складывается подобно телескопическому объективу. Кисть почти что соприкасается с локтем.
Следующий шаг Мао делает уже в сторону второго патрульного, резко сменив направление бега. О первом патрульном он уже забыл.
P.S. Агрессивные фанаты грамматики не дремлют!))) P.P.S. Пост продублирую в комментариях. А то вдруг ты не увидишь :Р
-
+1 Мао интересный)
-
PS Я сам грамматико-лексик такой, что держите меня семеро. %)
Но если что, подскажу куда поправить.
PPS Saya, да? *хитро улыбается*
|
- Тупой уёбан, - прошипел Дерек и швырнул телефон на стол. Он не сомневался в том, что за это нежданное внимание полиции к их маленькому бизнесу следует благодарить исключительно дурость и бОрзость Джимми. Давным-давно следовало порвать с ним. Переступить через нелюдимость, завести собственные связи…
«Время!», - одернул себя Арчер. Об упущенных возможностях можно будет подумать потом. Вдох-выдох. Взять себя в руки. Отсечь эмоции. Составить план действий.
Программист решительно шагнул к столу. Софт да данные – вот и всё, что может связать его с какой бы то ни было противоправной деятельностью.
Низкоуровневая очистка дисков – кое-что собственного сочинения, черта с два полиция сумеет восстановить хоть байт. Запущена, молотит. Самое легкое позади. Заодно, можно будет попытаться отмазаться от заказчика, свалив всё не копов. Если, конечно, удастся вначале отмазаться от них самих… и от SE… дерьмо!
Какая-то часть Арчера вопила о бегстве: в окно, цепляясь за перила, кабели, спуститься на уровень-два ниже, дать деру сквозь необъятные соты из металла и пластика – он достаточно хорошо подготовлен для того, чтобы оторваться от любого пешего преследования. Однако программист подавил этот порыв – бегает и прыгает он хорошо, но долго ли пробегаешь в нафаршированном следящими устройствами мегаполисе-тюрьме?
Руки киборга взбесившимися пауками заметались по столу, сгребая тетради, блокноты, миниатюрные нано-твердотельники, которые большинство по-старинке называло «флэшками». Последние немедленно отправились в микроволновку – еще проблемой меньше. Но что делать с пачкой бумаги?
Почаще писать от руки Дереку порекомендовали во время реабилитационного курса, который он проходил после установки имплантов. Развивает, мол, мелкую моторику. Со временем это превратилось в привычку, немного старомодную для века невесомых и функциональных карманных гаджетов. А сейчас вот плоды этой привычки стали серьезной проблемой.
«Огонь, огонь… пол гребанного царства за зажигалку! Думай… » - Арчер зажмурился, чувствуя, как утекают драгоценные секунды, - «Есть!»
С грохотом вылетел из пазов один из ящиков стола и программист безошибочным движением выудил из содержащегося в нём хлама свой старый КПК. Давно не рабочий, он, однако, содержал в себе то, что было нужно Дереку – литиевую батарейку.
Тазик из кухонного шкафчика, нож – оттуда же. Четверть стакана воды. Пробить корпус, капнуть… полыхнуло сильнее, чем он рассчитывал. Через несколько секунд тетради в тазу вовсю горели, оставалось лишь надеяться, что пожарная сигнализация не сработает.
«Так, теперь пепел в унитаз, батарею обратно, флэшки пожженные в мусор, найдут конечно… похер, отбрешусь. Коллекция порнухи у меня там была, ага. Больше не возбуждает, вот и спалил в сердцах. И бардак прибрать… Две минуты… дайте мне еще две минуты, ушлёпки!»
|
// В кафе под золотым драконом
Дракон выбрал для своего гнездовья довольно-таки приличный район колонии: выходя из него, посетитель мог краем глаза заметить возвышающуюся над крышами самых высоких домов угрюмую металлическую стену, отделяющую здания администрации от тех, что были предназначены простым гражданам. Престижней было бы только если стена была прямо напротив, но Куроки не хотела портить вид из окна серой глыбой. Кто-то, возможно, посчитал бы это решение абсурдным, но только не Мика: ей нравился этот район. Когда по вечерам зажигались вывески соседних зданий, через окна кафе можно было наблюдать великолепнейшее светопредставление, которое вкупе с движущимися платформами, установленными хозяевами заведений вместо обычных металлических мостов на уровнях начиная с третьего от земли, рисовали картину далекого будущего, наступившего уже сегодня. "Маленькое Неотокио" - любила говаривать про него Юки.
Неотокио было дорогим удовольствием. В нем не то, что жить - ходить по нему было весьма и весьма дорого. Тут и там, стояли автоматические купюроприемники, активирующие тот или иной переход за двадцатку наличных. Умные люди, подсчитав количество таких приемников на своем пути в любимое заведение, немедленно задумаются о пользе крыльев. Потому большинство заведений имело обязательный доступ с первого уровня, а те что не имели, быстро закрывались от нехватки посетителей.
Вторым отличием Неотокио от остальной колонии был стиль. Ни разу в этом районе не увидишь пластик. Здания были похожи на огромные стеклянные кубы, заключенные в строгую оправу из чеhного металла, вся проводка была аккуратно заправлена в специально отведенные для этого пазы, а меж зданиями не было уродского железа, не считая монорельсов для платформ, так что прzмо с земли можно было любоваться небом.
Вечером в кафе было не так много посетителей - немногие могли похвастаться близостью к Неотокио, позволяющей им засиживаться допоздна. Сегодня таких смельчаков, считающих, что до их дома можно добраться за пятнадцать минут, было всего трое. Один, одетый в серый костюм, лениво листал пожелтевшие страницы антикварной книги между скупыми глотками из чашки с кофе. Два других же о чем-то оживленно разговаривали. Понять о чем они говорят постороннему было невероятно сложно. В основном потому, что они старались не уточнять ничего конкретно, предпочитая задавать друг-другу вопросы, ответы к которым вытекали из контекста следующих вопросов. Оба собеседника были еще очень молодыми - им на вид и двадцати не дашь. Жаль, если они связались с чем-то криминальным.
На улице раздался оглушительный залп - запускали фейерверки. Все посетители немедленно повернули головы в сторону окна, разглядывая происходящее на улице. Никогда еще в Gene не было фейерверка. Кто же такой смельчак, что, наконец, запустил его в небо? Бирюзовые, янтарные, изумрудные змеи взмывали в небо, чтобы там разорваться на сотни маленьких искорок и на секунду окрасить всю улицу в другой цвет. Когда в небе вспыхнул очередной огненный одуванчик, шептуны синхронно расплатились и торопливо вышли из кафе. Еще какое-то время их можно было увидеть из окна. Видно было, как они спешат по улице, то и дело задирая голову вверх.
Из неприметного помещения в помещение юркнула Юки. В два движения собрав оставшуюся за гостями посуду на специально заготовленный для этого поднос, она быстро удалилась обратно, оставив последнего посетителя наедине с книгой.
Последний посетитель на фейерверк внимания не обратил. Должно быть, чтение доставляло ему куда больше удовольствия, нежели созерцание. Сделав очередной глоток, он перелистнул страницу и побелен. Схватившись за горло, он стал молча падать на пол. Лицо гостя посинело, словно что-то мешало ему дышать, а книга упала на пол.
|
-
+1 Что могло быть внезапнее? О_0
|
|
-
+1 =))) рояль имеет две педали
автомобиль имеет три
а это значит что в рояле
стоит коробка автомат)
-
Криво сшитого, с облезлым и свалявшимся искусственным мехом. Одноглазого и без левого уха. С выражением плюшевой морды грустным и одновременно свирепым. Зато теплого мягкого и уютного.
Мертв, зато полностью здоров. Только русские могут замутить такой жесткий оксюморон.
Внезапно, совершенно без предупреждения, с неба, распахнув темые паруса крыльев, рухнула черная лоснящаяся туша. Здоровенная. Метра три, пожалуй будет. Мелькнули когтища жуткие, Истошно взвизгнула Дана. Но вопль ее мгновенно сменился задушенным хрипом.
Довольно и ликующе ухая, неизвестная тварь, нарушая все законы гравитации, рванулась обратно в небо и там исчезла.
А от девушки осталось только несколько капель крови.
О_о
|
- Бессмертные? - Изумился демон. - Сегодняшний день сюрпризов полон. Вот уж не ожидал встретить вас именно здесь и сейчас. А что же, бессмертные уже знаются с приблудой Люция? Изумительно! Ширину мира понимаешь только тогда, когда встречаешь неизвестное! А сегодня я, пожалуй, оценил масштабы этого синего шарика по-полной!
В речи демона проскакивали ехидные смешки, которые он не очень-то трудился скрывать. Трость завертелась еще быстрее. Губы демона растянулись в улыбке.
- Так что, просто говорим, или танцуем, а потом говорим, если останется кому говорить?
- Без музыки? И без оркестра? Да за кого вы меня принимаете? - Изумился демон на грудных тонах. - Она, возможно, в тишине танцевать станет. А я нет!
Пальцы демона покрылись хитином, отчего создалось впечатление, что на руках создания инферно выросли когтистые перчатки. Указательный палец уткнулся в макушку Элизабет, все еще сидящую за столом. В тишине паузы, оставшейся от речи демона, отчетливо отпечатался всхлип.
- Ты, зубастый мой друг, хотел познакомиться, потому что с незнакомыми дядями не разговариваешь. Ну так вот, я Руди, он Джастин, а она Никола. Теперь когда мы все познакомились, рассказывай, как докатился до такой жизни, милейший, что в мэрии ошиваешься в обществе еще не совсем окрепшего духом и рассудком домена. А мы послушаем.
Не вставая демон слегка согнулся в приветственном поклоне. На тот момент пришлось ему перестать крутить тростью. Тогда же рука с ней ушла за спину.
- Если есть такое желание, то расскажу. Всегда ведь интересно послушать истории другого. - Демон заулыбался во все три ряда белоснежных клыков. - История у меня не очень длинная. Был я. Жил себе в Инферно, пока не пожелал увидеть этот мир. Была она. Не знаю как, но в этот мир своим желанием она меня призвала, тем самым мне хлопот убавив. Я предложил ей сделку: в обмен на силу девчонка будет мою волю исполнять, доколе я иного не пожелаю. И она согласилась. Потом уже узнал я, что девочка была из рода убийц, что промышляли нашим братом. Но, увы, в ней в отличие от отца ее, ни капельки таланта. Даже индейку жареную порезать правильно не может. А тут еще пришли отца друзья. Сказали - умер и девочка наследница. Да только им ее наследство нужно было. Нет, не богатство, не злато, накопленное во время крестовых походов. Им нужен был чин. Чин советницы Триннадцати, что правит ныне орденом. Поскольку девочка с мечом, как рыба, волной брошенная на берег, мы бежали. Позор для демона, но что поделаешь, - нечаянно или специально, Кримсон смахнул с костюма своего пылинки, - Так вот, теперь за девочкой присматриваю я. Ну а сюда пришли мы по простой причине: здесь это-вот гнездо осиное и обитает. Да только ожидали мы не вас. Хотя... Из вас никто, случайно, Люцифером не зовется? - В голосе Редберри прозвенела показная надежда. - Ну, я свою историю вам рассказал. Теперь, пожалуй, можно выслушать и вашу. Ну а потом за дело - в бой. Я не люблю, когда мою Хозяйку пугают. Ее беспокойство передается мне...
|
-
смеялась)) классно)))
+1
-
Мутант О_о
|
|
- Я выбираю плиты, - озвучил свое мнение задумчиво.
Пока осматривался, выискивал подходящее временное убежище, задумался. Так, ни о чем задумался. Но зацепилась мысль за другую, потянулись, и развернулся очередной клубок воспоминаний.
Визоры боевые. Ага, интересно, значит не просто люди живут в Федерации. Осознание простое пришло. Что импланты были. И не только в глазах. Не конкретно, что они, откуда. Как в теле появляются. Просто, без удивления отметил, что они когда-то заменяли мне глаза. Скользнув взглядом по другим, тот же спокойный внутренний голос сказал, что и у них были. Даже не наверняка, а точно. Импланты - бытность Федерации. А теперь мы лишь куски мяса. Чистого, свежего мяса. Без имплантов, без железа. Без шрамов и пятнышек краски под кожей. Без болезней и их последствий перенесенных. Хромал если кто - вновь с новым суставом бегает. Только не надолго это. Пройдя по пустыне нагишом, мы уже давимся пылью, засорив новые легкие. Уже оставляем за собой кровавые следы, распоров нежные, новенькие стопы. Щурим опаленные, свои, живые глаза. Озеро далеко. В другой галактике теперь. С его живительной влагой. Я мог понять тех аборигенов, что обосновались вокруг него. Нет болезней, нет ран, переломов и прочего. Долгая жизнь. И еда всегда рядом. Чистая, свежая, сочная. А с ней и множество других благ, помимо мяса - жир, кожа, волосы, кости. Возможно, самые умные из них даже догадываются растения разводить, чтобы не умереть от цинги. И жить можно. Все логично и удобно. Я могу понять их логику, но не могу принять их образ жизни. Это уже не люди, в привычном значении этого слова. Они - просто инопланетяне. Хотя когда-то мы были с ними одинаковы.
По сути говоря, я сейчас так же отличаюсь от офицера армии Федерации, как гвеллер от меня. Во мне нет имплантов, я чист и здоров, фактически. "Человек; базовая комплектация".
Все, что во мне осталось от Василевского это его разум. Его душа. Душа, что для меня значит это слово? Многое, ведь я осознаю себя верующим. Так что, именно душа роднит меня с тем Никитой Василевским, что сидел вместе со своей подружкой Аней Горелкиной и строил из себя крутого МС. Первая любовь, первые треки. Последние классы школы, треки с моим речитативом и Белкой на бэк-вокале расходятся по внутристанционной сети. Признание со стороны сверстников. Даже директриса позвала вести выпускной, в качестве ди-джея.
А следующее воспоминание с Белкой уже в армии. Как мы оказались с ней в одном подразделении? С сестрой, лучшей подругой, "первой"? Отрывок воспоминания про Кунца и Салли подсказывает, что я все-таки попытался исполнить желание отца и учился в колледже на Тетус-Прайме. Долго? И как я попал туда? Пусто в голове. И ехидная мысль, что точно не за ум взяли. Но вот за что? Точит червячок сомнений. А клубок все разворачивается, подходя к концу.
Аня, "Белка". Теплый, добрый взгляд. Наивный слегка. Все-таки мы снова оказались рядом, плечом к плечу. Была ли любовь снова? Да нет, не было. Была привязанность и та теплота, что есть между очень близкими, почти родными людьми. Почему? Ведь мы были с ней близки, первая подростковая любовь полыхнула тогда просто пожаром. Хоть и знали друг друга с пеленок, но по-другому начали смотреть. Но ведь прошло все, угас пожар. Та, выпускная ночь была последней. Почему же мы не вспоминали разрыв, почему не упрекали друг друга и не стали друг другу чужими, холодно-отстраненными? Вот она, загадка. Кто знает. Мы были солдатами. Мы прикрывали друг друга в бою, укрывались одним одеялом на марше. А потом, в увольнительных, подмигивали друг другу, танцуя с разными партнерами-на-ночь. И не было неловкости. Не было желчи. Было безграничное доверие и теплота.
Клубок памяти уперся в узел. Кнехт, отрезающий Ане голову. Проклятая Раата-2, которая убила прошлого Василевского. Я-нынешний, прокручивая в голове отрывки произошедшего, ежусь. От холода Пустоты, что коснулась меня тогда. От ужаса, отголосок которого я испытал в тот момент, когда циркулярная перчатка шею "Белки" взрезала. И только вопрос всплывает один. Я его убил? Кнехта? Я. ЕГО. УБИЛ?
Молчание. Нечего говорить.
|
-
- Кто-нибудь хочет? - Глотнув из бутылки и подняв над головой на вытянутой руке, девушка робко улыбнулась. - У меня и косячек есть.
плюсануть не могу, но рассмешила))) момент выбран просто отлично)
-
+1 за доброту и душевность)
|
|
-
Страшно...
-
Неимоверно круто)
|
Дыхание прерывистое, тяжкое. Оно царапает горло и раздирает лёгкие, каждым движением диафрагмы вонзая в часто бьющееся сердце мириады тончайших игл.
Аластэл замер, ожидая, когда утихнет новая вспышка боли. А потом снова попытался подняться - рывком, опираясь на одну руку, а другой сжимая эфес меча. Если бы усилие, затраченное на это простое действо, можно было обратить в кинетическую энергию удара, то его хватило бы на то, чтобы проломить кулаком стену или раздробить кость демону. Но на деле ангел не приподнял своего тела над землёю даже на миллиметр.
В ответ на его старания боль только усилилась, и падший хрипло застонал, осознавая собственное бессилие. Бесполезно... Бессмысленно... Его способность к регенерации, могущая спасти его даже от ран, нанесённых демоническим оружием, не сделает ничего против увечий, причинённых его тени.
Ещё одна попытка сдвинуться, на этот раз позволившая музыканту проползти буквально несколько сантиметров. Как мало... От Виолетты его отделяют метры, целые метры... Так много, если твоё тело не слушается тебя...
С трудом приподнимая голову, Аластэл видит, как его злейший враг тащит в проём портала его сестру...
Мальчишка-подросток с красивым лицом, пронзительно-серыми глазами и прямыми чёрными волосами, облачённый в чёрную с белым школьную форму – всем бы обычный человек, кабы не белоснежные крылья за спиною. Это Аластэл – пока ещё нескладный, но уже широкий в плечах и высокий. Беззаботный сорванец, прогуливающий уроки и творящий шалости. В голове – ветер и юношеские мечты о ратных подвигах, романтике и прочей чуши. Чем ещё заниматься, если тебя окружает умиротворение, если всё хорошо и не нужно ни о чём волноваться?
Аластэл ведёт за руку маленькую прехорошенькую Джезэбэль, во второй неся её атласную зелёную сумочку, украшенную чёрным кружевом. Девочка наряжена в зелёное с чёрным платьице – с рюшами, кружевом и пышной юбкой. На ногах у неё прелестные башмачки, а густые волосы собраны в два «хвоста» огромными зелёными же бантами. Будущая метал-дива за обе щёки уплетает лакомство, похожее на земное мороженое, и оживлённо щебечет, рассказывая брату о том, как играла в парке с подругами. Тот внимательно слушает, мягко улыбаясь – он обожает младшую сестру и искренне заинтересован во всём, что происходит в её жизни в те моменты, когда они не вместе. Ведь у него самая замечательная сестра! Его привязанность к Джезэбэль такова, что он не допускает и мысли о том, чтобы игнорировать её детские заботы или ревновать к ней родителей.
Школьник, которого в современном подлунном мире иначе, кроме как «раздолбай», и не назовёшь, в предвкушении: сегодня его и сестру ожидает маленький семейный праздник. Он уже приготовил Джезэбэль подарок – небольшого зверька, именуемого илири. Илири выглядят так же, как земные коты, отличаясь от мурлык лишь наличием оперённых крыльев. Приобретённый вчера вечером питомец припрятан в комнате за спальней родителей.
Они почти дома – за густыми кронами деревьев уже показались шпили особняка.
Аластэл внезапно ощущает укол беспокойства. Что-то не так. Но что?.. Ворота, сад – всё как прежде… В чём дело? Отчего ледяная длань стискивает сердце ожиданием беды?
Юный ангел касается резной дверной ручки – входная дверь не заперта.
Беспокойство нарастает оглушительным крещендо.
- Джезэбэль, - Аластэл вешает сумочку на серебристый крючок подставки, - поднимись-ка наверх. Там, за родительской спальней, кое-что есть для тебя…
- Сюрприз? - девочка радостно всплёскивает ладошками.
- Да, сестрёнка, сюрприз, - мальчишка улыбается, старательно скрывая беспокойство. Но та не замечает его волнения и мгновенно вспархивает, уносясь прочь. А Аластэл, испытывая тяжесть где-то в глубине грудной клетки, идёт в гостиную. Почему так тихо? И почему ему неспокойно?
Кресла перевёрнуты, каминная полка разбита. Сознание взрывает уверенность в том, что случилось нечто непоправимое. Уже слишком поздно…
Ангел минует эту комнату и идёт через длинный коридор, украшенный скульптурой. Многие статуи расколоты. На мраморном полу – кровь. Юноша ускоряет шаг. Тяжёлая двустворчатая дверь в конце коридора – он касается её заледеневшими пальцами и распахивает…
Белая зала залита кровью. На полу неподвижно лежат мать и отец Аластэла и Джезэбэль – крылья вырваны, на теле – раны, не совместимые с жизнью, если нанесены оружием определённого типа. Мать не дышит…
Аластэл замирает.
Внезапно отец шевельнулся, открыв глаза и сфокусировав помутившийся взор на сыне.
- Аластэл…
Парень бросается к нему, дрожащими руками приподнимая ему голову. Он напуган, он не знает, что делать.
- Они… были здесь… Хорошо… что ты успел… Защити сестру…
- Папа!..
- Поклянись мне, что защитишь Джезэбэль!
- Я…
- Поклянись мне!!
- Я клянусь, что буду защищать её от всего!.. Но… Кто был здесь? Отец! От кого я должен оберегать сестру?.. Почему она нужна им?!
Нет ответа.
Папа… Мама… Они… мертвы…
- Аластэл!Аластэл! – на пороге второй двери, ведущей в залу, показывается маленький ангел с забавным крылатым котёнком на руках. - Я…
Будущий музыкант оборачивается и видит, как на губах его обожаемой Джезэбэль умирает счастливая улыбка. Он вскакивает и, едва не поскальзываясь в луже крови, несётся к девочке.
- Не смотри, милая, не надо! – Аластэл подхватывает сестру и выбегает с ней из комнаты. – Не смотри…
Он сам перепуган так, что трясётся, будто осиновый лист. Предательские слёзы готовы прыснуть из глаз. Но нельзя…
Внезапно пришло осознание: теперь о сестре может позаботиться только он. У неё нет никого, кроме него… Глотая солёные слёзы и заставляя себя говорить спокойно, он прижимает к себе Джезэбэль и шепчет:
- Тихо, милая, тихо…
А она всё рыдает и рыдает: Джезэбэль уже слишком взрослая, она знает о смерти. Знает, что смерть – это один раз и навсегда… Даже для ангела…
Через несколько лет никто уже не мог узнать прежнего сорванца Аластэла – разве мог он быть этим серьёзным, сосредоточенным юношей, показывающим великолепные знания по всем предметам? Разве мог оставить он свои дурацкие забавы?
Но его и правда не интересовали такие глупости – и после окончания школы Аластэл стал курсантом в Ираэ Академиа Ангелика, выпускавшем наиболее боеспособных воинов для армий Небес…
Он не чурался ни друзей, ни общества юных дев, но в нём чувствовалась едва заметно какая-то загадка и… надломленность. После выпуска быстро продвинувшись по службе, будущий лидер “Fire Rain” получил доступ к самым разнообразным архивам, а вместе с ним и возможность продолжить своё маленькое расследование, касающееся причин убийства их родителей. Но даже с его высоким допуском вся информация об этой трагедии оказалась недоступной…
Уж не сам ли Господь затевал нечто ужасное?.. Терзаемый недобрыми подозрениями, он скорее из-за них пошёл за Люцифером, когда тот затеял восстание, чем из-за своих идеалов. Идеалы – идеалами, но прежде всего он должен обеспечить безопасность сестре…
Катастрофическая догадка пронзает истерзанный болью в неповреждённом теле разум Аластэла – Виолетта нужна была Люцию с самого начала… И сделку с тем, кто называет себя богом, Князь Тьмы заключил не сегодня и даже не вчера…
Это произошло сотни лет назад…
Всё это время Люций медленно подбирался к Виолетте. Сначала убрал родителей, потом Аластэла. Ведь падшего отправили не в Ад, а в подлунный мир не из-за уговоров его сестры. Тут действовал тонкий расчёт: в Аду он мог не только выжить, но и стать значительно сильнее. Лишённый же памяти и большей части способностей, он вряд ли мог представлять серьёзную угрозу. Даже то, что сестра последовала за ним, играло Всевышнему и его подельнику на руку – так она тоже становилась слабее.
Только каким-то чудом Джезэбэль на протяжении веков не попала в лапы Правителя Ада. Но чудом ли? А уж не было ли у Небесного Отца своего плана, если Люций был заточён им в Аду?
Тогда, на стадионе, Люцифер явился не покорять мир – он приходил за сестрой Аластэла, но был сражён рукою падшего. Девушка получила ещё пять лет отсрочки… Так мало…
Ведь потом Люцифер вырвался… Но оставил Аластэла в живых – чтобы тот оберегал сестру, пока сам Князь Тьмы обретёт неодолимую мощь…
А теперь… не было ли всё спланировано для того, чтобы они вышли из подполья?
Но только теперь все фрагменты мозаики собрались в единое полотно…
Страшная картина замерла и рассеялась перед взором падшего: тьма поглотила его. Не было теперь ни мыслей, ни чувств…
Только покой…
|
|
|
-
Силён, бродяга. Сделал-таки героя из дезертира)))
-
Я знала, что так будет, но всё равно это было... неожиданно.
И круто, чёрт возьми.
+1
|
|
"Слышишь.... Ты слышишь меня? Ты это Я? Я это ты? Кто я? А кто ты? Мы плывем. То ли рядом, то ли сквозь друг друга. Мы тонем, или парим? Разве море это не жидкое небо? Не за чем волноваться. Тут нет ни того ни другого. Плыть невозможно."
Вязко очень вязко. Грузну. Тону. Захлебнуться невозможно, так как нечем. Что есть то, в чем тону? Снова эта густая пустота наполненная мириадами "других". Других, таких же как я. Нет. Только не снова. Не хочу. Вокруг шумно, хотя не слышно ни звука. Слышать тоже нечем. Закрыть бы глаза, да их тоже нет, как и рук.
- "Прекратите... Умолкните..."
"Слушай.. Мой сын он" " За что? За что такие деньги...?" "Мне нужно найти кроличью нору и прыгнуть в нее что бы...7" "Ты слышишь меня? Я прошу кто-нибудь!!!"
- "Помогите... Кто-нибудь... Прошу... Алиэр..."
Алиэр... Кто это? Что это? Похоже на имя... При упоминании становится теплее.
- "Алиэр."
Что-то такое уже было. когда-то, будто бы много веков назад, или всего спустя несколько секунд... Не понять. В этом месте нет времени. Снова голоса.
- "Алиэр!"
По горлу бежит что-то горячее... Стоп... По горлу? Глоток удался. еще один. Жидкость больше не льется, и глотать нечего. Чья-то рука. Восприятие слишком рваное, что бы сложить все в цельную картину. Единственное, на чем сейчас зациклено сознание это имя...
- Алиэр... - Выдыхает Хейли открывая глаза. Слишком ярко, и глаза слезятся. но закрывать их не то, что не хочется, а панически страшно. До безумия страшно вновь опуститься в темноту. Выпустить из поля своего зрения это лицо, что заслонило собой весь мир.
Он держит ее за руку, а второй, она касается его лица, растянутых в улыбке губ. И плевать, что эта улыбка далеко не самая привлекательная...
Резкий и глубокий вдох. Спазм, который словно электричество прошел по телу, изогнул его дугой. Глаза девушки широко раскрылись, и взгляд фиксировал теперь потолок. Рот судорожно пытается глотать воздух. Руки и ноги свело и согнуло конвульсией.
Целиком и полностью - не самое приятное зрелище.
И слава богам, что пародия на эпилептический припадок прошла так же внезапно как и началась.
Хейли принялась вертеть головой, дыша, словно загнанная лошадь - организм завелся по новой. Только вот ориентация в пространстве не вернулась. Слишком много света. Слишком много звука. Просто - слишком много.
На ощупь найдя рукой плечи своего спасителя, Хелена нелепо подтянулась, и уткнулась носом ему в шею, все еще не закрывая глаз. Коснувшись губами уха, Хейли беззвучно произнесла "ты пришел".
Дыхание не успело успокоится, сердце колотится как ненормальное. И хотелось бы сказать что-то, но не выходит. Сколько же она там пробыла, что бы забыть как нужно говорить.
Сейчас в ее пространстве не существует никого кроме нее самой и существа, что было для нее самым дорогим на этой земле. Хейли обняла Алиэра крепче, и пальцами уцепилась за рубашку, боясь, что это лишь иллюзия, предсмертные глюки, и он вот-вот растворится в воздухе.
На все, что происходит вокруг стало совсем наплевать - пусть хоть весь мир рухнет.
|
Давным-давно, кажется в прошлую пятницу, жил в одной стране медведь, под именем Винни Мак Пух. А почему под именем? Потому что над воротами его замка была надпись «Винни Мак Пух». Однако сам носитель имени не знал что значит эта надпись, пока ему ее не прочитал Ребит Мак Кроль, когда однажды пить уже ничего не было, а все алхимические фокусы уже закончились, и Винни, мать его Мак Пух хандрил по партии утерянных горшочков мёда. И это оказалось правильным решением. Стол сразу заполнился выпивкой и едой,а повеселевший хозяин принялся сочинять свои бездарные стишки, да так громко что уши вянули, а ноги сами несли прочь из замка.
Мак Пух ведь очень любит мед!
Почему? Кто поймет?
В самом деле, почему
Мед так нравится ему?
Видимо эти четыре строчки настолько плотно засели в его голове, которая была столь же пуста, сколь и крепка, и Винни напевал их постоянно, не давая никому и слова сказать. По правде говоря, Мак Пух уже порядком устал, повторять, но больше ничего столь гениального ему в голову не лезло. Выгнав всех из своего замка, не пожалев даже закадычного друга Пятака Мак Свина, хандрящий воин стал со скуки лезть на стену. И вот когда ему осталось лезть уже совсем-совсем-совсем немножко, стоило только влезть на эти рога, с них перемахнуть на другие, и Винни бы оказался бы на потолке. Еще чуть-чуть, совсем чуточку и...
ТРРАХ!
Коварные рога подломились под могучей ногой храброго воина, из клана Мак Пухов, и этот великий человек, владения чьи протянулись от Болотных полей до моста Грейсвал, полетел чертыхаясь и зовя на помощь маму вниз.
БАБАХ!
Дубовая башка Винни Мак Пуха расколола столь же дубовый стол надвое, оставила глубокую вмятину в полу, жалобно моргнула и отключилась. Стоит ли напоминать что тело постигла та же судьба? Разве что оно не моргало.
Пробуждение было тяжелым и болезненным, сволочи домочадцы не положили его прямо под окно, и небесный светильник освещал тот фонарь что расплылся под Медвежьим глазом. Но беды на этом только начались, во всех владениях не было ни чарки алкоголя, даже любимого меда и того осталось совсем чуть-чуть, и тогда великий и ужасный воин принял единственно верное решение. Пойти к Пятаку, тот по старой дружбе и нальет и расскажет что со сном делать что так четко снился. То ли забыть, и списать на падение с большой высоты, то ли и впрямь к королю наведаться...
Собрав весь свой нехитрый шмот, и почесав на счастье килт, великий и ужасны отправился к дому Мак Свина подбадривая себя мелодией собственно сочиненного марша.
Тара-тара-тара-ра !
Трам-пам-пам-тарарам-пам-па!
Тири-тири-тири-ри,
Трам-пам-пам-тиририм-пим-пи!
|
-
+1
Так здорово и так печально.
-
настроение, хороший пост, годный
|
|
ссылкаРекомендую при прочтении поста, для создания определенного настроения, данное звуковое сопровождение. ------------------------------------------------------------------------------------ ЧАСТЬ I. Начало длинного пути------------------------------------------------------------------------------------ Колеса повозки протяжно скрипят, чавкает под ними вязкая осенняя грязь, черная, липкая и холодная. Становящаяся еще более вязкой, от идущего уже второй час ливня. Лошади тянут повозку в гору, выбиваясь из сил. Кричит кучер, слышны щелчки хлыста. Повозка крытая, но драный тент не может защитить от дождя, все сидящие в повозке в той или иной степени уже промокли. Нещадно трясет, ибо под слоем грязи полно камней. Говорят, что длительные дожди не редкость здесь в это время года. Провинция Васеналь, всегда по праву считалась одним из самых глухих и негостеприимных уголков королевства. И в то же время здесь находится тайная резеденция короля, замок "Щит Ворона", по слухам совершенно неприступный. Повозка обогнала колонну солдат. На их лицах, словно печать, видны невероятная усталость, тоска и обреченность, многие ранены, идут едва переставляя ноги. Один из воинов, совсем обессилев, или просто подскользнувшись на грязи упал, выронив щит и меч, и уже не поднялся больше. Проходивший мимо офицер лишь пнул безжизненное уже тело, выругался, дал приказ остановиться на привал и снять с погибшего снаряжение. Судя по гербам на щитах - это отступающие солдаты графа Ренхеля. Отступают на перегруппировку. Измотанные непрерывными боями, когда из-за нехватки людей приходится сражаться сутками напролет, несущие каждый день тяжкие потери, они сражаются с ордами северных варваров, возглавляемые лично графом и его сыном, которые подают пример своим людям. В этой нескончаемой битве граф Тодеуш Ренхель уже потерял троих сыновей и дважды едва не погиб сам. Но как бы сильно они ни устали, как бы не были велики потери в их рядах, они не имеют права отступать, ибо на этом рубеже - они последняя надежда королевства, последняя линия обороны и им неоткуда ждать подкрепления, потому что ситуация в других местах по всей границе Лераля нисколько не лучше, а порой даже и хуже. Всплывает в памяти замок, оставленный позади около трех часов назад. Над центральной башней родовое знамя - белый лебедь на лазурном фоне, и ниже девиз "Не отступать, не сдаваться, не предавать", а под знаменем грязно серая бесформенная тряпка - знак, что здесь свирепствует чума. Поднятый мост, запертые ворота. Ужасный смрад доносящийся из замка, стаи ворон кружащие над башнями, несколько тел, лежащих у крепостной стены, видать у некоторых не выдержали нервы и они просто бросились вниз, в надежде на легкую смерть. Чума святого Габриэля - едва ли не самая страшная болезнь на землях королевства. Невероятно заразная, почти неизлечимая и приносящая своим жертвам неописуемые страдания. Единственным человеком, который смог рассказать о том, что чувствует больной был тот самый святой Габриэль, унимавший боль своей Верой и молитвами, он рассказывал, что "кости, словно плавятся и крошатся во мне, ужасные видения преследуют во сне и наяву, а кожа непрестанно горит, будто ее прижигают каленым железом", внешне тело больного за пару дней полностью скрывалось под гнойниками. Эти же гнойники появлялись даже на внутренних органах и костях. Разразившись в том замке, чума лишила королевство одного из самых преданных трону дворянских родов, осложнив и без того непростую ситуацию в северных землях. Видели вы и деревню, крестьяне в которой были больше похожи на призраков. Бледные, исхудавшие, во взгляде нет ни капли осмысленности и все больше женщины, совсем малые дети и старики, не видно почти мужчин - все кто мог держать в руках оружие были срочно призваны под знамена королевских полков, на охрану границ Лераля. Окна и двери во многих домах заколочены, ибо никто больше не живет в них, случаи когда умирают целые семьи уже давно не редкость. Видели и повешенных на придорожных деревьях людей со странными татуировками на коже и клеймом на лбу. Татуировку им делали, когда они присягали на верность Зверю, а клеймо выжигали королевские инквизиторы, перед тем как повесить. Отметина на лбу изображала волчью голову с раскрытой пастью - знак ереси, даже если кому-то посчастливится сбежать, то он недолго протянет с таким клеймом. А прошлой ночью слышали вы жуткий, леденящий душу и кровь, вой, раздававшийся в глубине леса - стая волколаков вышла на охоту. Вы видели, как в небольшом городке женщина продает своего полугодовалого ребенка, чтобы получить хоть немного денег и не умереть с голоду. Видели и слышали, как практически через два квартала кричит мать оба сына которой вернулись домой в осиновых гробах. Видели, как мальчик лет пяти ест пойманную им, еще живую, крысу. И как же контрастировал с этим замок одного из феодалов, неподалеку от столицы. Хоть его воины и отправились воевать, сам столичный барон остался в своем поместье, и ежедневно устраивал пиры, за счет подвластных ему крестьян, вытягивая из них последнее. Война и годы правления безвольного короля превратили некогда процветающую страну в настоящий Ад на земле. А меж тем, повозка со скрипом продолжала подниматься в гору. Буквально через час вашим взорам предстал "Щит Ворона" - небольшой, но удачно расположенный и хорошо укрепленный замок. Пожалуй, его и правда можно назвать неприступным. В случае осады противник не сможет использовать катапульты и баллисты, ибо их не затащить в гору, а даже если использовать для этой цели магию - осаждающие окажутся в невыгодном положении, по отношению к обороняющимся. Еды в замке хватит на пару лет, вода берется из подземного источника, а стены сможет удержать даже пара десятков хорошо подготовленных воинов. В том же случае, если замок будет взят, под ним, по слухам, есть система подземелий уводящая далеко на юг. Идеальное место для того, чтобы спрятать короля. После покушения на жизнь Его Величества в столице теперь заседает двойник, а самого Людвига I переправили сюда, вместе с его приближенными. Массивные ворота отворились, пропуская повозку во внутренний двор, откуда вас проводили в зал для приемов. Довольно просторное помещение освещалось десятком факелов, из-за чего здесь царил полумрак. Король восседал на троне. Даже при столь плохом освещении было видно, что жить ему осталось недолго. Очевидно маги хоть и задержали смерть от яда, не смогли полностью остановить его действие. Кожа правителя имела синюшный оттенок, ранее красивые и тонкие черты лица теперь стали нечеткими и оплывшими. По обе стороны от трона стоят приближенные - справа Первый Чародей Адальберт Стайн, высокий и худой мужчина, ничем не примечательный, но всякий, кто обладает колдовским даром, может почувствовать за ним настоящие океаны магической силы и Глава Тайной Службы Дариана Лоэл, невысокая девушка, с настолько непримечательной внешностью, что она забывается сразу, стоит вам отвести взгляд, хотя, казалось бы, невозможно забыть взгляд ее серых глаз, которые кажется видят вас насквозь, что создает определенный дискомфорт, слева самый богатый и влиятельный феодал - герцог Старлер Крафт, толстый и неопрятный мужчина с блестящей от испарины лысиной, маленькие, словно свиные, глазки которого буравят каждого, словно он задумал взглядом понаделать в вас дыр и архиепископ церкви Небесного Пути Викториан Сельт почтенный старец с моноклем, он весь источает высокомерие, каждое его движение, взгляд, вздох говорят о том, что к собеседнику он привык относиться не лучше, чем к назойливой мухе. Все, за исключением короля и Первого Чародея, смотрят на вас, как на кучу собачьего дерьма, ясно видно, что им глубоко наплевать на вашу миссию, как и на то, что вы прошли не одно испытание, прежде чем попали в число тех, кому будет доверено столь важное задание. И если Глава Тайной Службы хоть как-то пыталась скрыть свои эмоции, то во взгляде архиепископа и герцога без труда читалось, что они сделали бы с вами при иных обстоятельствах и сдирание шкуры заживо было едва ли не самым милосердным в их фантазиях. Король попытался было заговорить самостоятельно, но очевидно был слаб настолько, что пришлось прибегнуть к услугам герольда, с заранее записанным текстом обращения. - Король Людвиг I, в милости своей, приветствует всех собравшихся здесь, достойных наемников на службе королевства - сделал паузу, давая возможность осмыслить текст - Завтра, на рассвете вы отправитесь в поход к южным границам, дабы отыскать и в безопасности доставить в столицу наследника трона, принца Генриха. За эту службу, в щедрости своей, король обещает вам почет, славу и золото в том количестве, которое вы сможете унести за десять подходов в руках, в мешке или же на телеге. Да будет так. Коль есть у вас вопросы задайте их сейчас или не задавайте уже никогда. Коль нет вопросов, то в пиршественной зале накрыт стол для вас, ешьте и пейте вволю, отдыхайте, ибо завтра вас ждет долгий и опасный путь.
-
Очень атмосферное начало
-
хороший пост. Достоен быть на главной.
-
Атмосферно вышло
-
Кровь, грязь и смерть. Одним словом - ня.
-
да
-
Отличная вводная, отличная музыка, жаль что я пока не могу поставить тебе плюсик.
-
+ 1)
Круть необычайная)))
-
Да чтоб я истлел!
Отличная завязка!
-
взрослеешь, дружище=)
-
Добротный старт ))
-
Оправдал ожидания! Надеюсь будет модуль такого же качества как и вводная!
|
Бескрайняя тьма. Пустота. Галактика до... До зарождения. И я. Часть её. Честь пустоты и бесконечности. Парю в безвременье. Нет звуков, нет красок, нет ничего, только абсолютное спокойствие; и я - часть его, плоть от плоти, кровь от крови.
Но вот, по прошествии эонов и эонов времени, вдали зарождается искра. Искра, разрастающаяся в великом пламени, изменяющем мою уютную вселенную. Она достигает меня ударяя, поджигая и даруя жизнь.
Это больно. Жизнь - это боль. Лишь смерть дает спокойствие. Я беззвучно кричу, купаясь в ослепительном океане боли, который выталкивает меня из небытия в жестокий мир. Жестокий и прекрасный. Многогранный. Совершенное творение. Он распахнул приветственные объятия, и в каждой руке - по нокауту. Родовая травма. Два слова, смысл которых невозможно понять, но можно почувствовать. Теперь я знаю, что это такое. Или не знаю? Просто помню. Может быть. Каково это - быть вырванным из уюта своей вселенной в жестокий мир?
Вспышка бьет по глазам. Теперь они у меня есть. Так же, как и ноги, босыми подошвами которых я чувствую прохладу каменных плит пола. Руки, инструменты разума. Тело, хрупкая оболочка духа.
Все это мое. Это я. Рожден.
Кто я? Где я? Прохлада воздуха, овевающего сухую кожу моего тела, меня.
Огляделся вокруг. Люди. Такие же, как я, и одновременно другие. Такие похожие и такие другие.
Словно бездна в моем сознании там, где когда-то было величественное строение. Провал. Сосущая пустота, куда падают кирпичики определений. Блоки существительных. Пол. Потолок, руки, люди. Знаю что это. Как вспышка калейдоскопа - и ответ. Сколько еще таких кирпичоков надо, чтобы заполнить зияющую пустоту?
Но это не все - есть и густая, осязаемая тьма в сознании, упруго отталкивающая мои робкие попытки вспомнить. Граница сокрытого. Край неизведанного. Кто я?
Барьер из ничего, пустота пергамента, с которого соскоблили текст, чтобы использовать еще раз. Пустота меня.
Молчу. Сказать нечего.
Женщина. От нее исходит почти осязаемая аура силы, власти. Животное у её ног - символ покорившейся силы. Решает судьбу. Меня, тех, кто рядом. Решает так, чот от её слов зависит моя жизнь. Что есть жизнь? Короткая вспышка бытия после бесконечности небытия? Ничто.
Наверное, я был кем-то. Там. В жизни до... Хорошим, плохим, ярким, тусклым. Человеком или подонком. Созидающим или разрушающим. Тварью дрожащей, или право имеющим? Не знаю.
А она знает. И решает. Каково это - держать в своих руках хрупкие ниточки судеб людей? Решать, жить им или нет. Это немалая ноша.
Богу - богово... - всплывает в голове, когда моя правая рука сама по себе, поднявшись, сжимает крестик на груди. Крест. Символ, который я ношу. Который носил другой "я" в другой жизни. Но тем не менее, мне становится легче.
-
Неплохо так
-
+1 По душе. Есть что-то.
-
Забавно так.
|
-
Красиво. Молодец мужик.
-
Философия достоинства.
-
Had I not known
that I was dead
already
I would have mourned
the loss of my life.
Ōta Dōkan
-
Холоднокровный убийцарожей.
-
+1
Воин действует. А глупец протестует. (c) Сократ
-
Степным - добро.
-
Якудза
-
Йошимо
-
Здорово. Просто вот - здорово.
-
Красиво.
-
Тернист путь самурая. Но почетен.
-
Самурай ёптыть!=)))
И лепестков сакуры нехватает вместо песка
-
Вчерашний ураган
Поломал столетние деревья
И лишь пустой бамбук легший на землю
Сегодня стоит как ни в чем не бывало...
- Сайгё
-
Такой весь.
*_*
|
|
Удалившись в свою комнату, виконт наконец остался один и понял, что именно этого-то ему и не хватало, именно это и было необходимо, чтобы чуть отдохнуть. Не следует думать, что Чарльз был законченным мизантропом и сторонился людей — конечно, нет: виконт умел и любил проводить время в дружеской компании, но требовалось Чарльзу иногда и побыть в одиночестве, померить шагами комнату с сигаретой в руке, взвесить и осмыслить всё происходящее.
Так вот и ходил, достал из кармана портсигар и спичечницу, открыл портсигар, посмотрел, сколько сигарет осталось: двенадцать штук. Много, да и куда экономить, право слово. Чиркнул с шипением занявшейся пламенем спичкой, закурил, отбросил спичку на пол. Снял куртку, пиджак, осмотрел царапину под мышкой, ещё раз намочил платок бренди, ещё раз обработал рану. Приложился к фляжке, сделал глубокий глоток (знал бы, лучше б кальвадоса сюда взял — но где его в Египте, даже современном, а не древнем, найдёшь, кальвадос?), морщась, затянулся, ещё раз приложился, снова долго затянулся. Присел на кровать, накинул куртку на плечи, упёрся локтём о колено, ладонью о подбородок, стряхнул пепел на пол (в номере нет пепельницы, строгий выговор прислуге). Снова достал серебряную фляжку из кармана, поболтал в воздухе, по звуку пытаясь угадать, сколько бренди осталось. Фляжка в четверть пинты, так что, наверное, половину уже выпил. Если завтра умирать, надо не забыть выпить вторую половину.
Наверное, смерть всё-таки не худший выход. Вечность в этом месте всё-таки куда безнадёжнее, а так — ну умрёшь ты, раб Божий Чарльз, попадёшь — куда? В рай? За какие такие заслуги тебе в рай, за весёлые гулянки с оксфордскими друзьями, за поездку в Остенде в весёлые дома (а официально — осматривать достопримечательности)? Но и в ад как-то не за что: не убил ты никого, Чарльз, не воровал (хотя, если Бог — социалист? Господи, что за чушь, Бог-социалист?), а, ну да, прелюбодейстовал, да. Три раза ровно. Плохо, что я не католик — те-то хоть в чистилище верят. Пустая-то какая жизнь получилась, Господи.
Сигарета догорела. Чарльз бросил её на пол, вслед за спичкой. Надо было ложиться и отдохнуть, хоть сколько-нибудь времени. Виконт снял ботинки, улёгся на кровать, подложив кепку под голову и укрылся курткой. Револьвер в кармане тяжело давил на бок, и Чарльз выложил оружие, положив его рядом с собой. Всё-таки обидно, что, возможно, последнюю ночь приходится проводить в условиях таких спартанских. Вот бы в ванну сейчас.
Чарльз понемногу засыпал, и мысли плавно переходили с дел сегодняшних на прошлое: сначала на чугунную ванну, обтянутую изнутри марлей (как у Марата), затем на путешествие из Бристоля в Касабланку на раскалённом солнцем пароходе, затем почему-то на шестнадцатилетнюю мисс Мактаггард из Хартфорда (лет через пять, может быть, женюсь, машинально повторил про себя Чарльз). Вспоминался Йоркшир, старые стены замка Нэвот, сырые от мха и выпадающей росы, мощные контрфорсы, а под ними сочная трава в фут высотой, которую волнами гонит ветер с моря, тяжёлые средневековые сводчатые арки, обеденная зала с чиппендейловскими стульями вокруг длинного стола и задрапированными бархатом стенами, тьму в которой не в силах разогнать лучи редкого северного солнца из узких готических окон, а холод не в силах побороть большой камин, и согревает камин только небольшое пространство перед ним, застланное персидским ковром, а на ковре стоят два глубоких кресла с мягкими валиками подлокотников, и в одном из кресел сидит грузный седобородый господин, перелистывая альбом своих рисунков и акварелей, граф Карлайлский, отец Чарльза, а в другом, том, что рядом, сидит…
Чарльз резко вскинулся на кровати, разбуженный звуками, доносившимися из коридора. Нет, Чарльз, ты не в замке Нэвот, ты в Египте. Что происходит, кто там, снаружи? Неизвестно, непонятно. Явно не свои. Скользнул взгляд по ботинкам, аккуратно поставленным рядом с кроватью. Нет времени. Виконт схватил револьвер и подошёл к дверному косяку, осторожно выглянув наружу.
|
-
Славненько повеселились.
-
Шикарный получился модуль)
Ты отличный мастер, не просто интересно ведёшь игру, но и задаёшь неповторимое настроение. Очень понравилось то, что игроки стараются. В этом отчасти вижу заслугу мастера. Не каждый может вызвать желание отписаться не просто, а с душой.
Читала всё разом и испытала бурю эмоций. Полный восторг)))
Дальнейших творческих успехов!
-
Да...
Ай да Биг Боос...
Скупая слеза скатилась по небритой щеке.
|
-
... дикари могут убить настоящего англичанина, но им не удастся его запугать.
Деньги — в Нью-Йорке, бордели — в Париже, но идеалы — идеалы только в Лондоне. (c)
=)))
|
|
|
-
Санни-Боб не убьет Драага при встрече...
-
Вот я всё-таки за этот пост Фрискота разок приплюсую.
Красиво получилось. Сказочно красиво. В том смысле «сказочно», что по-мультяшному немного, выспренне, пафосно даже. Я вот вообще выспренность и пафос не особенно люблю, но ведь, как дорого яичко к Христову дню, так и пафос иногда может быть очень к месту. В этой игре он был к месту.
-
Ты расписал этот модуль глубокими живыми красками. Каждый твой персонаж - яркий и незаурядный. Оттенки изумительны. Прочитала и осталась под сильным впечатлением. Вот это настоящая живопись!)
|
Начальник стражи, видя замешательство британцев, снова прикрыл щитом торс и угрожающе поднял тяжелый клинок. Питри, еще раз окинув всех сомневающимся взглядом, обернулся к нему и заговорил на египетском. Но в разговор неожиданно вмешалась Нефер-Нефер-Атон. - Эти люди – гости моего дом. Я ручаюсь, что они не нарушат законов гостеприимства. Питри шепотом перевел фразу остальным. Слова хемет-урт явно смутили начальника стражи. Какое-то время он пребывал в сомнениях. Видно было, что с одной стороны он не доверял британцам, уже единожды победившим его. С другой, открыто противостоять царице он, видимо, тоже не хотел. Наконец он кивнул, коротко выразив согласие с предложением Нефертити. - Пусть будет по твоему слову, о мудрейшая. Я позволю им идти по своей воле. Но клинки и стрелы ушабти будут наготове. - Хорошо, - кивнула царица. - Веди их к фараону. Но помни – если ты обманом увел гостей из моего дома, к тому же использовав имя Эхнатона – мой гнев будет страшен. Маху казался невозмутимым. - Я воин, верный Атону и его воплощению – фараону двух земель. С этими словами, поклонившись, он вышел из залы. Британцы последовали за ним. В этот раз глава стражи хорошо подготовился к встрече с ними. Во дворе стояло не меньше двух десятков глиняных воинов с оружием наготове. Проводив бесстрастными взглядами англичан, прошедших мимо, они двинулись следом, тяжело отбивая шаг по плитам двора. Пройдя сквозь ворота, ученые оказались в еще одном дворе, по размерам не многим меньшем, чем двор с бассейном. Уровнем он был несколько ниже, и от огромных ворот в стене, к удивлению британцев оказавшейся почти пятнадцать футов в поперечнике, начинались широкие ступени. Сам двор был совершенно пустым. Пройдя сквозь него, процессия вышла через главные ворота на широкую дорогу, по бокам которой были высажены ряды пальм. - Вероятно, это и есть «Дорога Великого Жреца», о которой упоминал Панехси, - отметил Питри, в котором вновь проснулся археолог. Когда англичане поравнялись с первыми усадьбами, выстроенными вдоль улицы, Питри словно целиком обратился в зрение, с жадностью впитывая каждый архитектурный элемент, на который падал его взгляд. Что же касалось остальных, то Говард и Грант находили строения Ахет-Атона излишне аскетичными. Не мудрено – ровные стены, одноэтажные конструкции и стргая геометричность очертаний оставляли мало простора для изящества и утонченности. Более того, даже резьба и роспись, если таковые были, находились не снаружи, а внутри построек, оставляя взору прохожих лишь штукатурку, местами потрескавшуюся и облупившуюся. Лоуренса, похоже, куда больше волновали идущие вокруг воины, ни на секунду не оставлявшие англичан без внимания. Он понимал, что по малейшему приказу Маху археологов просто растопчут – и не помогут ни слов, ни револьверы. Чувствовать себя приговоренным, над чьей шеей уже занесен топор, Кингсфорду не нравилось. Мисс Адлер так же не была расположена к созерцанию. Первое, на что она обратила внимание, было солнц. К тому моменту, как они вышли из дворца, оно уже прошло свой путь по горизонту сейчас уверенно клонилось к закату, готовое погрузится в темные воды подземного Нила. Но не это было примечательным: постоянный сумрак, царивший вокруг оказался вполне объясним. Вместо привычного золотого диска в небе парил тонкий обод, какой бывает, когда происходит полное затмение. Тобиас вообще не проявлял интереса к окружающему его, двигаясь словно сомнамбула. Трудно сказать, было ли это следствием охватившего его страха или апатия вызвана непрекращающимся давлением обстоятельств. Так или иначе, этому человеку необходим был отдых – отдых, который он едва ли мог сейчас получить. Англичане и их охрана двигались по центральной улице. Широкая, при этом она была практически безлюдна. Основную чатсь немногочисленного движения составляли ушабти, занятые какими-то рутинными обязанностями – или их имитацией, кто знает. Мумий почти не встречалось. Лишь однажды они увидели женщину, поспешившую скрыться от них в одной из усадеб. наконец, впереди показались более массивные строения, возведенные из белого камня и украшенные развевающимися знаменами. Над улицей, соединяющий два строения был переброшен массивный каменный мост, образовывающий своеобразный портал, как бы разделяющий город пополам. Здесь было уже куда более многолюдно – многочисленные ушабти, словно притягиваемые некой силой двигались куда-то за мост, где высились высокие белые башни. Часто, в сопровождении статуй двигались и мумии – британцам удалось заметить минимум пятерых, выделяющихся дорогой одеждой и манерами власть имущих. Когда они прошли мост, стало очевидным место всеобщего стремления – это была обнесенная белой стеной территория, в центре которой высилась массивная постройка, явно ритуального значения. Судя по всему, туда же вел их Маху. Это мало походило на дворец фараона – во всяком случае, куда больше – на храм. Памятуя о том, что за их плененим стоит Мерир, первосвященник, англичане забеспокоились. Что если Маху действительно обманул царицу? Но сопротивляться сейчас было бесполезно: находясь в плотном кольце охраны, любым своим действием британцы могли спровоцировать нападение. Вместе с мерно шагающим потоком ушабти, конвой англичан вошел во двор храма, пройдя по которому, оказался в более узком, внутреннем дворе. Здесь они остановились, ожидая – хотя не было понятно – чего именно. Солнце уже почти коснулось горизонта. Неожиданно, на террасу здания вышло несколько ушабти, несущих факелы, пламя которых, как и пламя светильников во дворце Нефертити, казалось бледным и неярким. Они разошлись по террасе, образовав освещенный периметр. Затем на террасу вышел жрец в длиннополом белом одеянии и черном парике, спадавшем ниже плеч. Воздев руки, он заговорил, чеканя каждое слово. Прославляем бога по имени его: "Да живет бог Ра-Хорахте, ликующий на небосклоне в имени своем Шу, который есть Атон". Стоящие внизу вторили его словам, хотя хор был немногочисленен – ушабти хранили молчание. Питри тихо перевел сказанное. Жрец (в котором англичане уже узнали Мерира) продолжил: - Да живет он во веки веков, Атон живой и великий, владыка всего, что оберегает диск Солнца, владыка неба и владыка земли, владыка храма Атона в Ахетатоне и слава царя Верхнего и Нижнего Египта, живущего правдою, слава Владыки Обеих Земель Неферхепрура, единственного у Ра, сына Ра, живущего правдою, владыки венцов Эхнатона, - да продлятся дни его жизни! - слава великой царицы, любимой царем, Владычицы Обеих Земель, Нефернефруатон Нефертити, - да живет она, да будет здрава и молода во веки веков! Ты Атон, ты достигаешь пределов. Ты подчиняешь дальние земли сыну, любимому тобою. Ты далек, но лучи твои на земле, ты перед людьми твое движение. Ты заходишь на западном склоне неба - и земля во мраке, наподобие застигнутого смертью. Спят люди в домах, и головы их покрыты, и не видит один глаз другого, и похищено имущество их, скрытое под изголовьем их, - а они не ведают. Лев выходит, из своего логова. Змеи жалят людей во мраке, когда приходит ночь и земля погружается в молчание, ибо создавший все опустился на небосклоне своем. Озаряется земля, когда ты восходишь на небосклоне; ты сияешь, как солнечный диск, ты разгоняешь мрак, щедро посылая лучи свои, и Обе Земли просыпаются, ликуя, и поднимаются на ноги. Ты разбудил их - и они омывают тела свои, и берут одежду свою. Руки их протянуты к тебе, они прославляют тебя, когда ты сияешь надо всею землей, и трудятся они, выполняя свои работы. Скот радуется на лугах своих, деревья и травы зеленеют, птицы вылетают из гнезд своих, и крылья их славят твою душу. Все животные прыгают на ногах своих, все крылатое летает на крыльях своих, все оживают, когда озаришь ты их сиянием своим. Суда плывут на север и на юг, все пути открыты, когда ты сияешь. Рыбы в реке резвятся пред ликом твоим, лучи твои проникают в глубь моря, ты созидаешь жемчужину в раковине, ты сотворяешь семя в мужчине, ты даешь жизнь сыну во чреве матери его О, сколь многочисленно творимое тобою и скрытое от мира людей, бог единственный, нет другого, кроме тебя! Ты был один - и сотворил землю по желанию сердца твоего, землю с людьми, скотом и всеми животными, которые ступают ногами своими внизу и летают на крыльях своих вверху. Ты создал Нил в преисподней и вывел его на землю по желанию своему, чтобы продлить жизнь людей, - подобно тому, как даровал ты им жизнь, сотворив их для себя, о всеобщий Владыка, утомленный трудами своими. Владыка всех земель, восходящий ради них, диск Солнца дневного, великий, почитаемый! Все чужеземные, далекие страны созданы тобою и живут милостью твоею, - ведь это ты даровал небесам их Нил, чтобы падал он наземь, - и вот на горах волны, подобные волнам морским, и они напоят поле каждого в местности его. Как прекрасны предначертания твои, владыка вечности! Города и селения, поля и дороги и Река созерцают тебя, каждое око устремлено к тебе, когда ты, диск дневного Солнца Ты в сердце моем, и нет другого, познавшего тебя, кроме сына твоего Неферхепрура, единственного у Ра, ты даешь сыну своему постигнуть предначертания твои и мощь твою. Вся земля во власти твоей десницы, ибо ты создал людей; ты восходишь - и они живут, ты заходишь - и они умирают. Ты время их жизни, они живут в тебе. До самого захода твоего все глаза обращены к красоте твоей. Останавливаются все работы, когда заходишь ты на западе Ты пробуждаешь всех ради сына твоего, исшедшего из плоти твоей, для царя Верхнего и Нижнего Египта, живущего правдою, Владыки Обеих Земель, Неферхепрура, единственного у Ра, сына Ра, живущего правдой, владыки венцов Эхнатона, великого, - да продлятся дни его! - и ради великой царицы, любимой царем, Владычицы Обеих Земель Нефернефруатон Нефертити, - да живет она, да будет молода она во веки веков! Когда Мерир закончил декламацию, на террасе появился еще один человек. Жрец поклонился ему, так низко, что концы его парика коснулись пола. Вошедший имел странное сложение – издалека он мог сойти за женщину – узкие, худые плечи, широкие бедра, тонкие руки. Но лазурно-золотой парик и сжимаемые в руках хека (16) и нехек (17) не оставляли места сомнениям. Подойдя к краю террасы, Эхнатон приветственно воздел руки. Ушабти, стоявшие во дворе разом опустились ниц, а мумии согнулись в поклоне. Англичане сочли за лучшее последовать их примеру. Когда они подняли головы, фараон стоял скрестив руки на груди. - Верные Атону! – произнес фараон громко. Голос его разительно отличался от голосов мумий – звонкий, наполненный чувством. – Восхваляйте Атона ибо вечность дарована им для своих детей, благоденствие и спокойствие. Ни в чем вы не знаете нужды, ничто не тревожит вас. Славьте Атона, благодетеля и владыку. Славьте Неферхепрура – единственного сына его! Мумии вновь склонились, а с ними – и англичане. Выпрямившись, они обнаружили, что фараон и Мерир оставили террасу. Собравшиеся во дворе стали расходится. Маху и охрана остались неподвижными, ограничив движения англичан плотным кольцом. Когда двор совсем опустел, они двинулись вперед, к зданию храма. Внутрь вошли только Маху и англичане – ве ушабти городской стражи остались снаружи. Впрочем, это дало мало надежды – за воротами их встретил новый конвой, хоть и более малочисленный, но лучше вооруженный. Пройдя здание храма насквозь, англичане оказались в еще одном дворе – узком и вытянутом, шириной не более двадцати футов, но длиной почти в пятнадцать ярдов. Дальний конец двора оканчивался небольшим зданием. Там они увидели Мерира, с не меньшим интересом разглядывающего их. - Так это и есть те пришельцы, о которых ты рассказывал, маху?- спросил он начальника стражи. Когда Питри перевел фразу, жрец удостоил его коротким взглядом, котором явно сквозила недоброжелательность. - Да, первосвященник, - кивнул Маху, - они знают наш язык и владеют мощным колдовством. Они способны вызывать громы и пускать молнии со своих рук. - Это я уже слышал, - Мерир снова покосился на Питри, старательно переводившего сказанное. – Что он делает? Может он произносит какое-то свое заклятие? - Этого я не знаю, - ответил начальник стражи, - скорее всего он переводит для остальных, поскольку не все знают наш язык. Во всяком случае, я видел как говорит только он и женщина. - Хорошо, - кивнул Мерир, - Фараон возносит жертву Атону, нужно подождать. Ожидание продлилось недолго, но в это время ни Мерир, ни Маху никак не реагировали на попытки англичан затеять разговор. Наконец, двери малого святилища раскрылись, и фараон предстал перед пришельцами во всем своем царственном величии. Он был по пояс обнажен, но шею украшал массивный ускх, украшенный золотом и драгоценностями. Кожа его казалась натертой маслом и видно было, как под кожей играют мышцы. Лицо фараона, странным образом вытянутое, казалось несколько чужеродным – крупные, широко посаженные глаза, пухлые, почти женские губы, узкие скулы и неестественно высокий лоб. Но все это сейчас не казалось англичанам таким уж важным. Прежде всего – фараон очевидно не был мумией. Он не носил маски, лицо его казалось вполне живым, грудь вздымалась при вдохах. Сомнений быть не могло – Эхнатон был таким же живым, как и участники экспедиции. Маху и Мерир встретили царя поклонами. Фараон осмотрел стоящих перед ним – спокойно, с легкой, умиротворенной улыбкой на лице, а затем произнес: - Странных гостей я встречаю в своем доме. Кто вы такие и что привело вас в Ахет-Атон, вечный горизонт Атона?
|
|
- Увы, мистер Грант, об этом мне известно не более, чем вам, - пожал плечами Питри. Сборы не заняли много времени. Когда все были готовы идти, Питри подошел к ушабти и произнес короткую египетскую фразу. . Женщина-статуя коротко кивнула, затем развернулась и направилась к выходу из ущелья. первым за ней последовал Тобиас. Остальным некоторое время было трудно решится, словно этот шаг навсегда отрезал их от старой, привычной жизни. Спустя несколько бесконечно долгих секунд за Эсэком последовали мисс Адлер и Лоуренс. Питри, виконт и Грант застыли, каждый обдумывая собственные перспективы. Наконец, двинулся с места сэр Флиндерс, явно смущенный и напуганный. Говард хотел было что-то сказать, но затем, видимо решив, что слова его – сколь бы взвешенными и мудрыми не оказались – все равно пропадут втуне, обратился к журналисту. - Вы идете, мистер Грант? Я советовал бы вам держать вашу камеру наготове. Подозреваю, вам удастся сделать несколько весьма оригинальных снимков – если конечно, фотопленка может запечатлеть изображения, сделанные в загробном мире. Если это и была шутка, то вышла она невеселой. Виконт сохраняя достоинство, двинулся за удаляющейся группой. Он старался проявлять как можно меньше поспешности, хотя явно пытался нагнать остальных, двигавшихся довольно скорым шагом. Грант тоскливо оглянулся назад, в темный зев пещеры, затем машинально достал из кармана портсигар, с сожалением взглянул на него, затем снова спрятал и, устроив на плече штатив, последовал за остальными. Ушабти в скором времени свернула с основного ущелья, поднявшись по отлогому склону по небольшой, едва заметной в темноте тропе. Оказавшись на плоскогорье, ведомая странной египтянкой группа двинулась на северо-запад, следуя каким-то тайным маршрутом, петлявшим по каменистой поверхности плато. Сонливость и усталость постепенно брали свое. Теперь, когда явная опасность не угрожала ученым, они ощущали колоссальный груз утомления, подкрепленного сильным нервным стрессом, который им довелось испытать. Веки отяжелели, и требовалось немало усилий, чтобы держать глаза открытыми. Неровная скальная поверхность, изобилующая трещинами и углублениями, засыпанная песком и обломками камня, была не лучшей основой для пешей прогулки. Ноги, которые уже словно свинцом налились, поднимать было с каждым разом все тяжелее. - Интересно, куда эта скульптура нас ведет? – проворчал Грант, которому под весом камеры приходилось особенно тяжело. - Если я верно ориентируюсь, то мы движемся к северной окраине Ахет-Атона, - ответил Питри, обрадованный возможности заговорить, дабы отвлечься от гнетущего утомления пути, - я не знаю, как далеко простирался старый город, но современная нам Амарна осталась южнее. Пройдя не меньше пяти миль, археологи оказались у края плато, в месте, где суровая Аравийская пустыня уступала место гостеприимной долине Нила. Спуск, так же как и подъем, предстояло провести по узкой извилистой тропке, проложенной между осыпающихся наслоений песчаника, предательски крошащихся под ногами. Ушабти уверенно ступила на тропу, хотя весить, очевидно, должна была куда больше, чем любой из британцев, для которых эта манера спуска казалась крайне ненадежной. Они собрались у начала тропки, опасливо поглядывая вниз. - Не стоить так боятся, джентльмены, - ободряюще произнес Лоуренс, - спуск довольно пологий, и если не пытаться преодолеть его слишком быстро, даже падение не причинит вам особого вреда. Мне доводилось… - Посмотрите… - совершенно бесцеремонно прервала его мисс Адлер, заворожено глядя куда-то вперед, - Что это? Остальные ученые проследили за ее взглядом. Слишком сконцентрированные на спуске, пристально глядящие себе под ноги, они не обратили внимания на пейзаж, открывшийся перед ними. Внизу раскинулся огромный город. Он тянулся вдоль нильского берега, приземистый и низкорослый, но выделяющийся яркой белизной на фоне черной земли и темной синевы речных вод. Прямо впереди взору британцев открывался ряд высоких колонн, редкой цепью идущих вдоль границы города. Немного поодаль, почти у самого берега, расположилась довольно крупная постройка, невысокая, но занимающая обширную площадь. От нее вдоль берега протянулся длинный ряд небольших зданий, видимо, выстроенных вдоль широкой улицы, южный край которой скрывался в темноте. В этом месте прибрежная полоса была довольно узкой, потому от места спуска до границы города британцев отделяло не более мили, а возможно и меньше. Ушабти, к тому времени уже завершила спуск и ожидала ученых внизу. Когда они спустились, их молчаливая проводница направилась к тому самому крупному зданию, которое сразу привлекло их внимание. Достигнув пограничных колонн, ушабти остановилась, словно в ожидании чего-то. Питри сделал несколько шагов вперед, поравнявшись с ней и зажег фонарь, который погасил еще на плато, сберегая керосин. Луч фонаря осветил участок стеллы, возвышавшейся над землей на добрую сотню футов. Вся поверхность ее была покрыта рисунками и иероглифами, хотя состояние ее оставляло желать лучшего – многие участки были сильно повреждены и трудно было сказать – естественными ли были эти повреждения, или же делом рук человеческих. Прежде чем ученый смог как-то прокомментировать свои наблюдения, ушабти двинулась вперед, пройдя невидимую границу, обозначенную рядом колонн. Археологи двинулись следом. Постепенно, стало светать. Хотя по внутренним ощущениям людей солнце должно было уже показаться из-за горизонта, ночь в этом удивительном месте только начинала переходить в предрассветные сумерки. Здание, к которому вела путешественников ушабти, было воистину колоссальным: с севера на юг оно протянулось не меньше чем на полторы сотни ярдов. Единственными декоративными элементами стены были небольшие прямоугольные окна, заостряющиеся сверху. Египтянка свернула немного севернее, явно направляясь к небольшим воротам, установленным между двумя разными корпусами здания. После короткого, но требовательного стука, створка ворот приоткрылась и британцы проследовали за своей проводницей внутрь загадочного строения. За воротами оказался еще один ушабти – на этот раз вооруженный копешем (14) и щитом мужчина. Впустив археологов, он закрыл ворота, задвинув массивный засов, выглядевший выточенным из камня. За воротами начинался неширокий, достаточно длинный проход, без потолка, длиной почти в тридцать ярдов, а шириной - в четыре. Где-то в его середине, справа обнаружилась дверь, в которую проводница так же постучала. За ней оказалось уже закрытое помещение с высоким плоским потолком, поддерживаемым множеством колонн, но с достаточно большим числом крупных отверстий. Вход охраняло еще двое воинов-ушабти, никак не прореагировавших на появление англичан. Впрочем, и сами англичане не спешили обращать на големов внимание. Зала, в которую они вошли, оказалась гигантским садом – между многочисленных колонн росли карликовые пальмы и более мелкие растения, многие из которых цвели. При этом, цвет листьев и коры их был неестественно темного цвета, словно болотная тина или ил, поднятый с самого дна реки. Эта зелень фактически переходила в черноту, и даже крупные цветы не обладали своей природной яркостью, являя собой лишь поблекшую копию тех бутонов, которые путешественникам доводилось видеть раньше. Зала была погружена в липкую, словно смола, тишину, нарушаемую лишь мерной поступью египтянки и усталыми шагами ученых. Из-за стен так же не доносилось ни звука, словно все здание замерло, тревожно наблюдая за пришельцами – людьми чуждыми ему до последней, мельчайшей частички. Ушабти провела археологов вдоль стены, которая начиналась сразу слева от входа, в которой обнаружилась еще одна дверь, так же запертая и охраняемая. Безмолвный и неподвижный страж, застывший рядом с ней, казался частью интерьера, скульптурой, для чего-то облаченной в одежду. Англичане прошли через еще одну залу, на этот раз меньшего размера и почти лишенную растительности. В боковых стенах ее они увидели несколько дверей, по пять с каждой стороны, между которыми на бронзовых крюках висели масляные светильники. Это был первый источник света, который удалось увидеть англичанам. Несмотря на характерный запах сгоревшего растительного масла, языки пламени, которые поднимались над светильниками, казались тонкими и бледными. пройдя эту залу насквозь, гости оказались в узком коридоре, пройдя по которому около двух десятков ярдов с несколькими поворотами, они оказались в сравнительно небольшом вытянутом помещении, чуть более двадцати ярдов в длину и пяти – в ширину, потолок которого поддерживался двумя рядами тонких колонн, по шесть в каждом. на центральных крепились крупные светильники, дававшие достаточно света. Стены комнаты украшала яркая, красочная роспись, в которой преобладали живые, естественные цвета и растительные мотивы В центре комнаты, на небольшом возвышении стояло невысокое деревянное кресло, без спинки, в котором сидела женщина, стройная и неподвижная. Голова ее была украшена высокой цилиндрической короной, расширявшейся к вершине, бирюзового цвета, украшенную тончайшей золотой ковкой. Лицо неизвестной было неподвижным, но взгляд казался благожелательным, а губы были тронуты легкой улыбкой. Кожа, по всей видимости, была покрыта какими-то косметическими мазями, отчего казалась гладкой и блестящей, словно отполированное дерево. Большие миндалевидные глаза были контурно обведены тонкими угольно-черными линиями, длинными стрелами уходящими к вискам. Тонкая шея подчеркивала царственную посадку головы, а многочисленные слои тонкой, полупрозрачной ткани делали фигуру женщины словно сотканной из дыма. Руки, лежащие на подлокотниках кресла, были спрятаны в тонкую ткань перчаток. Ушабти, шедшая впереди, остановилась в нескольких шагах от возвышения и каким-то немыслимым единым движением опустилась ниц, вытянув вперед сложенные в ладонях руки. Сидящая на троне женщина сделал едва заметный жест рукой, и произнесла длинную фразу на египетском. Когда она заговорила, стало понятно, что прекрасное лицо – лишь искусно сделанная маска – во время речи оно оставалось совершенно неподвижным. Питри шепотом перевел: -Это Нефер-Нефер-Атон, жена фараона Эхнатона, правителя Верхнего и Нижнего Египта. Она приветствует нас и приглашает быть ее гостями. Так же она рада, что мы смогли добраться до ее дворца, поскольку мы были в опасности и слуги фараона могли убить нас. Затем он коротко поклонился и, ненадолго задумавшись, произнес несколько фраз, из которых не владеющая египетским часть археологов не смогла понять ни слова. Царица, какое-то время молча взирала на британцев, словно сказанное Питри чем-то удивило ее. - Чужаки, - наконец произнесла она. Это слово поняли даже не знавшие языка, поскольку уже неоднократно слышали его от Маху. Но в словах царицы не было угрозы – во всяком случае, маска ее осталась такой же доброжелательной. Затем она заговорила снова, в этот раз медленно, видимо, почувствовав, что ее родной язык мало знаком англичанам. Ирэн и Питри, похоже, прекрасно понимали ее, а Тобиас улавливал основной смысл. Питри старался переводить, и царица, видимо, поняв это, делала большие паузы между репликами.
-
Получаю ни с чем не сравнимое удовольствие, вкушая каждый мастерский пост))) В них всё: интрига, продуманность, антураж, исторические факты, просто красивые и интересные детали)))
Одним словом, вкусно!)
|
-
Прекрасно)
Один из лучших постов в игре!)
-
Ты мне давал возможность наблюдать за Джимми, за что тебе огромное спасибо))
Но Бунн для меня был просто персонажем. Вплоть до этого поста. После... он ожил, стал настоящим. Буквально руку протяни и коснешься его небритой щеки)
|
|
-
Greenpeace: 
|
|
Не правильно... С самого начала. Все пошло на перекосяк с того злополучного дня когда он согласился на эту "экспедицию"... Грегор, сукин сын, в тот день был особенно убедителен, да и выпитое дало о себе знать... И делов то - проехать пару сотен километров на восток в обнимку с парочкой двадцатитонных контэйнеров. Да с машиной сопровождения, да в теплой кабине! Стиву отводилась роль механика - не волноваться по поводу "ходячих", приглядывать за грузовичком да предвкушать знакомство с парой обещанных ему "игрушек". Одним словом, дело верное. Грегор показывает хорошо сохранившийся тягач фирмы Man, наполняет стакан еще раз, улыбается как можно шире:" Ты главное за грузовиком следи Стиви, остальное мы уж сделаем, будь спокоен. Ребята у нас надежные, маршрут проверенный, не первый раз возим! Ну парочка ходячих будет, не без этого, но, право слово, б этом даже и упомянать не стоит!" Согласился. А потом...
Потом выяснилось что старина Грегор не упомянул слишком многое... Через пару дней стало очевидно что добраться до места назначения, какого то далекого городка с непроизносимым названием, будет совсем не просто: "ходячих" здесь было не в пример больше чем дома, то ли плотность населения была больше, то ли влекло трупаков сюда что то... Пробирались с боем, с кровью, с потом... Машине сопровождение доставалось особенно сильно - у них приваренной к кабине решетки не было. На пятый день потеряли Эдварда. На седьмой был ранен Роберт. Парни расчищали дорогу от завала из сухих деревьев и не увидели защедшего сзади мертвеца. Добили и бросили - он был обречен. Небольшая поломка, примерно через день - запчасти были под рукой, не проблема. Через пару километров - ходячие совсем осатанели, пришлось трудно, хорошо еще стрелять не разучился.
Наконец три дня назад господь, и так не слишком миловавший их по дороге, похоже совсем отвернулся от них. На рассвете третьего дня караван был атакован неизвестными. Били, гады, наверника, в переговоры не вступали. Стиву повезло, его не заметили, по крайней мере не сразу. Дождавшись момента, когда бандиты велезли из своих укрытий и направились осмотреть свою добычу, он прихватив свои вещи выпрыгнул из кабины и со всех ног припустил к обочине, моля бога о том, что бы он достиг деревьев быстрее чем его настигнет пуля. Пушенные во множестве, они злобно шипели проносясь мимо него, но не одна не достигла своей цели, молитва подействовала.
Погони, со стороны бандитов не было - похоже тем с лихвой хватило захваченного, а вот партнеры Стива по "экспедиции" еще долго висели у него на хвосте. Отстали или нашли себя другую жертву лишь спустя сутки.
Устал Стив смертельно. Проведя последние пару дней в бегах он ни разу не сомкнул глаза и толком не ел. Да еще и ходячие... При чем какие то другие, злее что ли, выглядят по другому. В прочем здесь все выглядело по другому, не по нашему как то сделаное...
Единственная удача - человек, которого Стив заметил с полчаса назад. Живой, вроде местный, по крайней мере в окружающем его пейзаже кажется ориентируется. Тот похоже пребывал в хорошем настроении, особо не таясь лежал и любовался небом, лишь готовящийся дождь заставил того подняться и укрыться в полуразрушенном здании. Решив что другого шанса ему уже не представится, Стив отправился за ним слабо представляя что ему сказажет.
Он нашел его пятнадцать спустя - тот устроился возле костра на пустом ящике. Занимался чем то своим. Увидев Стива замер, напрягся. М-да, картина маслом, похоже ружье стоило убрать. Оно скорее всего и смутило незнакомца.
- Blia, - сказал незнакомец, - Hyli thabil thethi?" Смотрит твердо, но на лице улыбка. Какого черта это обозначает? Угрожает? Как то не особо похоже... Время уходило.
"Извините, я не хотел мешать, - проглотив подступивший к горлу ком сказал Стив, - я, ээээ, потерялся. Не отсюда. Приехал на грузовике (незнакомец понимает вообще о чем я?) Нас атаковали. Остальных убили. Я убежал. Не ел два дня, - он выдавил из себя на последок улыбку".
Продолжая улыбаться, надеясь показать свои намеренья, он убрал ружье за спину. Рискованно, но незнакомец должен понять, что его не убивать пришли.
|
Я Джо Бутрит, ты залез не в тот домик, охотник....
Сердце Эдварда едва не остановилось после этих слов на совсем. Лишь когда в глазах начали плыть круги, коварный комок снова вернулся к своим обязанностям. Злости, что раньше придавала сил, теперь поубавилось, да и злиться оставалось разве что на себя...
"Ошибочка вышла, - прохрипел, насколько позволял воющий от боли живот, Эдвард".
Почему то, после этой, абсолютно глупой и неуместной фразы, Годфрии стало легче. Смиреннее, что ли... Казалось, что всю жизнь его подвешивали на цепи и тыкали ножом разные ублюдки, вроде этого Джо, и каждый раз он цеплялся за нее, буквально хватал ее за горло, подобно цепному псу, рвал на куски всякого кто хотел оспорить его право на существование... А что в итоге? Он снова на цепи... И теперь, из нее похоже не вырваться.
" Карма, мать ее, - думал он, - никогда бы не подумал, что окончу свои дни в желудке у каннибала... Хотя думаю, десятки ублюдков с того света, с удовольствием поглядят на подобную трапезу".
Разумеется, от смирения боль утихать и не собиралась. Она продолжала жадно вгрызаться в каждое нервное окончание на теле Эдварда, принося ему немалые страдания, но с каждой каплей крови, что вытекала из ран на животе, он был от нее все дальше и дальше. "Нужно, тянуть время, - решил он, - еще чуть-чуть и ублюдку на обед останется лишь мертвечина. Может еще успею отравить жизнь хоть кому то".
"Слышь, краснозадый, - обратился он к стоящему перед ним Джо, - мой тебе совет - в следующий раз, ешь мясо, а не говно, а то воняет от тебя будь здоров. И не пытайся от меня добиться добавки, я час назад в лесу сходил".
|
23.10.1935, 7:54
Шанхай, Международный сеттльмент,
Сингапур-роад, дом Чао ТаяДжейн Морган и Чао Тай были необычной парой. Всё у них было не как у людей. Начать хотя бы с того, что Чао Тай был китайцем, а Джейн Морган англичанкой. Смешанных браков в космополитичном Шанхае, конечно, хватает, но в основном иностранцы предпочитают заводить себе китаянок, а вот чтобы наоборот – это редко. Тому много причин – и то, что в Шанхай из Европы и Америки приезжает больше мужчин, чем женщин, и то, что шанхайлэндеры обычно куда богаче местных, ну и бремя белого человека и пренебрежительное отношение к китайцам тоже, конечно. Вторым необычным обстоятельством было то, что Джейн Морган была старше Чао Тая: ненамного, около года всего лишь, ерунда, казалось бы – ерунда-то ерунда, но не здесь, в Китае, где к подобным вещам относятся как к нарушению естественного порядка вещей, может быть, неопасному и безвредному, но всё же странному и противному извращению, чему-то вроде гомосексуализма. Но и этого мало: Джейн Морган не только была старше Чао Тая, но и зарабатывала больше его, пусть и тоже ненамного, но и этого достаточно, чтобы уязвить мужское самолюбие, а уж тем более – у китайца, выросшего в глубоко иерархичном обществе, где подобный факт мгновенно ставит тебя на одну ступеньку ниже той, по отношению к кому ты должен стоять на пять и десять ступенек выше, кого тебе необходимо оберегать и о ком заботиться, но также и кем управлять и кому приказывать, если необходимо. Ещё одной странностью было то, что Чао Тай был популярным в Шанхае актёром пекинской оперы, а Джейн Морган – бизнес-леди, управляющей собственной школой английского. Всё должно было быть наоборот, это англичанин-бизнесмен должен заводить себе любовницу актрису-китаянку младше себя хотя бы на год, и вот была бы Джейн Морган мужчиной, а Чао Тай – женщиной, как бы хорошо, понятно и красиво всё складывалось, а так – чёрт-те что. Самым же странным во всей этой истории было то, что подобные неестественные и, казалось бы, неустойчивые отношения продолжались уже 11 лет, но и продолжались-то – как: без детей, без брака, без совместной жизни даже, каждый в своём доме, Джейн в особнячке во Французской концессии, Чао Тай в домике на Сингапур-роад, у самой границы Сеттльмента. В 1924-м году такие отношения были естественными и, наверное, единственно возможными для выросшей в пуританской Англии девушки, только-только закончившей колледж и приехавшей в раздираемую гражданской войной страну учить туземцев языку белых людей. В 1929-м уже могло показаться, что это затягивается и пора бы если не пожениться, то хотя бы кому-то собрать вещи и попробовать пожить вместе, например, хотя бы в том домике, в котором Джейн только-только организовала свою школу и устроила себе квартиру наверху. В 1935-м это стало ещё одной странностью этой во всех отношениях удивительной пары, вызванной то ли боязнью что-то менять в жизни, то ли опасениями устать друг от друга, а то ли нежеланием расставаться с молодостью и сопутствующей ей свободой. А ведь молодость проходит: четыре года назад Чао Тай начал носить очки – они ему идут, конечно, придают интеллигентности, но всё же, он уже далеко не тот двадцатиоднолетний паренёк, поющий что-то высоким пронзительным голосом в гриме и пёстром платье перед входом в сад Юйюань в Китайском городе (в театры его ещё не пускали). Нет, тело осталось подтянутым, жилистым, выносливым: актёру амплуа ушэн, играющему в основном воинов и героев, нужно выделывать на сцене акробатические трюки, но тут другое – и черты лица, и серьёзность взрослого мужчины, и дорогой костюм, и партийный билет Гоминьдана, и очки. Но Чао Тай-то что, он и в сорок лет ещё будет считаться молодым, и в пятьдесят будет таким же крепким и сильным, а вот Джейн уже тридцать три, и пока ещё кожа гладка и упруга, но уже скоро появятся морщинки вокруг глаз и на лбу, как ни разглаживай, а первые седые волоски уже начали пробиваться в тёмных густых волосах – так рано, ужас, кошмар. А ещё у Джейн нет детей и, надо думать, и не появятся – если только вне брака, ну что же, ещё одной странностью больше, но и об этом пока ещё даже не заговаривали, а часики-то тикают. Сегодня Джейн ночевала у Чао Тая, первый раз за несколько дней: сначала Чао Тай уехал на пару дней с труппой в Нинбо на маленькие гастроли, вернулся только двадцатого, а дальше всё дела какие-то мелкие и сиюминутные, там репетиции, здесь занятия, ещё к стоматологу и дверь починить, ещё вечер в ресторане с труппой, никак пропускать нельзя, ещё выяснить, что сталось с мистером Ларкином, преподавателем – пропал без следа, оказалось, сломал ногу, позвонить не счёл нужным, ещё разобраться со старым родительским домом в Китайском городе – завелись крысы, соседи ругаются, ещё подменить мистера Ларкина, ещё раз подменить мистера Ларкина, попросить мисс Хендерсон подменить мистера Ларкина, ещё подписать новый контракт на гастроли в Японии в следующем году, ещё составить новые договоры на обучение, постричься и кошку к ветеринару, and thence homeward, then dined and so to bed, как писал Пипс. Но вот вчера – выкроили вечер, Чао Тай позвонил, оказалось, у обоих свободное время, через полчаса посигналил с улицы, вышла, поехали в кинотеатр «Нанкин» на Эдуарда VII , посмотрели фильм «39 ступеней» какого-то Хичкока ( ссылка), потом в ресторан, поужинали наконец вместе, и уж разъезжаться по домам теперь было бы совсем глупо. Сегодня их разбудил звонок телефона: Чао Таю постоянно кто-то звонил, всё работа да знакомые какие-то, половину из которых Джейн и в лицо не видела, мало ли у актёров знакомых, у них работа такая, вот и телефон он держал в спальне, на тумбочке рядом с кроватью, удобно. Только сейчас что-то совсем уж рано позвонили, вообще совести нет.
-
и вот была бы Джейн Морган мужчиной, а Чао Тай – женщиной, как бы хорошо, понятно и красиво всё складывалось, а так – чёрт-те что.
Шикарный пост, все-таки.
Уже третий раз его перечитывая, и а тут и плюсомет перезарядился.
-
Что-то готовился к интервью, разогревался, и вдруг захотелось так смачно плюс влепить, как раз давно не лепил тебе их что-то. А все конспирология проклятая. Может ну её уже? Впрочем...
...И вот сел я тогда перечитывать самые-самые корни веток всяких Шанхайских. Историй, хех.
С заботой везде написано, с любовью. Прям со старта. И все же эта, наверно, самая душевная. Ну и про детектива частного еще. Хотя эта все равно душевней. Талант же.
-
Круто, да.
-
Вах! Так увлёк постом, что я свою станцию метро проехала)
+1 =)
Очень здорово!
-
... какого-то Хичкока )
|